Пока играет Вальц: творческий путь Кристофа Вальца — от неудавшейся карьеры оперного певца до роли идеального злодея в «Бесславных ублюдках»

Двух триумфаторов вечера разделяло, на первый взгляд, все, а объединяла лишь национальность. Однако есть в их биографии и общее. В юности Ханеке собирался стать не режиссером, а пианистом. Его отговорил отчим, известный композитор и дирижер Александр Штейнбрехер: он сказал, что Михаэлю недостает таланта, уж отчим-то в этом разбирается. Возможно, так мы и получили Ханеке-режиссера, а не Ханеке, мрачно разминающего длинные пальцы перед концертом.

Кристоф Вальц с детства мечтал стать оперным певцом (что очень по-венски). Он даже поступил в Венский университет музыки и исполнительского искусства. Однако голоса не хватало, и с мечтой пришлось проститься. И хотя мы не знаем, кто объяснил Вальцу про голос, одно известно доподлинно: в эти годы его отчимом тоже был Александр Штейнбрехер.

Бросив оперу, Вальц впервые оказался в США, где учился актерскому мастерству у двух легендарных педагогов, Ли Страсберга и Стеллы Адлер. Это был конец 1970-х: Нью-Йорк, романтический и опасный, балансирует на грани банкротства. В один год выходят оды-антиподы, «Манхэттен» Вуди Аллена (о романтическом) и «Воины» Уолтера Хилла (об опасном); а в это время молодой Кристоф Вальц гуляет по тем же улицам, но, по собственным словам, «не видит Нью-Йорка за женщинами». Кое-чему он точно научился: Адлер внушила начинающему артисту, что анализировать и понимать текст сценария – это его работа и полагаться на режиссера не стоит.

Еще до отъезда он впервые попал в международный кинопроект. Западногерманские продюсеры захотели снять пиратское продолжение военного «Железного креста» на медные деньги. Несколько кадров с артистом вырезали при монтаже, но сегодня они доступны на YouTube. Вальц играл роль нациста.

Когда Вальц вернулся в Европу, у него стало получаться. Главная роль в комедийном сериале «Пароль "Чикаго" (1979), в мрачной "Стойке на голове" (1981) – об ужасах пребывания в психиатрической лечебнице. Его юного героя пичкают таблетками, допрашивают, истязают: полиция отчего-то уверена, что он принимает все виды наркотиков и должен сдать своих продавцов. "Назови нам хотя бы одно имя". – "Джон Леннон". В том же году Вальц играет Тристана в картине "Пламя и меч". В эти годы он выглядит озорным и невинным, проницательным и глуповатым. Его мужественный подбородок оттеняет субтильную фигуру и невысокий рост. Его глаза ярко горят в цветном "Пароле..." и выразительно гаснут вместе с цветом в "Стойке..." Его голос натренирован брать низкие ноты, но может звучать звонко и зазывно. В каком-то смысле он идеальная молодая звезда. По щелчку пальцев он стирает с лица всякие следы жизненного опыта, чтобы оставить лишь незамутненное мальчишество, и наоборот.

Однако дальше следует взросление, а с ним обволакивающее ничто – точнее, много всего, что в биографиях перечисляется короткой строкой. Эпизоды на ТВ. Работа в театре. Тщетные попытки пробиться в британские шекспировские постановки (не вышло, театральный шовинизм – это великая сила). Участие в англоязычных фильмах – роли почти первого плана: поставь еще одно-два имени в начальные титры, и добрались бы до твоего, но нет, прости, только упоминание в финальных. Вальц, как принято говорить в народе, «мелькал».

Для него средний возраст стал этапом дозревания. Маленький артист в ожидании большой роли – в разведке такое называется «дремлющий агент», а в кино пробудиться ото сна удается не всем. Как сказал сам актер, «у жизни есть одна гарантия – она всегда может стать еще хуже».

Как обычно устроены кастинги голливудских фильмов в Европе? Схема проста. Команда кинематографистов приезжает в страну, где будут проходить съемки, и объявляет о кинопробах. Но кастинг проводят по требованию здешних профсоюзов: хотите снимать у нас, посмотрите наших исполнителей. Поглядев пару дней на местных, кинематографисты разводят руками: простите, мы честно старались, но лица все не те. Придется взять Джереми Айронса.

