Правила жизни Александра Невзорова

Смерть – это обязательное условие эволюции. Будет любопытно исследовать ее на своем собственном примере. В любом случае, я должен освободить место для следующей особи.

В детстве со мной обращались как с хрустальной вазой.

Меня никогда не посмели бы изнасиловать, настолько откровенно я демонстрировал традиционную ориентацию.

В России никогда не было науки, потому что были эти две падлы – Кирилл и Мефодий, которые не хотели нам зла, но оградили нас от всего латинского развития, от возможности быть вместе с Европой.

Я долго играл в православие, потому что для того, чтобы изучить вопрос, его надо хорошо знать, и моя страшная сила сегодня как проповедника заключается в том, что я действительно хорошо знаю матчасть и легко с ней обращаюсь.

Когда мы говорим о том, что поп кого-то сбил на «Мерседесе», нас волнует не то, что он сбил, а то, что он на «Мерседесе».

Я мог бы спокойно переехать в Москву, Милан, Нью-Йорк или любой другой город.

Исаакиевский собор похож на очень большой прибор. Когда я вижу здание подобного рода, я не могу абстрагироваться. Мне изначально такие здания кажутся памятником глупости.

Когда кто-то говорит про любовь, про вторую половинку, я всегда спрашиваю: «А из какого количества претендентов выбиралась вторая половинка?» Мне говорят, например, из ста. Я говорю: «А если бы выбор был из четырех тысяч, вероятно, он был бы другим?»

Любовь к детям очень эгоистична и основана на желании воспитать подручного, того самого подавальщика стакана воды.

Мозгу необходимо творить первичную, вторичную мочу, поддерживать гомеостаз, регенерировать кожу, поддерживать рост волос, кислотность желудка – вот и все, что ему нужно.

Я очень признателен времени, эпохе, всяким перестройкам и путчам, войнам и людям, с которыми встречался, потому что все это сформировало меня.

Русская духовность – искусственная химера, созданная в XIX веке и украденная у немцев.

Достоевский для меня один из первых людей, которым Россия обязана своей деградацией. Для несчастных, которые вынуждены читать художественную литературу, он сыграл роль идеолога религиозного мракобесия.

Россия когда-то решила, что она является хранителем какой-то неведомой тайны, обладателем невероятного сокровища, которое нужно оберегать ото всех. Только в наши дни выяснилось, что сокровище – это хорошее настроение Мизулиной, а больше никаких секретов национальных у нас, извините, просто нет.

У нас даже ракеты ржавые.

Вся история состоит из лжи. Вдруг вскроются архивы, и выяснится, что Наполеон Бонапарт был женщиной, а Чингисхан на самом деле был страстным поклонником кукольных театров и свои завоевания предпринимал только для того, чтобы расширять сеть кукольных театров. Что изменится в нашей жизни тогда? Ничего не изменится.

Ничего, кроме доносов и отсосов, в этом мире нет.

Никаких чувств к березкам я не испытываю.

Мне всегда можно было немного больше, чем всем остальным.

Говорить «потрясающие священники» – все равно что говорить «талантливые щипачи».

Совершенно неважно, что человек говорит, что он принимает участие в несложных театрализованных процедурах, где люди с песнями и плясками совершают акт ритуального каннибализма, поедая тело бедного раввина, умершего две тысячи лет тому назад. Важно, как человек поступает.

Я цитирую житие святых.

До сих пор проклинаю себя за то, что, как дурачок, бегал по баррикадам и окопам, когда все нормальные люди приватизировали газеты-заводы-пароходы.

Проблема России в том, что здесь никогда не было революции. 1917-й – это не революция, это смена одних мерзавцев другими.

По сути своей я пират.

Я умею только разрушать и не умею строить. ≠