Мадс Миккельсен: «История русских — это драма. Но вы умеете видеть свет даже в самой темной дыре»
God dag («Здравствуйте» по-датски. — Правила жизни), Мадс!
Ого! God dag!
Это чтобы поблагодарить вас за один урок. Пару лет назад мы делали интервью в Каннах, и стоило мне тогда зайти, как вы сказали «Здравствуйте» по-русски. Я тогда понял, что иногда нужно просто быть немного внимательнее, чтобы расположить человека.
У вас хорошо получилось!
Вот, опять вы! Ладно, это уже ваш пятый фильм с Андерсом Томасом Йенсеном. Расскажете человеку, который до этого видел у него только «Мужчин и цыплят», из чего состоит стиль этого режиссера, чем он вообще уникален?
«Рыцари справедливости» и «Мужчины и цыплята» кое в чем и правда похожи. У Андерса особый способ создания вселенной и героев — радикальный и инфантильный. Все его персонажи — дети в телах взрослых. Страшно умные, но абсолютно неуклюжие. И Андерс сам как они. Он все время рассказывает серьезные и красивые истории о смысле бытия, Боге и сатане, жизни и смерти. Но делает это совершенно безумным образом. Потому что понимает, что сейчас о таких больших темах стоит говорить лишь с иронией — и тогда тебе все сойдет с рук. Вот, если вкратце, все фильмы Йенсена именно такие. Но «Рыцари справедливости» получились чуть мрачнее, потому что в абсурдной ситуации в них оказываются реалистичные персонажи.
Интересно, что Йенсен ведь пишет не только для себя, но и для других режиссеров. Например, он автор очень тяжелого и психологически достоверного фильма «После свадьбы» Сюзанны Бир. Так что в «Рыцарях справедливости» как будто бы смешались эти два его подхода — вдумчивый и инфантильный, трагический и забавный, прозаичный и поэтичный.
Вы как-то давали интервью MovieMaker Magazine — точнее, составили для них список советов, как строить карьеру. И один из них звучал так: «Работайте только с теми, кто уважает ваше мнение и готов принимать ваш вклад». Расскажете, к каким вашим идеям прислушался Йенсен?
Мы очень много говорили о том, как адаптировать героя драмы к обстоятельствам комедии, я все время оставлял Андерсу какие-то записки, и, судя по всему, он их даже прочитал. У моего героя — абсолютно рациональный характер. Но мир вокруг него — совершенно безумный. Этот персонаж как будто бы из другого фильма. И мы нашли выход: герой должен справляться с серьезными психологическими травмами с помощью абсурдных и диких поступков.
По трейлеру кажется, что фильм — легкая комедия, так что только знакомство с «Мужчинами и цыплятами» поможет зрителю подготовиться к суровой драме. Насколько та картинка, которая сложилась у вас в голове, когда вы в первый раз прочитали сценарий, соответствует итоговому фильму?
Знаете, почти полностью. Я сразу понял, к чему клонит Андерс. Безумные персонажи обязаны быть не менее правдивыми, чем герои драмы, — и у него это получилось. Когда я читал в сценарии, что кто-то из рыцарей грустит или счастлив, я уже представлял настоящую грусть и настоящее счастье на экране. Единственное, что было для меня сюрпризом, — это тот резкий перелом характера, который происходит с героем примерно в середине фильма. Он осознает, что совершил нечто ужасное, его мир рушится, а мы как будто заканчиваем один фильм (абсурдный) и начинаем другой (реалистичный), Андерс говорил мне, что его задача именно в этом и состоит, — но я все равно не мог представить, что переход будет таким резким.
Фильм словно бы призывает смириться с мыслью, что жизнь — это хаос. Вы тоже так считаете — или верите, что все переплетено и на все есть причинно-следственные связи?
Сложный вопрос! С одной стороны, я согласен с Андерсом, что жизнь — это хаос и не на все в ней есть свои причины. А с другой стороны, в фильме, несмотря на его гротеск, ведь присутствует четкая логика: если бы у дочери моего героя не украли велосипед, то она и ее мама не оказались бы в том поезде и избежали бы катастрофы. Но для меня в этом совпадении нет никакого божественного промысла. Плохие вещи просто случаются — и все. Но когда они случаются с тобой, ты начинаешь искать ответы и смыслы. Так уж устроен человек.
А что насчет предназначения? Скажем, вы верили, что вам было уготовано стать именно актером?
Зависит от того, когда вы меня об этом спросите. Стоит мне выпить два бокала вина — и я пускаюсь в рассуждения о том, что у каждого есть своя судьба. Но когда я трезв — не дождетесь. (Смеется.) Знаете же эту шутку, что на борту самолета, который вот-вот упадет, нет атеистов? Мы все стараемся быть рациональными, но нам важно докапываться до сути вещей — и чаще всего эти копания приводят нас к мысли, что там (указывает пальцем вверх. — Правила жизни) что-то есть. А может быть, даже не что-то, а кто-то. Потому что иначе необъяснимое не объяснить.
