Интервью с Катей Варнавой: «Самоирония — это то, что помогает мне выживать. Это мой способ защиты»
Один мой друг прочитал комментарий, что у нас будет «эфир высокой женщины и умного мужчины» и сказал: «О, правильно! Высокая женщина и ***ый гном».
Но поскольку мы в телефоне, это совершенно не определяет ни ваш размер, ни мой размер. Ну, вы понимаете, о чем я говорю. Мы можем не комплексовать по этому поводу. Я с вами, Сергей, чувствую себя абсолютно незакомплексованной женщиной. Хотя в жизни я очень закомплексованный человек.
Да-да-да, мне рассказывали.
Поэтому я решила прибухнуть, чтобы максимально расслабиться. Можно, прежде чем вы будете задавать мне какие-то каверзные вопросы, я задам вопрос вам, тебе?
Вопрос, есть ли у меня туалетная бумага в доме?
Чем обоснован столько неординарный выбор главной героини?
Тебя в смысле?
Конечно.
Ну, смотри — есть две версии ответа на этот вопрос. Первая — больше никто не соглашался.
Серьезно?
Да ты что, нет, конечно.
Просто я зашла и почитала комментарии. Я никогда этого не делаю, но мне так стало интересно, потому что я понимаю, что твоя аудитория абсолютно другая. Она меня отчасти, я думаю, не знает.
Философы одни, да-да-да.
Да-да-да. Меня просто давно не называли «тупой бабой в трусах». Я давно и не выступаю в трусах — выступаю без них. Могу себе позволить.
Ты взрослая женщина.
Я, между прочим, сейчас сижу тоже без них. Ты так и не сказал — почему я?
Честно, я подумал, что если сейчас всех своих друзей обзвоню, все мне скажут: «Ну, понятно. Он сейчас с Петровым выйдет [в эфир], с Соболевым, с Биковичем». И я понял, что я хочу выйти в эфир с Варнавой. Не могу тебе этого объяснить. Понятно, что я давно смотрю тебя, знаю твое творчество и тому подобное. Мне так захотелось.
Если бы сейчас Галкин к нам подключился, он бы нас обосрал. Он не любит, когда говорят «мое творчество» или «чье-то творчество».
[...]
А сколько ты на самоизоляции сидишь?
Три недели. И уже три недели не вижу маму, несмотря на то, что она до позавчерашнего дня ходила на работу, потому что она медицинский работник, а ей 75 лет и она находится в группе риска (интервью записывали 29 марта. — Правила жизни).
Она до сих пор работает?
Да. На самом деле очень многие врачи, которые уже на пенсии, вышли на работу, посчитали это своим долгом.
А ей в больницу доставляют людей с коронавирусом?
Нет, она работает на заводе спецсплавов.
То есть ты три недели сидишь в квартире и никуда не выходишь?
Я выхожу в магазин, выхожу в аптеку. Но не посещаю места большого скопления людей. Я перестала ходить в рестораны, причем достаточно давно.
Когда начинался этот массовый психоз, ты закупалась чем-то: гречкой, перловкой?
Нет. Заходила в «Азбуку вкуса Daily» взять себе какой-то очередной авокадо, потому что я веган и мне нехер жрать все время.
Ты веган?
Да, но бухающий. И еще я хватанула две упаковки туалетной бумаги.
Как думаешь, сколько это все будет продолжаться?
Ничего, если я буду периодически апеллировать к своей маме? Напомню, что она у меня медик.
Единственный врач из нас троих.
Она настаивает на том, что если все пойдет по хорошему сценарию (что для нее хороший сценарий — она до конца для меня до сих пор не открыла тайну, но тем не менее), то в конце апреля это все должно закончиться. Но не рассчитывайте на то, что это будет неделя — ни в коем случае. Это повсеместный глобальный карантин. Дело в том, что у нас огромное количество как сознательных людей, так и несознательных. И как в первый же день карантина люди умудрились поехать в «Серебряный бор» жарить шашлыки — я *** его знает [не понимаю].
Твоя мама — неисправимая оптимистка. Потому что я на меньше месяца даже не рассчитывал.
Нет, она сказала, что это будет месяц при хорошем раскладе. При плохом это будет и три месяца, и четыре.
Скажи, пожалуйста, насколько твои друзья серьезно относятся ко всему, что происходит?
Мои друзья в большинстве своем сидят на карантине, они самоизолировались. Но многие мои знакомые (не хочу громко говорить «друзья») меня очень удивили — они стали себя вести, как по мне, неадекватно. Они поддались панике.
А ты не боишься?
Не боюсь. Чего, вот скажи мне, бояться?
Боишься ли ты умереть?
Нет, я не боюсь.
Чего это? Ты сохранилась, что ли?
Я тебе так скажу: по симптоматике это [коронавирус] очень похоже на то, чем я переболела в октябре.
Я тоже переболел в январе такой фигней. Но от чего это нас с тобой спасает? Говорят, что никакого иммунитета не вырабатывается.
