Mika Vino — инди-музыкант, который играет новый блюз

Соул и блюз не типичные для 2020-х годов музыкальные жанры — как ты к этому пришел? Почему выбрал это направление?

В юности, как и все мои сверстники, я слушал Децла, Eminem и Limp Bizkit. А потом уехал учиться в школу-интернат в Англию. И там я впервые услышал Джими Хендрикса, а именно All Along the Watchtower, ее поставил один из моих школьных друзей, кстати, сам очень крутой гитарист. Это был какой-то удар, жизнь поделилась на до и после, меня до сих пор не отпускает, настолько сильно эта песня со мной резонирует. Я стал углубляться, изучать корни блюза, я постоянно открываю для себя новых артистов, новые песни.

Тебе не кажется странным, что ты открываешь для себя новое не в настоящем, а в прошлом?

Честно говоря, меня мало современной музыки действительно пробивает на какую-то эмоцию. А в музыке шестидесятых я постоянно нахожу что-то для себя понятное и родное.

Какую эмоцию рождает в тебе блюз?

Сострадание.

Кого ты считаешь самыми выдающимися музыкантами?

Их огромное количество, наверняка после этого интервью буду жалеть, что кого-то не вспомнил. Безусловно Боб Дилан, Нил Янг, Джими Хендрикс, группы The Doors, Cream, The Rolling Stones, The Beatles. И столпы, стоявшие у истоков блюза, Мадди Уотерс, Роберт Джонсон, Хаулин Вулф, Би Би Кинг...

Как ты подходишь в процессу написания новой песни?

Если честно, процесс сочинения песен на русском языке — это невероятно трудно, потому что русская музыка — она текстоцентричная. Как только выходит трек, люди сразу спрашивают, где можно почитать тексты, или пишут «пришли текст». В англоязычных песнях у музыки и слов равное значение. Там, в принципе, можно спокойно выехать на фразе «hey, baby I love you baby» и сделать на этом хит. А в русскоязычной... Возьмем русский рок — это же в первую очередь поэзия и только во вторую — музыка. Когда я начал писать на русском, я почти все рифмовал глаголами. Я искренне не знал, что это, оказывается, зашквар — «тебя любить, не могу простить»...

Почему зашквар? Слишком простой поэтический прием?

Да, это неинтересно, ожидаемо, а от тебя ждут большей работы. И, честно говоря, до сих пор я подбираю какую-то гармонию, которая мне нравится, и прежде всего, мелодический рисунок, вокальный придумываю сначала на английском языке. Просто набор слов. Потом что-то пишу на русском, что подходит.

Кто из западных музыкантов близок тебе как поэт?

Я уже говорил о песне All Along the Watchtower — это в самом начале я услышал ее в версии Хендрикса, а уже потом узнал, что изначально это песня Боба Дилана. И это открыло для меня абсолютно новый пласт — артиста по имени Боб Дилан. Я далеко не сразу его понял, я был слишком молод. Я до сих пор на самом деле его изучаю, у меня даже его татуировка есть... Для меня это настоящий поэт, в чистом виде, голос поколения. Думаю, есть десяток песен The Doors, которые перевернули мой мир и перевернули мое сознание, потому что когда 24-летний чувак поет про «это конец, мой друг», поневоле задумаешься.

А когда ты начал слушать музыку осознанно? Понимать, что тебе нравится, искать этих артистов?

Думаю, что мне было лет 10 или 11. Меня тогда очень восхищала культура брейкданса, вся эта тусовка, какое-то единство, мы с моими друзьями фанатели от этого, сами танцевали. Достаточно рано я понял, что музыка и процесс ее прослушивания как-то останавливает мир для меня. И это очень полезно, потому что обычно в моей голове слишком много меня, а тут я думаю о чем-то другом.

Какая хорошая мысль. Скажи, а у тебя нет профдеформации? Часто профи не могут удержаться и начинают раскладывать трек на составляющие, искать ходы, приемы, фильтры, в итоге иногда теряют целую картину в мелочах.

Когда я впервые прослушиваю определенное произведение, я вообще не думаю, отключаюсь, просто пытаюсь понять, трогает ли меня это или нет. Это может быть абсолютно любой жанр, абсолютно любой артист. С одной стороны, конечно, я педантичен, с другой стороны, я открыт, так что меня любая музыка может зацепить, абсолютно точно. А потом, конечно, я начинаю анализировать: сколько тут гитар записано, к какому процессу звукозаписи они обратились, где записывались, в каких обстоятельствах. Конечно, мне все очень интересно — так я улучшаю свои личные знания, прокачиваю собственный скил сонграйтинга и просто становлюсь более образованным.

