Правила жизни в России
Мазен Аббас, тележурналист, Клуб арабской прессы
Я учился на медицинском факультете в Каирском университете, и в 1988 году приехал в Москву поступать в аспирантуру. Писал диссертацию «Осложнения сердечно-сосудистой системы у детей с инфекционными заболеваниями». Не сделал никакого открытия, но диссертацию защитил. Журналистом я хотел стать еще в университете, но в Каире найти такую работу было невозможно, и у меня уже была семья. К тому же я коммунист, а в Каире коммунистам жилось сложно, и в 1997 году я приехал сюда уже в качестве журналиста.
Когда Ельцин ушел в отставку, я работал в Associated Press и был единственным корреспондентом. 31 декабря 1999 года меня просто не было. В довершение всего мы с оператором боялись, что в любой момент все компьютеры к чертовой матери грохнутся, — ходили слухи, что в ночь на 2000 год вся техника вылетит.
Российское телевидение совершает ошибки. Многие вещи не попадают в эфир государственных и негосударственных телеканалов, потому что касаются их самих. Вас удивляет, что митинги не показывают? Для сравнения: когда в Египте были демонстрации, в эфире наших каналов бесконечно показывали реку Нил. Ходила шутка о том, что власти будут показывать Нил до тех пор, пока из реки не выпрыгнет рыба и не крикнет: «Я за Мубарака!». В таких вопросах все телеканалы ведут себя одинаково.
В 2004 году я снимал телевизионные репортажи о скинхедах — многие арабские студенты и дипломаты пострадали от их рук. Один из нацистов, Семен, водил меня на скинхедскую дискотеку в районе Ленинского проспекта — обычное здание, никаких опознавательных знаков. Внешне я на араба не очень похож, и, чтобы мой акцент не был слышен, Семен просил меня все время молчать. Оператора мне взять с собой не разрешили, съемку сделали сами нацисты. У них очень интересная методика: специальная музыка, странные танцы, понятно, какие крики, и молодые люди через полчаса похожи на наркоманов.
С некоторыми националистами власть заключает сделку. Недавно я познакомился с бывшим прокурором, который сейчас является одним из лидеров ДПНИ. Для меня все сразу стало понятно: сначала он был нужен власти на одном посту, потом — на другом.
В России можно говорить все, что угодно, не заступая при этом за красную черту. Вы можете критиковать Грызлова, Лаврова и прочих. Но системно и долго критиковать Кремль вам не дадут. У любой власти такая позиция: «Вы говорите, что хотите, а мы все равно будем делать то, что мы считаем нужным». Это происходит во всех странах, где есть президентская власть.
Как наблюдатель, я считаю, что если здесь не будет парламентской реформы, то парламент потеряет свои функции. Я помню, что в
В 2010 году я делал материал про скандал, связанный с поставками оружия и военной техники из России в Алжир. Поставили МиГ-29, и большая часть самолетов оказались негодными. Их вернули, начали расследование. Выяснилось следующее: в рамках госконтракта между Россией и Алжиром на $1,1 млрд, заключенного в январе 2006 года, министерство обороны африканского государства должно было помимо 28 боевых МиГ-29 и 6 учебно-боевых МиГ-29 получить и запчасти к ним. Комплектованием запчастей занималась компания «Авиаремснаб», генеральным директором которой был бизнесмен Мусаил Исмаилов. Исмаилов с сентября по декабрь 2006 года подыскал необходимые комплектующие среди запасных частей с истекшими сроками гарантии и хранения, сделал их косметический ремонт, оформил сфальсифицированные технические паспорта и передал корпорации МиГ.
В России мне не хватает теплого человеческого отношения. Когда ты приходишь в любое государственное учреждение, то видишь, как сидят две сотрудницы и мило между собой болтают. Когда одна из них поворачивается к тебе, ее лицо моментально каменеет. У меня такие вещи тут же вызывают агрессию.
Здесь многие нормальные процедуры становятся абсурдно сложными. Когда мы снимали офис в гостинице «Россия», то рядом с нами, буквально на одном этаже, находилась нотариальная контора. Они были вынуждены взять в штат специального человека, который занимался только тем, что встречал клиентов и провожал их с первого этажа на третий. Почему? А потому что человеку с улицы подняться на гостиничный этаж просто так нельзя.
Западному телевизионщику в России работать очень сложно. Для сравнения: я был в Кабуле в 2002 году и мог свободно передвигаться в любом направлении. Вы, конечно, можете мне сказать, что в Афганистане бардак, правительства нет, и никому до журналистов нет дела. Но я был и в Косово, и в Белграде, и никто не мешал мне работать. Ты приехал в страну, аккредитовался — и вперед. А здесь так: я снимаю на митинге на Триумфальной площади, ко мне подходит омоновец, пытается выкрутить руки. Я говорю ему: «Я — пресса». Он отвечает: «Здесь все пресса, пошел ты...» — и хватает меня за руки. Это счастье, что к нему подошел его начальник, омоновец отвлекся на разговор, и я смотался.
