«Сцена пугала Цоя, он замыкался на сцене всегда, до последних дней»

Алексей Рыбин (Рыба)

Ветеран рок-андеграунда, гитарист из первого состава группы «Кино», друг юности Виктора Цоя

Алексей Рыбин — один из трех сооснователей рок-группы «Гарин и гиперболоиды», которая позже была переименована в «Кино». В разговоре Артемием Троицким Рыбин вспомнил о том, с чего начиналась группа «Кино», каким был Виктор Цой до того, как стал первой суперзвездой русского рока, и что не так с фильмом «Лето» Кирилла Серебренникова.

Виктор Цой и Алексей Рыбин. Ленинград, проспект Космонавтов, август 1982 г.
Фото: Алексей Вишня

Давай начнем традиционно, хотя это все было в твоей книге «Кино» с самого начала». Книгу я читал, наверное, лет 25 тому назад. Кем был ты и кем был Цой, когда вы с ним впервые встретились?

Я учился в институте под названием ВТУЗ (Высшее техническое учебное заведение), а Витя, по-моему, уже ушел из художественной школы. Может быть, он уже учился в вечерней школе и ее оканчивал. А, он уже поступил в ПТУ на резчика по дереву! Встретились мы у нашего друга Андрея Панова (Свина), к которому я ходил в основном меняться пластинками. Свин был большим меломаном, у него бывали интересные пластинки. Мы с ним менялись, дружили, выпивали. Туда же приходили другие его друзья, в частности Максим Пашков — замечательный парень, который учился в театральном институте, и его друг Витя Цой, с которым Максим играл в группе под названием «Палата № 6».

Когда это было примерно?

Это было зимой. Год, наверное, 1980-й.

Мы с тобой встретились практически синхронно. Ко мне тогда тоже впервые приехал Свин с делегацией ленинградских панков — это был, наверное, ноябрь 1980 года. Они нагрянули все вместе, там был и ты, там был и Витя. У меня было довольно странное наблюдение. Как ты прекрасно знаешь, Свин, а также все его панковское окружение были ребята очень шумные, хулиганистые, острые. Цой производил впечатление, напротив, человека мягкого и нежного. Каким образом его затянуло в такую, как мне кажется, не вполне органичную для него компанию?

Я могу только свои ощущения передать, свое мнение. Что с ним происходило на самом деле, я не знаю, как и никто не знает. У меня сложилось ощущение, что он был парнем очень закомплексованным. Он стремился к интересной, яркой жизни, но при этом был весь в комплексах и все время сидел в углу. Когда случались какие-то вечеринки, гости, концерты, он забивался в угол и хмуро сидел, чего-то все время стесняясь. Прорвало его много позже. Даже уже когда мы с ним играли и давали концерты, в том числе в Москве — с тобой, и у твоего конкурента Ильи Смирнова — и здесь в Петербурге, он все время держался немножко в стороне. Он не входил в светские отношения ни с кем. Мне кажется, у него какие-то огромные комплексы были. Возможно, как раз из-за его восточной внешности (как мне кажется). Я слышал о том, что еще в детском саду на этой почве его угнетали окружающие дети.

Виктор Цой, Евгений Юфит, Андрей Панов (Свин), 1980 г.
Фото из архива Евгения Юфита

Задирали.

Да. У него это осталось с детства, и он комплексовал. А потом раскрылся.

У меня не было ощущения закомплексованности, но то, что он был гораздо менее шумным и брутальным, чем вся ваша компания, в глаза бросалось, поэтому я удивился тому, как же он вообще к такой нехарактерной компашке прибился.

Витя как раз хотел себя как-то пересилить и начать веселиться. Он был очень веселым парнем, когда вокруг не было посторонних. Он любил шутить, анекдоты рассказывать, хохотать, прыгать, бегать. Но как только появлялись незнакомые люди, он сразу замыкался. Знаменитые съемки некрореалистических фильмов с Женей Юфитом происходили совершенно диким образом. Витя принимал в них участие: носился голым по каким-то стройплощадкам, избивал колом товарищей в кадре, лопатой лупил снег, вылезал из помойных бачков и страшно веселился при этом. Но там были все свои. Когда появлялся кто-то со стороны, он сразу стеснялся и куда-то уходил.