А как ты ищешь свою новую старую музыку?

Благо, что Spotify наконец появился у нас в России, у них реально очень клевый алгоритм по подбору музыки, я удивляюсь. Иногда нахожу абсолютно неочевидные песни. Вот недавно слушаю случайный трек, который в плей-листе попался, а там первая половина песни — какой-то классный соул, а во второй половине главный риф — основная тема из трека Eminem, My Name Is. Это оказалась песня I Got The... британского исполнителя Лаби Сиффре 1975 года!

Кстати, давай вернемся в Лондон. Ты изучал музыкальный менеджмент в колледже?

Да. Я выбрал эту специальность, потому что тогда еще не верил в себя, мне казалось, что у меня недостаточно ресурсов, чтобы профессионально заниматься музыкой самому. Я же сравниваю себя, свои песни, свое творчество с великими. И мне до них как до Луны... Поэтому я пошел по другому пути, хотел быть так или иначе приближенным к музыке. Нас учили управлению, рассказывали о рынке, об изменениях, о прессе, о медиа, как с этим работать. Курс звукозаписи там тоже был, но я частенько его пропускал...

Жалеешь?

Стараюсь, на самом деле, ни о чем не жалеть. Все так, как должно быть.

Согласна с тобой. Но какие-то знания, полученные в колледже, по идее, должны тебе сейчас помогать?

Честно скажу. Представьте 19-летнего мальчика, который один в Лондоне, да еще и в диком Сохо. Я не могу сказать, что я очень хорошо учился в университете. Я его пропил. Но было много чего полезного, конечно, что мне пригодилось, я так или иначе работал по специальности все это время.

Какая была твоя первая работа?

Я ездил по миру с бойцами, которые участвуют в смешанных единоборствах ММА. Переводил им, предоставлял менеджерские услуги. Было безумно интересно, потому что помимо музыки я огромный фанат спорта.

А когда ты решил заняться музыкой?

Сразу, как вернулся из Лондона. Пока я учился в университете, я познакомился с парнем из Красноярска, он инструменталист. Мы сразу же с ним сколотили группу, но почему-то у нас не случилось ни одного концерта. Мы не могли договориться, что играем, с кем играем. Так получилось, что этот чувак тоже переехал в Москву. Здесь же я познакомился с гитаристом, и уже втроем мы сколотили кавер-группу, играли тяжелый блюз. Записывали каверы на Led Zeppelin, было клево.

Как ты придумывал свой псевдоним?

Я долго думал. Мое полное имя Моше. И я думал даже так и оставить, выбирал между Моше и Мика Вино. Вино, потому что у меня фамилия Винокуров. К своему проекту я отношусь именно как к группе, я всегда хотел быть в группе, мне некомфортно быть сольным артистом. Мне очень важны общность, взаимодействие друг с другом, поэтому я максимально стараюсь, чтобы со мной играли те же музыканты, которые кайфуют и тащатся от музыки. Просто я вспомнил примеры таких групп, как Fleetwood Mac и Bon Jovi, названных по имени участников, и остановился на Mika Vino.

Так или иначе, ты начинал с исполнения кавер-версий. А когда ты отпустил себя и понял, что готов для самостоятельного творчества?

По сути, кавер-версии — это естественный процесс. Все великие группы, так или иначе, начинали с каверов; и у The Beatles, и у The Rolling Stones — у обеих групп почти два года не было своих песен, все начинали помалу, а потом выросли в легендарных, культовых самобытных артистов. У меня же есть EP на английском, он сделан в домашних условиях, но песни все даже очень неплохие, блюзовые. В принципе, у меня есть амбиции записать еще альбом на русском, а потом вернуться к англоязычному материалу, хотя он тут никому не нужен. Попробовать замахнуться на мир.

В идеале каждый артист, так или иначе, мечтает о западном рынке?

Я просто столкнулся с тем, что именно англоязычный материал в России мало кому интересен. Это очень узкая ниша. А мы берем весь русскоязычный мир: мало кто увлекается инструментальной рок-ориентированной музыкой, большинство из этих людей слушают западную музыку и будто с какой-то небрежностью, чуть ли не аллергией относятся к русскоязычной музыке. Я знаю, о чем говорю, — я же был такой же. Но в силу нового направления заставлял себя искать интересные проекты на русском языке. В итоге у нас крайне мало англоязычных проектов, которые выстрелили за границей. Были, конечно, «Тату», абсолютный феномен, и были «Парк Горького», на волне распада Советского Союза к ним был повышенный интерес. А что сейчас? Есть Pompeya и Tesla Boy, но для Запада они слишком нишевые. Возможно, новый русский проект на английском языке будет интересен. Я вот с моим музыкальным собратом, самым молодым выдающимся музыкантом для меня в России сейчас, Антоном Макаровым вроде как договорился на бумаге, что мы сделаем проект на английском, потому что и у него, и у меня большое количество песен на английском. Попробуем. Почему нет, что самое худшее, что может произойти?