Забавно, что дочь вашего героя — немолодого вояки — все время требует, чтобы он пошел к терапевту, а он отмахивается от нее: мол, мужчины не плачут. Это похоже на то, как старшее поколение в России относится к идее психологической помощи: якобы она для слабаков. В Дании тоже распространен этот стереотип?
Мне кажется, мы здесь обращаемся к специалистам чаще, чем вы. Хоть и не так часто, как в Америке, где у каждого по терапевту. Даже у тех, у кого и проблем может не быть. В Америке к терапии относятся как к инструменту, который помогает улучшить жизнь, направить ее в нужное русло. В Дании это пока не так, и уверен, что в России такой подход встречается еще реже. Думаю, дело еще и в том, что психология — очень молодая наука, да и с тем, что это наука, многие до сих пор не согласны. Мое личное мнение: если помощь продуктивна, не стоит ее избегать. Особенно если есть травмы. Но многие проблемы можно решать и без терапевта. Ищите баланс.
Вы в курсе, что ваш фильм «Еще по одной» собрал какие-то космические деньги именно в России? Как думаете почему? Может, дело в общей для наших народов любви к алкоголю? Кстати, вы ведь были у нас на «Комик-Коне», общались с людьми.
Да-да, у вас и у нас, так сказать, есть репутация, надо это признать. И австралийцы, и шотландцы — тоже с нами. Но ведь кое-какие отношения с алкоголем есть у всех — и у французов, и у итальянцев, и у американцев. Не только датчане и русские верят в то, что два бокала вина кого угодно сделают раскованнее и храбрее. Это общее место. Но фильм ведь не только о выпивке, но и о праздновании жизни. А русские, мне кажется, очень любят фильмы, которые празднуют жизнь. Потому что вся ваша история — это драма. Думаю, в этом смысле вы немного похожи на итальянцев: они умеют видеть свет в самой темной дыре — хоть в бункере, хоть в пещере. Наш фильм — для таких людей.
А вы согласны, что и «Еще по одной», и «Рыцари справедливости» — кино про кризис среднего возраста?
«Еще по одной» — технически да, про это: там ведь четыре героя, у каждого есть кризис, и каждый уже прожил полжизни. Но «Рыцари справедливости» — это все-таки кино про героев, которые реагируют на чрезвычайную ситуацию, а не преодолевают собственные системные проблемы. Но у них непростые жизни, и им всем около 50 лет — так что да, вам может так показаться.
Кстати, а ведь у вас юбилей: в 1996 году вы начали сниматься у Николаса Виндинга Рефна и с тех пор поработали с кучей датчан. Как так вышло, что вас ни разу не снимал Ларс фон Триер? Вы знакомы?
Да, мы знаем друг друга, не раз где-то пересекались. Мне он нравится. Ларс в жизни как в интервью — забавный и остроумный. А не работали мы вместе по очень простой причине — он меня ни разу не звал. (Смеется.)
А почему вы часто выбираете фильмы, где нужно подвергать себя жутким физическим испытаниям — «Полярный», «Затерянные во льдах», «Вальгалла»? Если бы не актерство, вы бы все равно занимались всем этим экстримом?
Думаю, да, но я не выбираю фильмы ради приключений на съемках. В «Затерянных во льдах» была красивая, чистая, понятная история, созвучная моим мыслям о жизни. Я подписался на этот фильм, даже не представляя, как тяжело нам будет на площадке. Ну а потом уже было поздно отступать. Если мне нравится сценарий, я готов ввязаться в любую авантюру. И чем взрослее я становлюсь, тем больше жалею об этом своем свойстве.
Прочитал, что ваш любимый фильм детства — «Таксист», а любимый актер — Брюс Ли. Необычное сочетание!
При этом ни то ни другое не заставило меня стать актером. Когда ты смотришь в детстве на Брюса Ли, ты не думаешь: хочу быть актером. Ты думаешь: я хочу быть Брюсом. Двигаться как он; драться как он; так же смотреть. Кроме Ли меня всегда пленил Бастер Китон. И уже потом я понял, что этих парней кое-что объединяет. Они оба художники-минималисты. Поэтому каждое их движение запоминалось и придавало их героям глубину, а их историям — смысл. Никакой суеты. Это был какой-то гипноз.
Не сомневаюсь, вы с Андерсом Йенсеном сделаете и шестой фильм. А из тех режиссеров, с кем вы еще не работали, кто самый заветный?
Скорсезе! Его фильмы были важной частью моей юности, и благодаря ему я понял, на что способно кино. Это гений.
Во время локдауна вы узнали что-нибудь новенькое о себе?
Самое большое открытие: мне очень даже нравится быть собой, но не нравится слишком часто быть наедине с собой. Карантин — отстой!
Tak. Farvel! («До свидания» по-датски. — Правила жизни.)
Tak. Farvel!