Я помню, что впервые услышал и тебя, и Цоя как раз в январе-феврале 1981 года, когда Свин привез свой цирк шапито в Москву по моей наводке, и пошли концерты, квартирники. Ты там пел свои песни, и Витя свои песни пел тоже. Скажи, пожалуйста, каким образом ты впервые узнал о его авторском таланте?

Тогда примерно и узнал. Он песен не писал, он играл с Максимом Пашковым.

Он играл на бас-гитаре, по-моему.

Да. В Москву его взял Свин в качестве бас-гитариста как раз. У Свина песен было мало, а когда он вспоминал те, которых было много, он уже успевал крепко выпить, поэтому чтобы заполнить концерт, я что-то спел и Витя. Как выяснилось, у него было две песни, им написанные. Все страшно удивились.

Квартирник. Виктор Цой. 1983 г. Фото: Владимир Быстров

Что это были за песни? Я помню, у него была одна какая-то совсем неважнецкая песня под названием «Вася любит диско, диско и сосиски».

Она была ужасна.

Да. А что еще было?

Еще была песня «Идиот», тоже не бог весть какая по тексту, но потом музыка из нее превратилась в чудесное произведение под названием «Бездельник № 2». В «Идиоте» текст был совершенно идиотский, просто плохой. Но музыка была очень хорошей, поэтому он ее оставил и потом написал «Бездельник № 2».

У Цоя была группа «Палата № 6», а ты был в какой-то хардовой группе «Пилигрим». Каким образом вас с Цоем друг к другу прибило?

С Цоем мы подружились у Свина на почве общих музыкальных интересов. Собственно, это было основное, что сближало тогда молодых людей. Если вы слушаете одинаковую музыку, значит вы друзья. Мы с ним вместе стали просто болтаться. Ходили всю зиму, всю весну, болтались два молодых паренька.

Два бездельника.

Да. У нас в группе «Пилигрим» барабанщиком был Олег Сергеевич Валинский — замечательный парень, который сейчас большой начальник в РЖД. Он тогда учился в железнодорожном институте, в ЛИИЖТе, и работал на станции Сортировочная то ли сцепщиком вагонов, то ли еще кем-то. Получалось так, что мы втроем и болтались: я, Витя и Олег. Олег, как молодой железнодорожник, имел право один раз в год бесплатно получать железнодорожные билеты. Однажды он нам это озвучил, и мы сказали: о, как здорово, давай-ка мы используем твои железнодорожные билеты! Он говорит: с удовольствием! И мы втроем поехали в Крым.

В Крыму в палатке с двумя гитарами мы выпивали, загорали, отдыхали и стали играть вдвоем, а то и втроем, потому что Олег был хорошим барабанщиком (он до сих пор в свободное время играет на барабанах, у него дома стоят установки). И вдруг друг другу сказали: а что бы нам не создать группу, так здорово у нас получается. Так в Крыму, в поселке Морское, была создана группа «Гарин и гиперболоиды» — будущая группа «Кино».

Виктор Цой и Алексей Рыбин. Ленинград, проспект Космонавтов, август 1982 г.
Фото: Алексей Вишня

Каков был первый палаточный репертуар? Что-то из песен, которые дожили до сего дня, уже вы пели?

Трудно вспомнить.

Вы пели свои песни или зарубежных авторов?

Мы пели песни группы «Мифы» — «Черную субботу» в частности (Витя обожал эту песню). Пели песню «Люблю я макароны», которую пел Эмиль Горовец — советский певец, эмигрировавший впоследствии то ли в Израиль, то ли в Америку.

Это итальянский хит 1960-х годов.