С этой мыслью на кастинг шел 51-летний Кристоф Вальц в эпизод «Однажды в оккупированной нацистами Франции». И с еще одной: «потом будет что рассказать». Герр Вальц в тот момент и не подозревал, в каком отчаянии пребывал Квентин Тарантино. Он вынашивал сценарий больше десяти лет и написал персонажа, который теперь казался ему «неиграемым». Штандартенфюрер СС Ганс Ланда, он же «охотник за евреями», должен был говорить на четырех языках. Он должен был в мгновение ока превращаться из ребенка, позволившего себе шалость, в психопата со стеклянными глазами, из тонкого психолога – в одержимого маньяка. Он должен был выглядеть гением сыска. У Кристофа Вальца была лишь одна проблема: он знал три языка.

Когда Вальц вышел с проб, Тарантино повернулся к продюсеру Лоуренсу Бендеру и сказал: «Будет у нас фильм».

Этот кастинг стал для Вальца «моментом Золушки» – та туфелька больше никому бы не подошла, и где-то глубоко внутри он должен был это понимать. Не зря он выучился бегло говорить по-английски и по-французски. Не зря всегда был таким педантом по части произношения, артикулируя всякое слово чуть старательнее, чем следует. Не зря учился у Стеллы Адлер читать чужие сценарии. Агрессивно атакуя штрудель в парижской кофейне в образе Ланды, Вальц знал, что на самом деле означает эта сцена, хотя в интервью потом отшучивался: «Сценарии у Квентина такого уровня, что тебе бы разобраться, как все это дело съесть, не то что свои смыслы туда вносить». Он внес.

Порой кажется, что успех актера зависит не от того, насколько тщательно он входит в роль или сколь умело подает свои реплики. Что, если критерий проще? Как часто мы забываем имя нового знакомого через пять минут? А черты его лица? Сколько лиц мы вообще способны запомнить? Кто хочет растрачивать этот ценный ресурс? Так дай нам причину запомнить твое лицо. После «Бесславных ублюдков» лицо Вальца было уже не позабыть. Подтянутый, миловидный, с пронзительным взглядом и приятным голосом, Вальц наверняка мог «выстрелить» в Голливуде и раньше. Например, из него вышел бы выдающийся немецкий террорист Саймон Грубер, донимающий похмельного Джона Маклейна в третьем «Крепком орешке» – не будь у создателей такой фиксации на британских актерах в ролях немцев.

Вновь очутившись в США, получая одну за другой премии в наградной сезон, Вальц входил во вкус. В ту же пору западные зрители открыли для себя мем «мистер Трололо» с Эдуардом Хилем. В 1976 году советский певец выступил на шведском телевидении с вокализом «Я очень рад, ведь я, наконец, возвращаюсь домой», в котором слов было куда меньше, чем в названии – а точнее, их не было вовсе, одно только «ла-ла-ла». Тридцать три года спустя ролик стал вирусным, а Хиля прозвали «мистер Трололо». В это же время Кристофа Вальца позвали на ТВ записать пародию: в похожих горчичных декорациях он расхаживал по комнате, пел свое «тро-ло-ло» и потрахивал предметы. Вальц приходил в эфиры развлекательных передач, рассказывал в интервью про Квентина – в общем, не просто купался в лучах славы, а зондировал почву. Когда в одном из первых англоязычных интервью актера спросили, какие же еще фильмы с ним можно увидеть, он отмахнулся со старосветским изяществом: «Даже не знаю, что из этого у вас найдется. Что-то точно есть, но региональные коды [дисков] все равно другие». Великие режиссеры порой прилагали усилия, чтобы никто не увидел их первые, учебные работы – Вальц прагматично сослался на то, что заокеанский проигрыватель просто не прочитает германские диски.

После «Оскара» за роль Ланды актер стал получать предложения: Терри Гиллиам, Тим Бертон, Роман Полански, Мишель Гондри, бондиана – и, конечно, оскароносная роль доктора Кинга Шульца у Тарантино в «Джанго освобожденном». Это одна из немногих строго положительных ролей в американской фильмографии артиста. Подвох, которого ожидаешь от Тарантино: после образа самого убедительного, отъявленного злодея Вальцу предстояло вжиться в роль мягкого, потрепанного жизнью, но не утратившего самообладания дантиста, переквалифицировавшегося в благородного охотника за головами. И если своего Ланду Тарантино нашел по воле случая, доктора Шульца он писал, уже думая о Вальце. Кажется, режиссер сам ощущал, в какое положение загнал австрийца, теперь через раз играющего выразительных негодяев. В «Джанго» Тарантино будто бы попытался выправить этот карьерный путь – но куда там.

