Правила жизни Джона Гальяно

Безусловно, одежду нужно интерпретировать. Я люблю, когда люди относятся к одежде непочтительно, переосмысливают ее, ныряют в ней в море или надевают вверх ногами или наизнанку — это помогает рассказать историю по-новому.

Родиться в Гибралтаре — значит быть британцем. Там абсолютно британские телефонные будки, британские полицейские и британский фунт.

Мой отец из Гибралтара, а мать — испанка. В Испании мальчиков создают их матери. В испанской культуре заложено, что тщеславие — это не плохо, а, наоборот, здоровое и хорошее качество. Возможно, именно поэтому я себя так неуютно чувствую в современном мире.

Я всегда ощущал себя немного кочевником, но в Париже сразу почувствовал себя как дома — я из Гибралтара и привык к хорошей еде и вину, так что здесь для меня не было ничего чуждого. И я никогда не был настоящим англичанином. Единственное, чего мне здесь не хватало, — это музыка. Я не понимал, почему по радио после каждого хита 1960-х ставили семь французских песен.

Каждый раз, бывая в Гайд-парке, я хожу посмотреть на статую Питера Пэна, прикасаюсь к нему и загадываю желание.

Современность дает дизайнерам более расслабленный подход к моде. Фактически в своих последних коллекциях я ввел понятие «одеваться в спешке» — это означает смешивание вещей без особых раздумий. Вы создаете образы, как если бы они были счастливыми случайностями. В конце концов, счастливые случайности — одна из самых прекрасных вещей в жизни, верно?

Иногда мне кажется, что самая сложная задача — дожить до конца дня.

Я очень любознательный. А еще я понял, что больше не боюсь начинать с чистого лица и просто иду вперед. Может, это состояние ума приходит с возрастом? Но давайте не будем говорить о возрасте, пожалуйста.

Быть самим собой — самый главный вызов.

Красота — повсюду и не может быть сведена к канонам. Возможно, раньше я боялся выходить далеко за рамки нормы, но когда удается преодолеть это препятствие, чувствуешь себя свободным. Сейчас я смотрю на вещи по-другому и вижу красоту в хрупкости, незавершенности и деталях.

Возможно, мы живем во времена ограничений, но у нас все еще есть человеческая потребность одеваться, самовыражаться и хорошо проводить время.

Творческий процесс — это топливо моды. А креативность — это кровь, которая течет по моим венам.

Общий знаменатель прошлого и настоящего в моде — находчивость. Мотивы всегда были разными, но способ выражения схож: вы работаете с тем, что у вас есть, и пытаетесь найти надежду через красоту бегства от реальности.

Человеческое стремление к красоте и соблазнению — мощнейший инстинкт.

Ограничения создают вызовы, а вызовы заставляют нас отвечать на них, придумывая что-то новое. Независимо от того, рождается ли вдохновение по необходимости или из решимости — быть более экологичными, например, — оно неизбежно обогащает творческий процесс.

Гендерная нейтральность в моде восходит к свободе самовыражения и разрушению конформистских представлений о мужественности и женственности. Без этих социальных предубеждений мы можем свободно выражать себя, открывать для себя новое и развиваться.

Верьте в себя. Верьте в свою мечту. Будьте страстными. Вы можете быть тем, кем хотите быть. Не слушайте никого, кто говорит, что не можете. Работайте усердно и никогда не сдавайтесь.

Мои антисемитские высказывания — это худшее, что я говорил в своей жизни. Теперь я понимаю, что я был так чертовски зол и недоволен собой, что просто сказал самое злобное, что мог.

С тем, как я употреблял алкоголь и наркотики, я, видимо, собирался оказаться в психиатрической больнице. Или в могиле.

За время рехаба я так много узнал о себе. Я заново открыл для себя того маленького мальчика, у которого была жажда творчества, которого, как мне кажется, я потерял. И сейчас я жив.

Я никогда не был откровенен. Мой отец умер, и я так и не сказал ему: «Я гей». Я всегда знал, кто я, но притворялся, чтобы избежать побоев.

Теперь я чувствую себя более свободным. Я стал более открытым. Мне стало комфортнее с хаосом. Индустрия не изменилась — шоу, сроки, производство, — но изменилась моя точка зрения. Я могу пойти домой относительно рано и подумать о том, что я сделал. Сегодня я гораздо больше общаюсь с реальным миром.

Несовершенство открывает гораздо больше дорог для путешествия.

Когда я делаю примерки и драпировки, мой дом может сгореть, а я даже не замечу.

Вскоре после того, как я занял пост креативного директора Maison Margiela, я познакомился с самим Мартином Маржелой. Он пришел к чаю, и я забыл все вопросы, которые хотел задать. После нескольких часов разговоров о нашей общей любви к литературе XVII столетия, костюмам и китчу XVIII века он сказал: «Джон, возьми все, что хочешь, из ДНК дома, защити себя, а затем сделай это своим».

Когда я вернулся в моду, помню, что сказал себе: «Ничего не изменится, но может измениться твой взгляд на это, Джон». И я применил это к ситуации: будь терпеливым, будь добр к себе. Если мы собираемся использовать это время для перезагрузки, надо двигаться дальше. И я решил: «Давай, Джон, это и есть работа дизайнера».

Мода — мой любовник. Она насмехается надо мной, пожирает меня, подталкивает к стремлению к совершенству — создавать, дышать, жить.