Тебе не кажется, что рок-музыка будто утратила свою актуальность? Миром правит хип-хоп.

Почти вся современная музыка — рэп, хип-хоп и R&B — это производные от ритм-энд-блюза, так что это вполне естественно. Когда-то рок-н-ролл был чем-то новым, это была музыка протестов, музыка общественных настроений. Было очень много политических моментов: война во Вьетнаме, Афганистан, холодная война, консервативные государства. А сейчас более-менее все хорошо.

Ну как...

Ну, более-менее все хорошо в мире. Войн нет. Это вообще самое спокойное время за время существования человечества. Музыка сейчас приобретает такой, как мне кажется, формат бэкграунда.

Во многом я связываю это в том числе с появлением технологий в нашей жизни — они развиваются слишком быстро, мы не были к этому готовы. Но это дало возможность людям писать музыку не выходя из своей спальни. И здесь две стороны медали. С одной стороны, для артистов, у которых нет возможности приходить в студию звукозаписи к лейблам, появляется возможность выстрелить. С другой стороны, это создает большое поле для фастфуда. То есть люди отчаянно хотят выстрелить побыстрей, поймать волну хайпа.

Есть еще такое мнение, что стриминговые сервисы убили идею альбома как концепции — ты можешь просто добавлять в медиатеку хиты из топ-100. Как ты думаешь, альбом должен оставаться концептуальным законченным художественным произведением?

Когда я искал партнера по дистрибуции своей музыки, у меня была четкая идея о том, что я альбом выпускаю целиком. Мне кажется, он звучит цельно, я пытался его сделать в какой-то общей концепции. На что мне сразу сказали, что если я выпущу альбом целиком, то это провалится ровным счетом в никуда, надо подогреть аудиторию.

Синглами?

Да, синглами, и я был окей с этим. Нельзя делать по-старому, надеясь на новый результат. Это определение безумия согласно Эйнштейну, вообще-то.

А кто твой лирический герой?

Наверное, это человек из прошлого, которого много что не устраивает в современном мире. Он борется сам с собой, со своими сомнениями, страхами, переживаниями и пытается как-то адаптироваться и найти свою нишу и людей, которые испытывают те же чувства и эмоции.

С точки зрения музыкальных амбиций я достаточно приземленный человек. Я понимаю, что моя музыка не будет собирать стадионы, я же смотрю на количество прослушиваний альбома. Но я хочу заполнять клубы теми людьми, которые не воспринимают современную музыку как явление, с которым у них есть идентификация. То есть собрать таких людей. Делать винтажную музыку, но делать это так, чтобы было понятно, что она записана в 2021 году. Таких артистов достаточно много на Западе.

Как ты считаешь, какие каналы распространения имеют сейчас наибольшую значимость?

Конечно, соцсети. Когда я пришел на лейбл, у меня спросили, как я вижу продвижение своей музыки. Я сказал, что, конечно, концерты, потому что люди приходят на концерты, видят, что им нравится. И мне, конечно, сказали: «Чувак, конечно, все не так, Скриптонит не выступал уже несколько лет». Для меня в этом есть диссонанс, потому что большинство людей, которых я очень ценю и к мнению которых я прислушиваюсь, они вообще не публичные люди. Например, Дэниел Дэй Льюис или Килиан Мерфи. В то же время я смотрел интервью с живыми участниками группы The Doors, остались только Робби Кригер и Джон Денсмор, и у них спросили: если бы был жив Джим Моррисон, был бы он инстаграмером, пользовался бы он социальными сетями? Их предположение было, что однозначно да, и выжимал бы максимум из них.

Только представь его пьяные сторис...

Именно, поэтому и приходится вести соцсети, честно говоря. Но когда я публикую больше чем четыре или пять сторис в день, мне кажется, что, блин, я как-то предаю себя. Я же не блогер все-таки. На TikTok у меня аллергия...

А как ты относишься к феномену «музыки из TikTok»? Есть блогеры, которые становятся популярными на этой площадке, а потом начинают выпускать треки...

Дай бог всем здоровья. Но если честно, моя главная жизненная философия последних лет — это принятие всего. То есть если это есть сейчас, то это естественно, так должно быть. Что будет дальше, я не знаю, но и опять же если это есть в природе, то так должно быть.