Мы ее слышали только в исполнении Горовца. А, уже была песня «Бездельник № 1», абсолютно точно! И была его самая грандиозная песня — «Мои друзья идут по жизни маршем», которую он написал весной. Он пришел ко мне в Купчино, в мою хрущевскую квартиру, и спел: «Мои друзья всегда идут по жизни маршем». Я обалдел, а потом уже и все остальные обалдели, что такая грандиозная песня получилась. В Крыму мы играли буквально пять-шесть песен, получается, но группа была уже сформирована.

Слава Задерий, Константин Кинчев, Джоанна Стингрей, Тимур Новиков, Виктор Цой, Борис Гребенщиков, Сергей Курехин и Густав Гурьянов, 1986 г.
Joanna Stingray/Getty Images

Вернулись вы в Ленинград. Кому-нибудь показались?

Нет, не показались. Витя стал с дикой скоростью писать песни (по две-три в неделю). Весь материал на альбом «45» был написан у него, наверное, за месяц. Он тут же написал песню «Когда ты был битником» и другие абсолютно классические песни. Мы стали репетировать дома, сделали какую-то запись на магнитофон «Маяк», которая никому не понравилась, потому что была какая-то совсем самодельная. Потом уже как-то пошлó.

Тогда было очень мало всего, и любой парень с гитарой, который пел свои песни, сразу становился известным другим парням с гитарами, которые пели песни. Каким-то образом познакомились мы с Борис Борисовичем (Гребенщиковым. — Правила жизни). Компания была довольно обширная. В нее, например, входил Месье Панкер — мой друг и коллега, ныне сотоварищ, сопродюсер. Панкер уже общался с Гребенщиковым, с Жорой Ордановским, с группой «Россияне». Он уже был вхож в тусовку, что называется. Собственно благодаря тебе и Свин уже стал вхож в тусовку, потому что слава о твоих концертах свиновских разнеслась мгновенно и по Москве, и по Петербургу. Соответственно, окружение «Аквариума» уже знало, что такое «Автоматические удовлетворители», что такое Свин и его группа. Плюс я все время ездил на толчок меняться пластинками, где тоже налаживались эти самые связи между меломанами, а меломаны общались с теми, кто играл на гитарах, с тем же Борис Борисычем и остальными немногочисленными нашими музыкантами. Слава о нас пошла в народ, причем в тот, который нужно.

Деликатный вопрос. Как я уже говорил и как ты прекрасно знаешь, мне твои песни тоже очень нравились. В начале 1981 года в Москве твои песни «Не хочу быть лауреатом» и «Звери» мне понравились больше, чем те, прямо скажем, не лучшие песни, которые тогда исполнил Витя Цой. Когда вы объединились в группу, было очевидно, что в ней два лидера, два автора. Каким образом получилось, что песни Цоя вытеснили твои песни из репертуара группы полностью или почти полностью?

Мне трудно сказать. Мне настолько понравились песни, которые Витька сочинял, что мне было интереснее ими заниматься, играть гитарные партии, что-то придумывать, что-то наворачивать. Боюсь произнести на шестом десятке, но я никогда не стремился... «Ты не стала женой, я не стал звездой», как пел Майк. Я никогда не стремился лезть вперед, честно говоря. Это первое. И второе: мне доставляло огромное удовольствие заниматься Витькиными песнями.

Тогда давай о Витиных песнях и вообще о рождении Цоя как автора. Я думаю, что вряд ли кто-то лучше тебя знает, каким образом это рождение, становление происходило. Соответственно, вопрос у меня простой. Кто были любимые музыканты Цоя, кто на него влиял?

Если ты обратил внимание, первые альбомы — это битловщина сплошная. Все, что он сочинял, все в сторону The Beatles уходит. Другое дело, что музыка совершенно другая, но принцип... Его любимой пластинкой была With the Beatles — самая любимая его штука, которую он бесконечно слушал, обожал голос Джона Леннона. Мы с ним гуляли по улице, он все время пел песню Please Mr. Postman, стараясь спеть ее так, как пел ее Леннон. Потом мы с ним ходили на концерты группы «Блиц». Витя был просто в шоке, он был потрясен, восхищен, улетал от этой музыки куда-то в небесные дали. Еще он любил Боуи — с подачи даже не Гребенщикова, а моей. Любил Элвиса, но, скорее, внешне. Я ни разу не слышал, чтобы дома он слушал Элвиса Пресли. Но он любил его смотреть уже в тот период, когда мы стали ездить к Саше Липницкому, у которого был видеомагнитофон. Борис пытался привить ему любовь к Grateful Dead, но ничего не получилось. Прошло мимо совершенно. Любил он Black Sabbath страшной силой, любил Motörhead, как ни странно. А потом пошла новая волна, и все — пошел Duran Duran, любимейшая группа Classic Nouveau (любимейшая!) со знаменитой песней Guilty.

