Партия хипстеров и Капков

СЕРГЕЙ КАПКОВ: У меня появилось больше свободы в принятии решений, я не каждый день встаю по будильнику, я сам отвечаю за себя и за тех людей, которые со мной работают.

С.М.: Чем ты сейчас занимаешься?

С.К.: Развернуто ответить или коротко? Можно так сформулировать – мы оказываем консалтинговые услуги.

С.М.: Мы – это кто?

С.К.: Мы – это люди, которые работали со мной в парке Горького, в департаменте культуры. Мы за эти годы выработали определенные технологии по управлению городской культурой, проектированию, благоустройству общественных пространств...

С.М.: То есть вы, прости господи, урбанисты?

С.К.: Нет. Мы, если можно так выразиться, менеджеры социальных проектов. Вот ты знаешь – существуют политтехнологи, а мы – социотехнологи. Те, кто производит изменения в обществе. Причем в самых разных областях, начиная с разработки концепций фан-зон для чемпионата мира по футболу в Казани, в Москве, в Нижнем Новгороде, в Самаре и заканчивая проектами в Центре исследований экономики культуры и городского развития экономического факультета МГУ, который я возглавляю.

С.М.: Я никогда не задавал тебе вопроса «Зачем?» – когда ты оказался здесь, сначала в парке Горького, потом в департаменте культуры Москвы. Какого черта? Пилить тебе не надо, деньги у тебя есть, у тебя Абрамович в друзьях, у тебя все хорошо. Зачем ты сюда приходил вообще?

С.К.: Это был вызов для меня. Шесть лет назад меня Сергей Семенович позвал сделать парк Горького – и моя жизнь, по сути, разделилась на до и после. Я помню, как на дне рождения Константина Львовича Эрнста мы сидели за одним столом с мэром и долго обсуждали перспективы парка Горького. А потом Костя, когда я пошел заниматься парком, подарил мне черно-белый портрет Собянина. И этот портрет висел у меня в кабинете в департаменте. Ну а дальше вы все знаете: асфальт, трава, нелегальные торговые точки, аттракционы, бандиты...

С.М.: Это был 2011 год. Бандиты уже научились костюмы Brioni носить. К тебе что, на стрелки сюда приезжали?

С.К.: Ага, мы тогда шутили – поехал со стрелки на «Стрелку»... Когда вице-мэр Людмила Ивановна Швецова представила меня коллективу парка, ко мне подошел человек, который, как выяснилось позже, отвечал за безопасность парка в интересах определенных людей. Он дал мне свой телефон и сказал: «Если с вами что-нибудь случится, вы мне звоните в любое время дня и ночи». Я понял, что это не предложение помощи, а угроза. Тогда мне пришлось на какое-то время пересесть в бронированный автомобиль и нанять охрану.

С.М.: Это тебе Собянин дал?

С.К.: Нет. Это я знал, где взять.

С.М.: Вообще, это же удивительная история из разряда «как все устроено на самом деле». Приходит Капков с поручением мэра, со связями уровня «друг Абрамовича», и несмотря на все это ему угрожает начальник службы безопасности, который здесь представляет интересы братков.

С.К.: Это не были братки, как показывают в сериалах на НТВ. У этих людей были серьезные лоббисты среди депутатов, народных артистов Советского Союза, сотрудников силовых структур... А потом, ты не забывай, в каком состоянии тогда был парк: в одном помещении гастарбайтеры жили, там 200 контейнеров стояли с каким-то непонятным содержимым, там нелегальная стоянка... Пришлось действовать нестандартными методами: приглашать в парк руководителя московской милиции, вести переговоры с ФСБ, чтобы по всем направлениям пошла информация: с Капковым не воевать.

С.М.: Это просто сериал «Босс» на русский лад... А потом менеджер из парка становится министром культуры.

С.К.: Да, и кроме парков появляется ответственность за библиотеки, театры, музеи...

С.М.: Давай про театры. Главный герой этого номера – наш с тобой знакомый Кирилл Серебренников. «Гоголь-центр» связывают как с ним, так и с тобой. Тебе сколько раз звонили по поводу «Гоголь-центра» в день?

С.К.: Кто?

С.М.: Ну не поклонницы же тебе звонили и говорили: «Сереж, как круто, что ты опекаешь "Гоголь-центр"!» Конечно, из кабинетов. Откуда обычно звонят по этому и ряду других вопросов – со Старой площади.

С.К.: Не могу сказать, что часто, но звонили несколько раз, да, не буду скрывать. Я знаю, что за некоторыми постановками внимательно наблюдали, писали аналитические записки. Но, как правило, после разбора ситуации претензии исчезали. Например, один раз меня пытались обвинить в том, что я даю деньги и позволяю Серебренникову ставить спектакли про фашистов и нацистов. А потом выяснилось, что постановка была по книге Захара Прилепина, за которую он получил премию от Минкульта, а спектакль был не в «Гоголь-центре», а на «Платформе». В общем, эта история про то, что всегда найдется человек, который на тебя стучит, а потом звонит и просит: «Сергей Александрович, я очень извиняюсь, можно билетик на премьеру в "Гоголь-центр"?»

