Правила жизни Сэма Рокуэлла

Чувак, ты и твой клон — это немного разные вещи. Улавливаешь?

Ненавижу интервью. Одни и те же идиотские вопросы — снова, и снова, и снова. Впрочем, любое интервью, особенно телевизионное, может спасти, например, приступ эпилепсии у главного героя. Вот только я ею не страдаю.

Я все время чувствую себя не в своей тарелке — где-то в стороне от происходящего. Не могу себе даже представить, что на свете есть такие же психи, как я.

У меня есть странный талант: когда это требуется, мне удается оставаться неузнанным.

Когда-то я был стажером при одном частном детективе. Это было интересно, но странно. Мы следили за какой-то девчонкой, которая изменяла своему мужу, и поехали за ней в мотель, где все и происходило. Все это показалось мне тогда очень сомнительным. Чувак, на которого я работал, был с камерой, а я просто сидел за рулем. Кажется, нам просто нужно было получить улики для бракоразводного процесса. Но все же это было очень неприятно и очень скользко. Никогда бы не сделал это снова. Хотя тогда заработал 50 долларов.

Я работал в куче ресторанов. Был на доставке. Развозил жратву по разным чувакам. Потом был статистом в сериалах. Потом стал статистом в рекламе. Потом доставлял буритто на велосипеде. Путь актера, да? Моей последней настоящей работой была доставка заказов в одном очень модном ресторане. И это была жопа, потому что работа — это вообще жопа, и я ее ненавижу. То, чем я занимаюсь сейчас, — гораздо лучше. Назвать это работой даже не поворачивается язык. Поэтому я постоянно напоминаю себе о том, что было раньше, иначе можно стать злобной и мелкой сучкой.

Кажется, я повзрослел чуть быстрее, чем все остальные.

У меня оба родителя — актеры. Отец начал очень рано, как, впрочем, и мать, но она потом бросила все и стала художником. Но пока мать была актрисой, она вечно таскала меня с собой. Это было так странно: покуривать в 10 лет марихуану, целовать девушек и обниматься с разными пышногрудыми женщинами. Когда после этого я шел в школу и пытался показать класс в баскетболе, я чувствовал себя там пришельцем с другой планеты.

Если ты умеешь наблюдать, ты уже наполовину актер. Но идти и напиваться в баре, чтобы понаблюдать за тем, как там все устроено, — это не наблюдение. Наблюдение — это отправиться в бар и заказать кофе.

Театральная сцена — это то место, где решается судьба актера. Потому что в отличие от кино сцена требует от тебя все, что ты только способен дать.

Я обожаю театр. Кино — это очень скучный процесс. Ты торчишь на площадке по 18 часов в день, растрачивая большую часть времени впустую. Ты просто перегораешь здесь, вот и все. К тому же в кино нет такого чувства единства.

Я чувствую, что мне нужно возвращаться в театр. Это способно взбодрить, и так делают многие актеры. Даже Джуди Денч так делает.

Я не собираюсь сниматься в тупых фильмах про зомби — хотя я и люблю фильмы про зомби. Но если уж я сыграю в фильме про зомби, то это должен быть великий фильм про зомби. Номер один среди всех фильмов про зомби — гребаный король жанра.

Мне нравится сниматься в фильмах, к которым не делают трейлеров.

Разница между независимым кино и большим кино заключается в том, что в независимом кино тебе не приходится так долго ждать следующей роли.

Я сыграл огромное количество всяких провинциалов и деревенщины, и это так удивительно — ведь всю свою жизнь я провел в городе.

По счастью, я не самая знаменитая знаменитость. Для меня это все еще какая-то дурацкая забава.

Я повидал кучу нормальных людей, которые в один момент мутировали в никчемных, заполненных какой-то ерундой, мудаков. Неожиданная слава — это страшное испытание. Наверное, людям, не достигшим тридцати, нужно вообще запрещать становиться знаменитыми.

Деньги — это могущество, а могущество — это право на выбор.

Поверьте, я умею танцевать польку. Не уверен, что могу показать настоящий класс, но я точно не выгляжу как идиот.

Я не способен отрастить усы специально для новой роли.

Я всегда стараюсь работать с лучшими. Когда ты работаешь с тем, кто тебя превосходит, у тебя появляется шанс превзойти самого себя.

Я профессиональный актер. У меня есть что-то вроде таланта, и я довольно упорный. Но когда я смотрю на Брандо или Аль-Пачино, я понимаю, что они другие — к ним прикоснулся господь.

Я люблю импровизировать. Но хорошие сценарии я люблю больше.

Я не люблю наготу. Но однажды мне пришлось сниматься голым, причем в сцене, где я выхожу из ледяной воды. И я сделал это — потому что, как мне кажется, такие вещи что-то говорят о персонаже. А когда я снимался в «Зеленой миле», где мне пришлось показать свою задницу, я отозвал Луи Беруэлла — кстати, обладателя «Оскара» за лучший грим — в сторонку и тихонько попросил его подрисовать мне на заднице прыщи. Потому что именно так это было описано в книге.

Не могу сказать, что я живу ролью все то время, пока длятся съемки. Я не могу оставаться в роли весь день — это очень утомительно. Может, кто-то умеет, а я — нет. Поверьте, даже Дэниелу Дэй-Льюису надо время от времени выпить чашку чаю, нажарить в тостере хлеба и посмотреть пару серий «Флинтстоунов».

Мне кажется, что говоря о вреде телевизора, нужно, в первую очередь, говорить о том вреде, который телевизор наносит физическому здоровью. Ведь когда человек смотрит телевизор, кровь отливает от мозга. Хотите сказать, что это полезно?

Что меня раздражает в комедиях, так это то, что когда там кто-то плачет, он плачет не по-настоящему. В драмах-то все рыдают на самом деле!

Расставание — великая штука. Кажется, оно всегда дает больше, чем забирает.

Вы задаете очень хорошие вопросы. Но я не знаю, что на них отвечать.

Я не боксер. Но мне надо оставаться в форме. Поэтому время от времени я долблю грушу. И учусь падать.

Я люблю пострелять. Особенно в кино.

Умение обращаться с оружием — это, прежде всего, умение разбираться в терминологии: все эти поршни, трубки, патронники и куча других малопонятных вещей. По большому счету я в этом не смыслю ни хрена. И, значит, не имею никакого права говорить, что умею обращаться с оружием.

Мне нравится тюремная эстетика.

Я кое-что знаю о христианстве. Когда-то я играл в пьесе про Иуду, и поэтому кое-что знаю о Новом завете. К тому же я смотрел множество документальных фильмов. Один из них назывался «Адский дом» (фильм 2001 года о феномене распространенных в США «адских домов» — организованных христианскими общинами заведений, где зрителям показывают сцены, рисующие мучения грешников в аду. — Правила жизни). Другой назывался «Солдаты воинства небесного» (фильм 2000 года об американской террористической организации «Воинство небесное», выступающей против абортов. — Правила жизни) — это кино о чуваках, которые взрывают абортарии и убивают работающих там врачей.

Что меня раздражает в людях — так это их короткая память.

Я не хочу знать слишком много. Кажется, это способно убить.