Правила жизни Юрия Любимова

Женщины настолько безумные, что могут ходить на шпильках даже там, где шпильки проваливаются.

Школа жизни — очень сильная школа, не хуже театральной. Бывалые люди, которые прошли все, — они надежные.

Я спрашивал когда-то Бергмана, как он работает. «Да ворую. Вот насмотрюсь, а потом компоную в голове как-то». Тут, конечно, немалое пижонство. Тем не менее, он приезжал к себе на остров, а сыновьям говорил: «Привозите мне все, что идет. У меня время есть». Я же наоборот — разведку провожу: увижу что-то в сериале, в кино, что вроде хотел сделать, — у себя выбрасываю.

Кто не понимал в 60-х и 70-х, что вокруг происходит — и сейчас ничего не понимает. Но в обстановке надо ориентироваться даже просто ради выполнения того, что ты задумал.

У меня первая профессия — монтер. Я в молодости мог от любопытства вставить ложку в патрон. Взрыв! Интересно. Потом я вывел, что на этом можно заработать. Пробочку отвинтил, вставил между пробкой и патроном волосок — замыкание. Я пережгу, а соседи просят: почини. Они мне — раз — деньги, и я в киношку бежал.

Как-то я, сразу увидев войну, попав даже на Финскую, перестал пугаться.

Наверное, потому что проверял себя на деле, трус я или нет, есть воля у меня или нет. Человек себя может понять только на крупных изломах.

Чтобы быть адекватным, надо перечитывать «Портрет» Гоголя. Там все сказано. Если ты продаешься, то, во-первых, надо сознавать это. Ну, заработать тебе надо.

90 лет — это возраст, когда ты уже всем очень доволен. Ничего не болит — уже хорошо. Хорошо пообедал — приятно. В хорошую компанию попал — отлично.

Жена гения — наверное, очень русское явление.Кубинец, скажем, пошел ведро выносить и сразу — компания. И начинают чечетку и степ бить. Россия — страна холодная, огромная, и это влияет на людей подсознательно. В России жена создает пространство, где человек может быть спокойным.

В 60 лет я женился на Кате (Каталин Кунц, венгерской журналистке — Правила жизни). И теперь старые артисты говорят мне: с вас пример берем.

Мы промокашки. Русских чем ни промокнешь — всё воспринимают. И все ликуют и танцуют, и все патриоты.

А сын вот не любит на эти темы рассуждать: политика, интеллигенция. Он говорит: пап, это не проблема, мы это сделаем, не беспокойся. И делает.

У Хемингуэя есть рассказ. Он голодный, ловит форель, и ему все попадается маленькая. Но он решил, что будет брать только большую, и эту он выпускает. Никого нет, он один. Вот так человек себя ценит: я, хоть и голоден, но сказал, что только такую беру — и все.

Я для вас пещерный житель: я родился в 1917-м году.Для меня «современное» — это то, что было и тридцать, и сорок лет назад.

Я человек сомневающийся. В каких-то вещах. А в каких-то — уже поздно. Не сомневаюсь я в стадности, в том, насколько она сильна.

Если бы Высоцкий был жив? А такой же он был. У него песня есть: «Пусть впереди большие перемены, я их, конечно, тоже не приму». Он когда в спектакле у меня поет — всех артистов так убирает, что от них ничего не остается. А это пленка.

Актеры всегда выламываются. С ними — как в цирке: в клетку надо заходить с хлыстом, а когда пристают — оп — и морковку. У меня во Флоренции во время постановки «Риголетто» взбунтовались звезды. Если они себя так будут вести, говорю, я уеду. Подбегает композитор: «Я сейчас пойду отвезу ее в ресторан, — это он про Эдиту Груберову, тогдашнюю звезду, — она все сделает: она сядет, она будет качаться, она пойдет, куда ты скажешь. Только не бросай меня!» Он ее подпоил, и она, действительно, все сделала.

Недавно показывал Путину автографы на стенах кабинета — Антониони, Вайды, Редфорда Он прочел и слова Березовского. Я его спрашиваю: «Что скажете?» Тот очень высоко автограф оставил. Путин спрашивает: «Как же он туда залез?» Да, отвечаю, на спинку скамьи встал. Путин: «Ну, а что тут сказать? Характер такой у человека».

Выросшие в СССР не понимают корневую систему.Взять театр. Актер — это исполнитель, а советский человек — он же творец, он вместе со всеми должен создавать. Колхоз! Поэтому у нас, кстати, стольких людей снимают с поездов. Советские — они не понимают элементарных законов: хочешь уехать — сначала рассчитайся.

Если актер сам себе что-то режиссирует на сцене, он теряет непосредственность, наив пребывания в обстоятельствах. Мне надоело быть актером в сорок пять — я вдруг стал видеть результат.

Говорят вот, что дети сейчас не читают, зато знают названия всех созвездий и любят атласы. В доме моей тети висел большой рельефный атлас Земли. Я по нему в шесть лет изучил все реки, все горы. И там шкура лежала медведя. Я по этому медведю ползал, как по хребтам Гималаев. Говорю: вот это у меня Гималаи, а это Кордильеры. Но все-таки одно дело визуально воспринимать информацию, а другое — книги. Это восприятие более закрытое и более глубокое.

Сын все время поправляет: «Ну, сядь ты комфортно. Все время сидишь, будто бежать куда-то надо, успокойся, расслабься». Но русским же всегда кажется, что если они не будут все время бежать, все пойдет наперекосяк.

Большое удовольствие могу сейчас себе доставить — вот так свободно говорю все, что думаю.