С.М.: После просмотра еще приходили обниматься, а потом писали гневные посты о том, что Капков отдал все московские деньги Серебренникову, а там содомиты на сцене и вообще театр убыточный. А вчера Кирилл Серебренников заявляет, что они первый московский театр, который зарабатывает деньги.

С.К.: Первый из современных. Но не единственный. Не забывай про «Ленком», «Современник», МХАТ, Большой театр, наконец.

С.М.: Парки стали зарабатывать, театры стали зарабатывать, и вообще все очень хорошо развивалось в твоем ведомстве. Настолько хорошо, что возникает вопрос: почему ты больше не сидишь в том кресле, которое занимал? Теперь можешь все-таки ответить на вопрос, с чем тогда была связана твоя отставка?

С.К.: Это было обоюдное решение. Все задачи, которые передо мной Сергей Семенович ставил, я решил.

С.М.: Но ты бы мог и новые решать.

С.К.: Для новых задач стали нужны другие люди. Другая повестка появилась, украинский вопрос в широком понимании: от Крыма до Донбасса.

С.М.: То есть зачем нам Капков с хипстерами, когда нам нужен какой-то другой человек с антимайданом?

С.К.: Совершенно неправильно мыслишь. Дело не во мне, а в том, что стратегия поменялась. Вот ты чай пьешь, а я – кофе. Это значит, я отказался от чая, заказав кофе, а ты отказался от кофе. Это всегда выбор. Бармен же не расстраивается, что Минаев кофе не заказал. Здесь тоже не надо расстраиваться. Нам то не надо, нам теперь это надо. Пошла программа благоустройства города и другие вещи.

С.М.: Ты считаешь, что твой опыт в этой программе был бы бесполезен?

С.К.: Я считаю, что за эту программу отвечают другие люди.

С.М.: Пошлый вопрос, но я не могу без него обойтись. Его тебе десять из десяти читателей задали бы. Ты смотришь на город из окна своего авто, мы с тобой сидим в парке, который ты когда-то начал перестраивать. Как ты оцениваешь то, что сделано после твоего ухода? Это бы сделал по-другому, здесь хуже сделано, здесь лучше, а это вообще потеряно?

С.К.: Какое-то время думал об этом, а потом перестал. Я что мог – сделал, задал вектор, а дальше вот вам кисточка – выбирайте свою краску, свой колор. Что-то еще и после моего ухода доделывалось из того, что нами было запланировано и согласовано с мэром. Сейчас уже меньше. Но в целом у меня есть ощущение, что точку невозврата нам удалось преодолеть.

С.М.: В одном интервью ты сказал безумно интересную фразу (из нее сериал можно сделать): «Дети богатых родителей идут в бизнес и управление, дети бедных – в силовики. Интересно, что будет, когда они встретятся через двадцать лет».

С.К.: А какие есть другие варианты? К тем, кто делает бизнес, рано или поздно могут прийти те, кто делает свою карьеру в силовом блоке.

С.М.: И спросят: «Где наши деньги?»

С.К.: Допустим. Но я же говорил не только про деньги, а про определенные жизненные ценности, корпоративную культуру. Мне вот интересно, кому достанутся деньги нынешних крупных промышленных магнатов. Вернутся в копилку государства, как это уже было в истории, или все-таки перейдут новому поколению людей с иными жизненными установками, такими как у большинства граждан из бывшего Советского Союза?

С.М.: Мы когда с тобой говорим о новом поколении, понимаем в основном, чьи это дети, можем пофамильно назвать, они все отучились в Лондоне и Нью- Йорке. Они сюда приезжают, они все такие западные, образованные, прикольные, а тут российская действительность, силовики, здесь перетерли, тут затерли. Парадигма человека с ксивой и парадигма человека с деньгами отца – это разные парадигмы.

С.К.: И разный уровень агрессии, восприятие мира. Согласен. Но и в той, и в другой ситуации должен защищать закон. Я считаю, что основная ответственность родителей тех детей, которые как раз вернутся из-за границы, – создавать правила, которые комфортны и для тебя, и для меня. Все фильмы про Дикий Запад в Соединенных Штатах – про это. Поэтому, конечно, передача ценностей – это большая задача. Но для этого что-то должно меняться.

С.М.: У тебя есть ощущение перемен?

С.К.: У меня есть ощущение, что воздуха становится больше.

С.М.: Такое впечатление, что не воздуха становится больше, а появляется еще один аквариум, и в нем люди живут своей параллельной жизнью. В ней другое кино, другие источники информации. То есть в 2012-м это разделение можно было объяснить политикой, но сейчас люди стали аполитичны, они создают свои узкие группы по интересам. Настолько это все дифференцировано, что не понимаешь, кто мы такие? Разделенные горожане?