Шуточная поэма Виктора Цоя, посвященная Алексею Рыбину.
Из архива Марьяны Цой.

Леш, а если посмотреть с другой стороны. Все питерские главные рок-герои того времени (собственно, их было двое — Боря и Майк) находились под огромным влиянием не только англо-американской музыки, но и англо-американской рок-поэзии — это Боб Дилан, Джим Моррисон, Лу Рид, тот же Марк Болан и так далее. Насколько я помню, Витя по-английски вообще не говорил и вряд ли эта стихия могла его каким-то образом захватить. Так ли это? Он переводил?

Ничего он не переводил, он не знал английского языка. Он как-то самостийно все это раскопал, нашел ключ к поэзии. В смысле поэзии на него оказывали влияние не англо-американские певцы, а Майк и Гребенщиков те же самые. Это были отправные точки, которые его очаровали.

А если говорить о каких-то более классических образцах русскоязычной поэзии, ты не помнишь, кто-то его увлекал? Я не думаю, что это мог быть Иосиф Бродский, но, скажем, от Пушкина до Вознесенского, или нет? Или эта сторона литературного творчества его никак не трогала?

А если говорить о каких-то более классических образцах русскоязычной поэзии, ты не помнишь, кто-то его увлекал? Я не думаю, что это мог быть Иосиф Бродский, но, скажем, от Пушкина до Вознесенского, или нет? Или эта сторона литературного творчества его никак не трогала?

Давай поговорим о Гребенщикове и о его роли в истории Цоя. Есть такая известная история (я думаю, апокрифическая) по поводу того, что они с Цоем познакомились в электричке. Я думаю, что это было не до конца так, потому что я про Цоя Боре рассказывал точно. Так что, даже если они и познакомились лично и очно в электричке, он уже знал о том, кто это такой. Каким образом Цой сошелся с Борей и возникла идея совместной записи альбома с БГ в качестве продюсера?

Насчет электрички я тоже, как и ты, очень сильно сомневаюсь. Возможно, что-то такое и было, но, конечно, не так, как это живописуют сейчас — ехали с концерта «Аквариума», увидели ребят с гитарами, сели, спели три песни, и все были очарованы. Такого не было точно. Возможно, мы вместе в электричке и ехали и пили портвейн. Возможно, это было, но было уже гораздо более буднично и мы все были уже знакомы. Могу сказать так. Первое знакомство я не помню вообще, потому что все происходило как-то очень быстро. Все встречались в одних и тех же местах. Когда случался какой-то сейшен так называемый, выступление «Аквариума», мы обязательно были там. Безусловно, 100% мы там были.

Я помню, был какой-то квартирный концерт в Купчино, в маленькой хрущевской квартире, который организовывал Вова Сорокин. Там играли Борис, Файнштейн и Дюша в виде «Аквариума» и некоторое количество публики, в том числе и мы там сидели. Почему-то в перерыве между двумя отделениями выступления «Аквариума» кто-то из ребят попросил нас с Витькой вдвоем спеть. Мы сыграли две Витькины песни, одну мою какую-то. Борису это дико совершенно понравилось, причем его песни не понравились, но Витька понравился сам как исполнитель, как певец. Потом он оказался у меня в Купчино на какой-то очередной пьянке, где мы с Витей спели уже весь репертуар целиком, сидя у меня в хрущевке, пья портвейн. Борис сказал, что он сделает все для того, чтобы записать эти песни в студии, потому что они очень хороши, но для этого нужно уговорить. Таким образом, да, Борис является, по сути, крестным отцом первого альбома.

