Правила жизни Кристофера Дойла

Раз у вас больше нет Тарковского, кто-то должен приехать в Россию и заполнить этот пробел.

Я не думал, что доживу до 69 лет. В 12 лет я думал, что умру к двадцати. Это общее место, но сейчас я чувствую себя моложе, чем когда бы то ни было.

В три года папа бросил меня в воду (он был чертовски пьян), и я научился плавать. Возможно, это поддельные воспоминания, но мне кажется, так мы и учимся всему самому главному.

В австралийском пригороде, где я вырос, нельзя было встретить ни китайца, ни чернокожего, ни коренного, хотя они были первыми в истории, кто оказался в Австралии. И вся моя следующая жизнь — попытка открыть этот занавес, который висел передо мной в детстве.

Хотите воспитать себя наблюдательными и внимательными — часто оставайтесь наедине с собой.

Иметь потребность творить — настоящая привилегия. А иметь возможность наблюдать — настоящее удовольствие.

Меня сформировали книги. А что еще делать? Утром ты идешь на пляж и катаешься на серфе, днем волны уходят, и не остается ничего, кроме как читать дома.

Если говорить метафорами, то в обывательской жизни перед тобой серая стена, над тобой — серое небо, и все, что тебе остается, — раскрасить все в нужные тебе цвета. Думаю, так все люди справляются с обычным и банальным.

Секрет интимности фильмов, которые мы сняли с Вонгом Карваем, — в этом читательском опыте остаться наедине с писателем. Чтение нужно затем, чтобы попасть в неизвестное место, придуманное другим человеком, и воспринять его перспективу как свою собственную.

В Китай я приехал совершенно случайно и остался: из-за языка. Китайский язык — один из нескольких, которые я хотел выучить, а нет ничего проще, чем приехать в другую страну и начать говорить с другими. Я тусовался с художниками в 1990-е и, незаметно для себя, так тут и остался. Мы были оптимистичны, мотивированы, занимались театром и музыкой и по-настоящему хотели изменить мир. У многих это по-настоящему получилось.

Теперь я настолько китаец, что мне сложно воспринимать западный пейзаж.

В какой-то момент у меня появилось китайское имя. Оно значит «как ветер». Я был влюблен в женщину-поэтессу, и она дала мне это имя.

Я никогда не учился в киношколе, а смотрел фильмы. А оператором стал, просто взяв в руки камеру в 29 лет в Тайване, — и понял, что то, что я вижу своими глазами, в камере выглядит совсем иначе. И это пленит.

Все, что случилось со мной в жизни, — от наркотиков и женщин до путешествий по миру — готовило меня ко встрече с камерой. Я всегда любил двигаться и наблюдать — а это и есть моя работа.

В жизни до оператора я был моряком, ковбоем, драгдилером, ненастоящим доктором-травником, работал в полях и ловил рыбу в океане. В какой-то момент я говорил одновременно на 15 языках — правда, на всех плохо. В тот момент я был в Индии и сказал себе: «Или будешь тут умирать, или надо двигаться дальше». Мне было тогда 26 лет.

Выпивка помогает сломать стену. Иногда помогает секс, но у секса часто бывают последствия. Еще помогают идеи, которые могут прийти от людей, с которыми ты можешь встретиться.

Я редко хожу в кино. Лучше я схожу в театр, паб, ночной клуб или пошатаюсь по улицам, чтобы встретить как можно больше людей. В том числе и поэтому мои фильмы именно такие. Мне нравится наблюдать, как мы проживаем жизнь на полную катушку. В кадре все другое: цвета, архитектура, люди и их движения.

Осознание неминуемости смерти помогает нам проще относиться к жизни. Не иметь страха идти куда хочешь — разве не в этом смысл?

Смотрите, Rolling Stones на сцене уже 60 лет, а пели в 1960-е о том, что хотят умереть до того, как состарятся. Почему так получилось? Потому что они плевать на все хотели.