С.К.: Это ты про Москву говоришь, а в регионах люди в большинстве своем живут так же, как жили мои родители, работавшие в особом конструкторском бюро машиностроения: к восьми утра на работу, в шесть – домой. В Театре.doc был такой спектакль, он назывался «Водка, е***, телевизор» – о жизни в провинции. Вот, например, у брата в квартире сто каналов, но он смотрит National Geographic. У него нет возможности много ездить, вот он и смотрит на мир глазами Сенкевича. А что еще смотреть? Что все страны против нас? Зачем себе нервы портить? Он просто переключает. А из городских новостей ему интересно, какую маршрутку отменят и когда им детскую площадку достроят во дворе. Ты прав, интересы сужаются до периметра своей квартиры. Но, может, это и неплохо. Не всем же в геополитике надо разбираться. Кому-то надо и картошку выращивать.

С.М.: Ты считаешь, эти два параллельных мира долго могут независимо друг от друга существовать?

С.К.: Они не совсем независимы друг от друга, но еще какое-то время будут существовать. Пока не исчезнет эта повестка: а вы помните, как мы при Ельцине жили? Да, эти 25-летние не помнят, как мы при Ельцине жили, то есть они счастливо жили, они детьми были, в погремушки играли. А вы помните, при советской власти за границу нельзя было попасть? Они не помнят. Это как нам про времена Наполеона рассказывать. И это поколение тогда просто скажет: мы не хотим играть по вашим правилам, мы не хотим вашу газету читать, у нас свои источники получения информации. Кстати, это уже происходит – ты видел, сколько подписчиков у новых кумиров молодежи – Ивангая и прочих видеоблогеров? Это еще один параллельный мир. Я смотрю на студентов МГУ, которые мечтают работать в Газпроме, взять ипотеку, жениться. А в реальности никуда на работу попасть не могут, так как без опыта на рынке не востребованы, соответствен-но про ипотеку и женитьбу тоже на время забывают, а вместо этого начинают задавать вопросы власти: почему так? И пошла история.

С.М.: Пять лет назад другое поколение так же попыталось задать вопросы власти...

С.К.: Для меня те митинги – это что-то странное. Почти из советского прошлого: ну, пошли пива попьем, но сначала на Красный Октябрь. Вот пошли на Красный Октябрь. Вокруг знакомые, наши с тобой подружки в шубах, селфи. Что мы туда поперлись? Интересно. У меня есть один товарищ. Когда был митинг на Сахарова, ему слышно было плохо, он сто долларов милиционеру дал и с охранником прошел, чтобы видеть лучше, потому что там звука как всегда не было. И когда мне говорили, что «у нас к власти претензии стилистические», я отвечал, что у меня к ним стилистически тоже была тысяча претензий. Вы можете, например, Кашину гитару не давать, чтобы он не пел? А потом у них грузчика колонкой задавило, и я говорю: вы же сцену даже обустроить не можете, почему вы считаете, что страну сможете? Вам только «Единая Россия» мешает?

С.М.: А ты же до сих пор состоишь в «Единой России»?

С.К.: Состою, только из высшего совета во время ротации вывели на прошлом съезде.

С.М.: Ты был на последнем съезде?

С.К.: Не был.

С.М.: Ты как простой член партии не мог прийти?

С.К.: Нет. Партийная система так устроена, что тебя должно делегировать региональное отделение, в котором ты состоишь, либо ты должен быть special guest. Но в этот раз меня не позвали.

С.М.: То есть партиец ты так себе. Взносы теперь не платят, а в партийной работе взять с тебя нечего.

С.К.: Как это? Это тоже партийная работа: я тебе даю интервью – пиарю партию.

С.М.: Ты вообще о политической карьере думаешь? Если тебе поступит предложение в очередной созыв войти в Госдуму, возглавить комитет по чему-нибудь там?

С.К.: Я придерживаюсь позиции никогда не возвращаться в прошлые места. Это не мой образ будущего, так скажу.

С.М.: А какой твой? Ты планируешь: я бы хотел через пять лет быть там?

С.К.: Знаешь, может, это возраст. Ты уже начинаешь думать про свое будущее через детей. Через пять лет мой сын будет на третьем курсе института. В какой-то момент тебе это реально становится чуть важнее. Хотя, конечно, я готов взять в руки шашку и поскакать, образно говоря, в Крым, если будет идея, которая увлечет меня так же, как в свое время парк Горького.

С.М.: Три истории, которыми ты гордишься в своей карьере? Пока ты еще не «ускакал».

С.К.: Я горжусь тем, что я сделал на Чукотке. А я кое-что там сделал. Я горжусь тем, что я сделал для российского футбола. Я горжусь тем, что я сделал для московской культуры. Это все растет и процветает – именно то, что мы начинали. Были какие-то ошибки, но не было такого проекта, который бы взял и не полетел. Я смог убедить многих людей от Собянина до Абрамовича, что надо делать именно так. А сейчас и жители довольны, и власти довольны. У меня нет глубокого анализа, я же сам себя не могу оценивать. Фиг знает, это же все – часть моей жизни. И она очень быстро проходит. ≠

Выражаем благодарность музею «Гараж» за предоставленную площадку.