Тимур Новиков, Гриша Сологуб, Витя Гологуб, Густав Гурьянов, Юрий Каспарян, Виктор Цой, Слава Задерий, Константин Кинчев, Джоанна Стингрей, Борис Гребенщиков, Сергей Курехин, Саша Титов, Сева Геккель, Михаил Файнштейн, Дюша Романов, Петр Трошенко
Joanna Stingray/Getty Images

Как ты оцениваешь альбом «45»? Я почему-то слышал и читал даже довольно много замечаний на тему того, что Цой был этим альбомом недоволен, считал его сырым и незаконченным. У меня, честно говоря, такого впечатления не сложилось. По-моему, прекрасный альбом, особенно если иметь в виду вечно актуальную эстетику Lo-Fi. По-моему, эта пластинка по-своему безупречна. Что ты думаешь по этому поводу?

Конечно, она сырая и незаконченная. Безусловно. Но при всем при том она безупречная, абсолютно с тобой согласен. Как ты знаешь, я слушаю очень много всякой разной музыки: и ранние записи любимых групп, и поздние записи. Порой бывает, ранние, кривые записи оказываются куда лучше, чем поздние. Я не имею в виду «Кино» сейчас, а в принципе. То, что Витя был недоволен... На первом этапе он был очень доволен и с гордостью продавал этот альбом. Я прекрасно могу понять, он же хотел развиваться как музыкант. Он был молод и не шибко опытен, как и все мы тогда. Всем казалось, что чем более запродюсирован материал, тем он лучше; чем круче студия, тем она лучше; чем круче продюсер, тем лучше; чем сочнее звучит гитара, тем лучше. Это не всегда так.

Витя стремился к совершенству, как ему казалось. В общем, он достиг его, что не отрицает качества сделанного ранее.

С этим альбомом вы связывали какие-то ожидания? Если да, то оправдались ли они?

Касательно альбомов какие-то ожидания возникли к концу 1980-х. У нас не было никаких ожиданий абсолютно, нам было важно, чтобы послушали наши друзья (младшие, старшие) и сказали, что это круто. Это было единственное ожидание. Мы видели альбомы боготворимой нами группы «Аквариум». Например, «Синий альбом» и «Треугольник», которые выглядели точно так же, в коробочках магнитной ленты с наклеенными сверху фотографиями и распространялись тиражом пять экземпляров, поэтому какие могли быть ожидания? Только: «Послушай, понравилось тебе?» — «Понравилось!» — «Ох, круто! Ожидания оправдались».

Виктор Цой в Японии, 1990 г.
Фото из архива Джоанны Стингрей

Я понимаю, что вы не рассчитывали, что песни с него будет крутить всесоюзное радио, а центральное телевидение пригласит вас в программу «Голубой огонек», но тем не менее — вы вообще задумывались тогда о таких как бы элементарных и само собой разумеющихся для современных артистов вещах, как деньги и слава?

Абсолютно не задумывались. Это было невозможно, потому что невозможно было никогда. Мы жили в тех условиях, в тех реалиях, что этого не может быть никогда. Мы даже на эту тему и не рефлексировали. Нет, этого не будет ни-ког-да, поэтому мы играли просто себе в радость, никакие деньги и слава вообще не интересовали. Нам было очень приятно приезжать в Москву, видеть радостные лица зрителей в числе пятнадцати или тридцати человек, которые потом нам приносили портвейн, хлопали по плечу и говорили, как безумно это круто, особенно если эти люди были старше, умнее и опытнее, как ты, например, Сашка Липницкий или кто-то еще. Мы были в кайфе, нам было супер. А иногда еще давали деньги какие-то, это вообще была красота.

Ты принимал участие в записи второго альбома «Кино», который потом получил название «46», или нет?

Нет, в «46» я уже не принимал участия. Я принимал участие в записи второго альбома, четыре песни из которого вышли под названием «Неизвестные песни Виктора Цоя». Есть такой альбом.

