Правила жизни Сигурни Уивер
Я благодарна Чужому. Этот ублюдок дал мне все.
Я вообще не хотела сниматься в «Чужом». Я хотела Шекспира, Вуди Аллена, Майка Николса. Но мне дали эту роль. Что ж, подумала я в тот момент, тогда я покажу им Генри Пятого на Марсе. И показала. Но мне до сих пор кажется, что это мало кто заметил.
Будучи настоящей англичанкой, моя мать никогда не оставляла надежды, что в меня влюбится принц Чарльз.
Шоу-бизнес склонен разделять женщин на недоступных Снежных королев и б***й. Именно поэтому в моей жизни было так много моментов, когда мне хотелось быть б***ю.
Когда-то я была блондинкой. Это было довольно давно, и быть блондинкой в те времена ничего не значило. И главное, мне казалось тогда, что блондинки просто более дружелюбны. Сейчас я ни за что не стану блондинкой. Не потому, что в обществе сложился какой-то стереотип. Просто я перестала считать их дружелюбными.
Менее всего Голливуд хочет, чтобы ты менялась. Он всегда хочет, чтобы в новом фильме ты была в точности такая же, как в прошлом. Пока Голливуд не отработает тебя до конца, он будет предлагать тебе одно и то же снова и снова. А когда ты уйдешь с экрана, он просто начнет искать тебе замену.
Все продюсеры низкие и толстые, а я высокая и худая. Так что я довольно сильно отличаюсь от рядовой сексуальной фантазии рядового продюсера. Актеры и режиссеры тоже в массе очень невысокие. Поэтому очень часто, когда я вхожу в комнату, все начинают таращиться на меня, как на какой-то экспонат. На самом деле, они просто не знают, как общаться с женщиной, которая выше их на две головы. В конечном счете, работать приходится с парнями типа Ридли Скотта и Джеймса Камерона. Они тоже невысокие, но им плевать на такие условности.
Шоу-бизнес устроен таким образом, что вам всегда приходится как бы извиняться за свой возраст. Каждый раз, когда вы отмечаете очередное прожитое десятилетие, вас спрашивают: ну что, не страшно в эти ваши сорок, пятьдесят или шестьдесят. Но мне это никогда не казалось страшным. Не страшно прожить очередной десяток лет. Страшно проснуться однажды и осознать, что впереди не осталось больше ни одного десятка.
Я счастлива, что не интересую журналы, пишущие о знаменитостях. Их интересуют молодые актеры, чья жизнь изобилует событиями: поправился на пару фунтов, похудел на пару фунтов, замечен на курорте с этим, замечена в бассейне с тем. Каждый день они приносят сенсации. А про меня писать скучно: я всегда в форме и замужем за одним и тем же человеком уже много-много лет.
Мне не нравится внимание, которое уделяется кинозвездам. Ведь в конечном счете все попытки исследовать их жизнь приходят к тому, что звезды ничем не отличаются от простых людей — завтракают и срут.
От того, кто восстал из мертвых, не стоит ожидать, что он будет придерживаться той же системы ценностей, что и живые.
Меня трудно испугать. Меня мало пугают чудовища. Самыми страшными мне кажутся те чудовища, которых производит пластическая хирургия — жуткие человеческие конструкторы: лицо тридцатилетней и шестидесятипятилетнее тело.
Меня раздражает, когда кто-то называет Чужого монстром. Мне больше нравится слово «создание».
Одним из самых страшных оскорблений для меня был тот факт, что в фильме «Чужой против хищника» хищник — эта примитивная мразь — легко победил Чужого. Я помню, это произвело на меня страшное впечатление. Я досмотрела фильм до конца, а потом долго стояла под душем, потому что никак не могла избавиться от ощущения, что меня выкупали в дерьме.
Блаженны те, кто полагает, что если на землю когда-нибудь спустится космический корабль и оттуда выйдут существа с одной головой, двумя руками и двумя ногами, то они обязательно окажутся нашими братьями.
Я все еще могу надрать задницу чужим. Но иногда мне почему-то хочется быть одним из них.
Во всех великих историях есть великие женские роли.