В экономическом плане Россия — многосистемная страна. Здесь недоразвитый капитализм, недоразвитый социализм, и главную роль здесь играет бюрократия, а значит, коррупция. А там, где коррупция, демократии быть не может, потому что они друг друга не любят.
Экономика Египта, как и России, далека от совершенства. С одной стороны, Египет живет за счет туризма и помощи США. С другой — за последние двадцать лет там расцвела коррупция. Бизнесмены, близкие к правительству, за бесценок покупали на побережье участки земли под застройку. Потом они сами пошли во власть. Например, Ахмад Эз, главный руководитель предвыборной парламентской компании, которая проходила при Мубараке, одновременно был владельцем самого крупного египетского завода по производству арматуры.
В 2005 году я ездил в Чечню снимать президентские выборы. Наша съемочная группа ходила в сопровождении сотрудников ФСБ, а иначе — никак. Эти ребята составили для нас маршрут. Ну, хорошо. Мы приходим на один избирательный участок, там никаких избирателей нет. На другом участке такая же картина. На третьем — тоже. Я говорю человеку из ФСБ: «Слушайте, так никого же нет!». Он страшно обиделся: «Как это — никого нет?! Тебе же люди из избирательной комиссии сказали, что приходили жители, их было много, и все единогласно проголосовали за Кадырова».
После этих думских выборов я общался с Сергеем Неверовым, секретарем президиума генерального совета «Единой России». Он мне сказал, что не считает их поражением. Смысл его слов состоял в том, что после экономического кризиса политическая карта изменилась во многих странах — например, в Греции, или Италии. А «Единая Россия» все-таки сохранила свою лидирующую позицию. Но если бы я сам был партийным, то считал бы, что такая победа гораздо больше похожа на поражение.
На протяжении последних десяти лет ежегодно в Египте проходило свыше пятисот забастовок: мы считали их, как счетчик, и снимали свои репортажи. Самый мощный звонок прозвенел в апреле 2008 года, когда появилась новая оппозиция, о которой мы не знали. На тот момент Facebook (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) никто не считал реальной силой, но именно там сформировалась группа молодых людей, которые поддерживали рабочих, 6 апреля 2008 года начавших забастовку в городе Эль-Махалла-эль-Кубра. Через социальные сети они рассылали десятки тысяч писем с приглашениями на митинги в Каире и Александрии. Средний возраст этих людей колебался от 20 до 25 лет; позже они назвали себя «Движение 6 апреля». Собственно, с этого движения все и началось.
Я три раза был зимой в Египте. Демонстрации протеста на площади Тахрир к тому моменту продолжались несколько дней. Давайте я вам объясню, как устроена площадь Тахрир. Она круглой формы, от нее лучами расходятся улицы. Северная часть площади переходит в улицу Каср аль-Айн, западная — в улицу Талаат Харб, неподалеку — мост через Нил, Каср аль-Нил. По периметру площади расположены Каирский музей, штаб национально-демократической партии, правительственное здание «Могамма», штаб-квартира Лиги арабских государств, отель «Нил» и кампус Американского университета в Каире. Поначалу демонстранты основались в центре площади. Потом стали блокировать улицы: основали народный революционный комитет, выставили патрули у начала всех улиц, окаймляющих площадь. На Тахрир не пускали людей с наркотиками и оружием. В центре площади действовала радиоточка. По первому же требованию нужные улицы блокировали группы демонстрантов. В одном из магазинов на площади устроили тюрьму для провокаторов. В парке разбили палаточный госпиталь. Тахрир стал независимым государством, и иностранные журналисты чувствовали себя спокойнее в нем, чем за его пределами. Когда демонстрации пошли волной по всему городу и милиция не выдерживала, революционные комитеты были устроены в каждом районе: в каждом действовал свой пароль, который менялся несколько раз в день. И только так они продержались. Но около 600 демонстрантов погибли, 7 тысяч были ранены.
Москва — это богатый город, в котором люди очень хорошо живут. Забастовки в ней не практикуются. Но однопартийная система, которая пытается принять многопартийный вид, рано или поздно вызовет недовольство у людей. Впрочем, «Тахрир» в России, на мой взгляд, невозможен. Для этого ваша страна слишком большая и слишком многонациональная.
Я не знаю, сделает ли ваша власть из блогера Алексея Навального второго Ходорковского. Но если она будет продолжать использовать против него силу, он станет фигурой такого же масштаба, как Ходорковский — серьезным героем, с которым будут бороться серьезными методами.
Я не думаю, что ваша власть изменит свое поведение.
См. также:
Правила жизни в России шефа московского бюро The New York Times Клиффорда Леви, шеф-корреспондента московского бюро