Знаю, его Морозов выпускал.

Его сейчас перевыпускают как номерной.

Виктор Цой, 1987 г.
Фото: Аркадий Высоцкий

Поговорим немножко о концертах. В конце 1981-го (поправь, если я неправ) вы вступили в Ленинградский рок-клуб и в общем-то у вас начались более или менее регулярные, более или менее публичные концерты, вы уже играли и в залах. Честно говоря, я никогда не считал Цоя шоуменом. Мне кажется, что он не получал особого удовольствия от того, что стоял на сцене. То есть ему нравилось петь свои песни, но бывают такие органические харизматики, которые созданы для сцены.

Я знаю одного нашего общего знакомого, уважаемого и любимого нами с детства артиста, который может концерт петь три с половиной часа на сцене и не упадет с нее.

Концерт в Ленинградском рок-клубе, 1987 г.
Joanna Stingray/Getty Images

Кого ты имеешь в виду?

Бориса [Гребенщикова].

Борю, да. У меня не было такого впечатления о Цое.

Опять-таки, в мой период он был достаточно скованным на сцене парнем. Было ощущение, что он выходит через силу. И потом, он был очень закрытый человек, он открывался среди своих. Не среди своих на сцене, а среди своих, когда мы сидели и пили с ним портвейн. Он мог открыться, рассказать, похохотать. Мне кажется, сцена его пугала, он замыкался на сцене всегда, до последних дней. Я вспоминаю все его видеоконцерты, которые видел, уже большое «Кино», что называется. Там тоже есть ощущение, что он был абсолютно замкнут на сцене. Он же ушел от этих выходок а-ля Мик Джаггер, а-ля Брюс Ли, когда он начинал танцевать, какие-то позы разнообразные принимать. Мне кажется, это был какой-то способ защиты от публики. А в последние годы он просто встал монументом у микрофона, стоял недвижим и пел, не шевелясь.

Какую роль в группе «Кино» играла Марьяна (Цой, жена Виктора. — Правила жизни)? Могу тебе сказать, что я вообще никогда не любил даже близко подходить к личной жизни своих друзей-музыкантов, потому что знаю, что лучше этого не делать. Лучше судить о них по другим параметрам и другим проявлениям их жизни. Но в том, что касается Цоя, я сразу заметил, что он не был тем, что называется вуманайзер, то есть, в отличие от многих, он не строил из себя казанову, любимца женщин и прочее. С другой стороны, в отношениях с Марьяной, как мне кажется, он был не то чтобы подкаблучником, но у меня такое ощущение, что Марьяна играла в его жизни гораздо большую роль, чем обычно играют жены известных музыкантов. Так ли это?

Да, это так, за одним только маленьким но — он ее безумно любил! У него была настоящая, огромная любовь, которая его просто поглотила. Он утратил способность видеть окружающий мир, если он не был связан с Марьяной. Он все воспринимал через нее. И Каспарян об этом говорил, мы как раз обсуждали с ним эти моменты. Я с Марьяной дружил до последних дней, мы общались. С Юрой мы на эту тему как-то говорили, он сказал: да, это любовь была невероятная! Я был свидетелем тому, что он был просто очарован и влюблен, как юный Ромео. Он обожал ее. Марьяна, со своей стороны, ему очень помогла. Она вот эти его детские и подростковые комплексы убрала. Он, собственно, и на ноги встал, не благодаря мне или Гребенщикову или музыке, а благодаря Марьяне. Он почувствовал себя не мачо, но мужчиной. Эта любовь потом сгорела быстро, но она не могла не сгореть, потому что первая любовь не у всех, прямо скажем, на века. Появилась другая любовь — Наташа, в которую он тоже влюбился со страшной силой, и все у них было замечательно.

Для группы насколько Марьяна была важна?