Вальц был приговорен к востребованности в отрицательных ролях – и дело тут не в одном только шлейфе Ланды. Все потому, что необъяснимое зло интригует больше необъяснимого добра. Каких немцев знают в Голливуде? Клауса Кински, Удо Кира, Вернера Херцога. Их образы не то что без ключа – без подходящей отмычки. Американцы, эти закинутые на удаленный материк невежды, не познавшие мира, измученные в школе обязательным французским, который им никогда не понадобится, скармливающие всем свой культурный продукт, чтобы никогда не испытывать голода в чужом, созданы поражаться таким, как Вальц. Хорошо говорящим и артикулирующим – так, словно они учили английский по учебникам, которые самим американцам никогда не достанутся. Белым настолько, что куда там со своим новодельным «белым превосходством» какому-нибудь техасцу в красной бейсболке – предки Вальца были белыми, когда на американскую почву еще не ступила нога Колумба. Изысканным, вежливым, непроницаемым, загадочным. Еще и с этим особым произношением, которое заставляет думать – может, акцент здесь на самом деле у тебя, а говорить надо именно так? Когда Вальц пришел к Тиму Бертону на проект «Большие глаза», то, памятуя обо всех прежних отказах из-за произношения, решил поинтересоваться, что делать с акцентом. «А что с ним?» – удивился Бертон.

Снимая «Джорджтаун» (2019), свой режиссерский дебют в Голливуде, Вальц решил это свое амплуа не опрокинуть, а обыграть. Его герой, Ульрих Мотт, человек из ниоткуда, ложью и манипуляциями выстраивает головокружительную карьеру в США и по пути убивает старушку, на которой женился по расчету, а она взяла да разглядела его нутро. Его обходительность, таинственность и педантизм приправляют нутро мелкотравчатого лжеца; его репутация – один большой пузырь, готовый лопнуть в любую секунду. Интересный актерский этюд: разоблачение и выхолащивание собственного амплуа. Плацебо вместо ноу-хау. Должно быть, этой ролью Вальц себя изрядно потешил.

Вальц совсем не похож на голливудскую звезду. У него есть взгляды, с которыми повестке не совладать. Он известный эпикуреец, способный озадачить официанта своими винными запросами. У него есть предел терпения и непереносимость пустопорожних бесед. Это видно по его интервью. На половину стандартизированных вопросов («скажите, было здорово присоединиться к звездной команде?», «роль отца вы списали со своего отца?», «а сиквел будет лучше оригинала?») Вальц отвечает примерно так: «Дело вообще не в этом. Это не имеет значения. Важно то, что...» или «Что это вообще значит?» На вопрос, верит ли он в моногамию, ответил: «Когда я с дамой – верю». Когда спросили про дедушку по маме, психолога Рудольфа Урбанчича, ученика Фрейда, актер ответил: «Он писал для обывателей. Это был селф-хелп – а я рекомендую держаться от подобного подальше». Только что он сыграл в сериале для смартфонов «Самая опасная игра», но в интервью не преминул первым делом отметить, что смартфоны считает «чумой».

Старомодный старосветский менсплейнинг восхищает журналистов и читателей в 2010-м или 2015-м. В эпоху Me Too Вальц уже становится объектом критики. Во время видеоинтервью по поводу «Алиты» зимой 2019 года он отказался отвечать репортеру о происхождении своего персонажа. «Не выйдет. Идите смотреть фильм». Тогда журналист спросил, было ли Вальцу проще принять решение об участии в проекте, когда он узнал, сколько там звездных имен. «Нет. Было сложнее». В попытке перейти на другую тему репортер спросил Вальца о его режиссерском проекте. Вальц смерил его долгим тяжелым взглядом. Журналист пожаловался в твиттере.

Вряд ли актер откажет себе в удовольствии и дальше раздражать новый мир. У Кристофа Вальца навсегда останется оправдание, сочиненное самим Квентином Тарантино: «Простите... я не смог удержаться». ¬