Каждый в жизни будет говорить вам, какую сделать стрижку, какую форму надеть, какой экзамен сдать. И ваша главная задача — слать их к черту. «Посмотрите на себя, идиоты!» Это очень сложно, потому что все обстоятельства обращены против вас. Громко кричать в знак протеста нельзя, потому что это опасно, — остается говорить мягко при помощи слов, цвета, позы, стиля одежды, отношений.

Если быть собой, удивительным образом ты находишь людей, похожих на тебя. Говоришь про свои глубоко личные вещи — и на другой стороне тебя слышат. Если ты умеешь правильно артикулировать, тебя поймут.

Любовь — это не слова, а опыт, прожитый вместе. Надо отделить всю чепуху, а это совсем не интеллектуальный процесс.

То, как мы вовлекаемся в отношения друг с другом, важнее итога этих отношений.

«Любовное настроение» для меня значит настроение для сближения и знакомства, настроение для цвета и людей.

Когда меня спрашивают о том, как я придумываю фильмы, то ожидают, что я буду описывать технические детали и подготовку с режиссерами. Но единственное, что я делаю, — делю жизнь с человеком, с которым буду работать. Чтобы снять «Любовное настроение», мы с Вонгом Карваем провели вместе почти десять лет. Мы выросли вместе как люди — и это для меня самое главное.

Мне невероятно повезло вначале подружиться с каждым из моих коллег и только потом начать придумывать с ними фильмы.

Каждый из нас испытывал в жизни сомнения, но «Любовное настроение» показывает их элегантными. «Вдруг если бы я прощалась и надела то красивое платье, он бы меня не бросил?»

Камера освобождает, в этом ее загадка. Я танцую с актерами с камерой на плече. Ты чувствуешь, что можешь пойти куда угодно, и ты честен по отношению к себе.

Фильм — это отображение отношений людей с пространством вокруг них.

У мастеров есть то, что мы можем изучать. Именно поэтому я так обрадовался возможности покадрово переснять Хичкока («Психо» режиссера Гаса ван Сента. — Правила жизни). Раскрасить черно-белую классику — самая большая свобода, которую мне довелось испытать в профессии.

Операторское мастерство — это идеи, получившие физическую активность. Это намерение — и никогда не техника. Иначе вы бы говорили с моим техническим ассистентом. Я и про освещение мало знаю. Самое главное — узнать основы и забыть о них.

Я с подозрением отношусь к жестко написанному сценарию. Поменяется погода, настроение у тебя или у актеров, место — и что ты будешь делать? Доверять и быть гибкими важнее, чем все прописать. Но это требует свободы и смелости.

Иногда режиссура — это просто донести актерам, как быстро им надо говорить в кадре. «Быстрее!», «Медленнее!», «Не болтай так много!».

Надо доверять людям, которые знают больше тебя. В «Параноид-парке» я на время просто отдал камеры скейтерам, чтобы они сами снимали, как катаются. Это их правда.

Мне кажется, главное свойство людей в России среди тех, кого я встретил, — ваша меланхолия. Вы скорее пассивные.

Когда мой фильм уже снят, я не буду его пересматривать. Главное — это процесс: сделано и сделано. Мой лучший фильм — мой следующий фильм.

Фильмы нравятся людям, возможно, потому, что они чувствуют, что встречают на экране других людей из тех же мест, что и они сами. Я сам не вижу фильмы, я вижу людей.

Великий фильм будит в вас желание жить и готовиться делать то, что вам еще предстоит.

Я могу дать огромный список величайших фильмов, с которых я ушел. Один из последних — «Рома» Альфонсо Куарона. Через 20 минут я был на улице, потому что был настолько счастлив. Я понял, что я знаю этого человека, его намерение и удовольствие снимать такой фильм. Я захотел сохранить его в себе — и вышел из кинотеатра жить мою жизнь дальше и выпить за всех людей в этом фильме, которые стали такими близкими.

У каждого из нас есть только одна история, которую мы можем рассказать.

В шутку я называю себя Супер-Крисом. Но я не был бы сейчас Супер-Крисом, не случившись сейчас наш разговор. Нам надо быть скромными — именно так мы сможем сделать что-то выдающееся вместе.