Она была важна, конечно. Она очень помогала. Она была художник, так же как и Витя. Она критически оценивала его художественные опыты, помогала и материально, и морально, занималась сценическим обликом, на что мы вообще внимания не обращали сначала. Марьяна делала все костюмные штучки, рисовала всякие обложки, всякие фишечки, иногда защищала (она ж была боевая барышня) в каких-то разговорах с критиками. Она просто шла и убирала человека напрочь: отстань от ребят! Она прикрывала крылом нас. Ну а так, какая помощь? Во-первых, Витька написал кучу песен благодаря Марьяне. Огромный цикл его песен про любовь — это все Марьяна. «Мы не видели солнца вот уже несколько дней» и дальше, и дальше.

Виктор Цой, 1987 г.
Фото: Георгий Горин

Марьяна сыграла какую-то роль в том, что ты ушел из группы? И вообще, каким образом это произошло? Я помню, что это произошло вроде бы довольно дружелюбно, но как-то неожиданно и очень резко.

Отвечу поэтапно. Если она и сыграла какую-то роль, то я об этом ничего не знаю. Думаю, нет, не сыграла она никакой роли, потому что мы прекрасно втроем сосуществовали. У меня были какие-то амбиции музыкального толка как раз, не в смысле исполнения своих песен в группе «Кино», а в смысле развития группы как в инструментарии, в звуке. Витька захотел писать второй альбом. Он мне позвонил, говорит: нам надо начинать писать второй альбом. Я говорю: какой, Вить, второй альбом, у нас музыкантов нет, мы опять вдвоем остались. Олег уехал в армию. Что мы будем вдвоем писать? Давай какой-то электрический состав и прочее. Он говорит: я хочу с «Аквариумом» писать второй альбом. Я говорю: а я не хочу с «Аквариумом» писать.

Насколько я знаю, Гребенщиков в свое время отказался от участия Дэвида Боуи в написании своих песен в Америке. Дэвид сказал: «Я готов принять участие в проекте Бориса в любом качестве». А Борис ушел от этой темы, потому что в результате это был бы альбом Дэвида Боуи с участием Бориса. Все бы это воспринимали как очередной проект Дэвида Боуи. Наверное, по этой же причине я сказал, что при всей любви к «Аквариуму» это будет неправильный шаг, потому что мы получимся какими-то детьми «Аквариума», а не самостоятельной командой. На что Витя сказал: «Нет, я хочу с "Аквариумом"!» — «А я не буду с "Аквариумом"!» Он говорит: ну, это твое решение, не будешь — значит, не будешь. И всё, на этом группа «Кино» в первом составе перестала существовать. Причем потом мы замечательно общались, встречались, выпивали и проводили время. Собственно, в тот момент я уже ездил наездами в Москву и играл с Рыженко, поэтому я чувствовал себя абсолютно самодостаточным парнем: ну не хочешь, не надо, я поеду к Рыженко играть.

Когда ты видел Витю в последний раз?

Наверное, где-то за полгода до его ухода. Мы просто встретились на углу Невского и Рубинштейна. Там была Джоанна (Стингрей. — Правила жизни), кто-то еще. Каспаряна не было. Витя, Джоанна и какие-то молодые люди из свиты Джоанны (я их не знал). Ну и так: «Привет». — «Привет, как дела?» — «Да ничего, все в порядке». И разошлись.

Виктор Цой, Джоанна Стингрей, Густав Гурьянов и Юрий Каспарян в Ленинграде, 1986 г.
Joanna Stingray/Getty Images

Чтобы закрыть страничку под названием «Кино 1981–1984» (или 1983), задам тебе вопрос малоприятный, но тем не менее. Я думаю, что всем будет интересно узнать твое мнение. И ты, и Боря Гребенщиков относитесь к числу непримиримых критиков популярного фильма «Лето». Можно не особо вдаваться в детали, потому что я прекрасно понимаю, что эта тема для тебя не очень приятная. Если не считать обычных упреков в том, что вот это было не так и то было не то... Я могу сказать про себя, потому что я там тоже есть. Я никогда в жизни не говорил тех вещей, которые я говорю в фильме «Лето», типа того, что Майку надо писать песни на английском языке и делать карьеру в Америке. Это полный бред, как ты понимаешь. Тем не менее есть ли у тебя какие-то, скажем так, более глубокие, принципиальные претензии к этому фильму?

Я могу сказать, что глубоких, принципиальных претензий у меня к нему нет. У меня вообще к нему нет претензий никаких, потому что любой художник волен делать то, что он хочет, и пускай делает, бога ради! Тут вопрос того, нравится мне или не нравится. Мне это, конечно, все не нравится. Мне это не нравится глубоко и широко в силу того, что временной период (начало 1980-х), который там показан... Серебренников не одинок в неумении, незнании и неспособности показать этот период, потому что об этом времени нет вообще ни одного фильма. Вообще ни одного! А те, что есть, настолько убоги и нелепы, что их смотреть смешно и противно даже порой. Этот фильм, на самом деле, мало чем отличается от сериала «80-е», который идет на канале СТС. Там 100 миллионов серий. Он такой же глупый и так же не имеет отношения к реальной жизни. Но это бог с ним. Он, опять-таки, художник, он так мыслит, он так видит, и пускай видит. Но это, конечно, искажение истории, это не то что даже полуправда, это совсем неправда.

Самая глубокая моя претензия к нему в том, что это идеализация советской эпохи, где все якобы было мило, спокойно, красиво, тихо, набожно, где музыканты записывали альбомы, выпускали синглы какие-то (тогда такого слова еще не было). В фильме Майк говорит: я пишу новый сингл. Ну ё-моё, ну что это такое?! И вообще, все было хорошо, за исключением каких-то дураков в пиджаках, которые ходили по залу и заставляли публику сесть и не танцевать. Вот весь ужас Советского Союза заключается в этих трех дураках в пиджаках, которые там ходят. Это абсолютно глянцевая, гламурная, милая, прекрасная, счастливая жизнь советских подростков в 1982 году. Молодые люди смотрят на это и думают: ах, как хорошо, как здорово было в Советском Союзе, какой был кайф, смотрите, как они жили, как было здорово и хорошо! Ходили на пляж, голые купались, пели песни, никто ничего им не делал, такой был кайф, а сейчас какое-то говно! Это то, что я увидел в этом фильме.

Я же тоже к кино имею какое-то отношение. Я не говорю о том, что если бы не оператор, там вообще смотреть не на что было бы, потому что там нет ни сюжета, ни актерской игры, ни характеров, ничего там нет вообще, в принципе! Опельянц, конечно, снял замечательное кино и подарил его Серебренникову. Идеализация СССР там прет из всех щелей. Ты согласен со мной, что это есть?

Я бы не сказал, что это идеализация, но то, что картинка чересчур благостная, это несомненно.

Я хочу сказать, что все-таки когда режиссер снимает кино, он должен понимать, о чем он снимает и про что он снимает. Вот здесь я не понимаю, про что этот фильм вообще. Там нет характеров, я не увидел там ни одного характера. Что я имею в виду? Что те персонажи, которые ходят по экрану на протяжении двух часов, вот эти вялотекущие, совершенно бесполые какие-то люди, они бы никогда не смогли написать песни «Ты дрянь», или «Мои друзья идут по жизни маршем», или «Бездельник», или «Рок-н-ролл мертв». Это невозможно, потому что это совершенно аморфные люди, которым ничего не интересно, они непонятно чем занимающиеся, как живущие. Они не вызывают интереса как личности, у них нет характеров, они неинтересны. На них только висят бирки: это Майк, это Цой, это Гребенщиков, это кто-то еще. И всё! Нет ни Майка, ни Цоя, ни Гребенщикова — никого нет. Вот что я там увидел.

Персонажи декоративные, несомненно. Я понимаю, почему это. Потому что ни Кирилл Серебренников, ни авторы сценария их не знали, они тогда не жили. Они не чувствовали эти запахи. Я думаю, это нетрудно объяснить, почему, собственно, и сняли фильм-фантазию.

Произведение искусства рождается из каких-то переживаний. Ни одного переживания я не заметил в этой картине. Абсолютно все ровно, вялотекущее, в меру гламурное, сахарное существование.