Не вырабатывается, я просто говорю, что это началось не сейчас. В нашей стране, мне кажется, это началось раньше: ноябрь, декабрь, конец октября — вот этот период. Мне поставили в октябре бронхиальную астму, но я не астматик, и сказали, что я уже полтора месяца хожу с бронхитом.
Самое интересное, что этот вирус не признает абсолютно никаких классовых ограничений. Раньше можно было сказать: «Эти-то с голоду не умрут. С этими ничего не будет». И тут — премьер-министр, голливудские звезды. У тебя есть знакомые, которые купили себе аппараты ИВЛ?
Конечно, еще бы.
А я думал, что я один такой.
Конечно, купили. Но только вопрос — а вы умеете пользоваться им вообще? Совершенно непонятно. Я вот поняла, что у меня дома нет перекиси. Сходила, купила перекись на всякий случай. Антисептиков, правда, нигде нет.
Хотя жопа даже еще не началась.
Вот мне сейчас стало очень сильно не по себе.
Давай мы с тобой прикинем. Вот живет среднестатистический человек, Николай Иванович Пукин. Работает он, например, в каком-нибудь ресторане. Ресторан сейчас закрыт. Арендаторы аренду не снижают и каникул не дают. Значит, все это платится из прибыли. Например, месяц продолжается эта е***а [ерунда]. Люди в рестораны не ходят — значит, нет выручки. Значит, Николай Пукин, который работает официантом, не получает бабок. У него есть какие-то накопления, он их прожирает, а через три месяца заканчивается вся карантинная история, например. Но ты понимаешь, что у населения в этот момент нет денег, бизнесы не работают — они закрылись. Например, event-агентства закроются уже в апреле. Рестораны закроются в мае, если никому не поможет государство. И дальше начинается коллапс экономики, если государство не будет вливать деньги в предприятия и раздавать деньги людям — давать отсрочки по кредитам, по ипотекам, отменять налоги. Грубо говоря, декабрьские корпоративы будут дешевле, Кать, если вопрос в этом был.
Ты знаешь, я сейчас засунула свой язык в жопу и свое нытье. Я сейчас ни в коем случае не прибедняюсь и не нахваливаю себя, но сейчас реально есть люди, которые задаются вопросом: из чего мне заплатить своим сотрудникам зарплату? И я понимаю, что все сбережения, которые у этого человека были, он сейчас отдаст на зарплаты, отдаст их за два месяца, потому что он думает о своих сотрудниках, — и все, у него нет ни хера.
А теперь понимаешь, в чем дело — когда эта ситуация происходит у тебя, ты думаешь: «Ну, ладно. Мы н***ись [попали впросак], но мы потом в какой-то момент вырастем». Но это повсеместно, это шатдаун экономики.
Но в других странах государство все равно, так или иначе, поддерживает?
Я сегодня разговаривал с итальянцами знакомыми, которые говорят, что на Юге начинается п*** [кошмар]. Там очень много людей, которые получают зарплату в конвертах — так вот они ее перестали получать. И месяц сидят на карантине, им нечего жрать. Они приходят в супермаркет, берут самое необходимое — пасту, томатный соус и хлеб — и не платят, а те вызывают полицию.
То есть начинается мародерство.
Нет, это не мародерство. Это голодный бунт. Мародерство — это когда люди врываются в пустующий дом.
Но это первые шаги к мародерству.
Это гораздо хуже. Потому что мародеры (в общем мнении) — это гондоны. А голодный бунт — это несчастные люди, которым нечего есть. И это гораздо страшнее.
Так вот, к вопросу — боюсь ли я вируса? Я не боюсь вируса, я боюсь голодного бунта. Что людям будет нечего есть, что начнется неуправляемая история. А так можно пережить все что угодно. Ну, правда. Наш страна уже столько всего пережила.
Моей бабушке 93 года. Она в уме, х***т [ругает] меня — все как положено, нормальная еврейская бабушка. И я с ней сегодня разговаривал. Говорю: «Ну, скажи, пожалуйста, вот в войну же хуже было?» А она: «В войну ж только бомбили. Нам карточки выдавали, мы четыре года так прожили. Я тогда молодая была, мне было наплевать. Сейчас гораздо страшнее».
Сейчас страшнее, потому что неизвестность. Непонимание, кто с кем воюет. Нет тут врагов, нет победителей и проигравших. Мы тут все можем всё благополучно просрать, вот в чем дело.
Ты верующая?
Для меня это наболевший вопрос. Я впервые за много лет решила пересмотреть свое отношение к церкви. Я крещенный человек, но практически не хожу в церковь — ходила когда-то, потому что папа (царство ему небесное) просил меня освятить куличи. Но сейчас я начала даже читать молитвы.
То есть ты знаешь молитвы? Или ты их выучила?
Я научилась их читать, а не учить.
Тебе легче от этого?
Нет, я пока не нашла общий язык с Богом.
Ты сейчас серьезно говоришь?
Абсолютно серьезно. Я не понимаю, почему в тот момент, когда я начала интересоваться верой, в мире произошел такой коллапс. А ты не веришь в Бога? Ты атеист?
Я атеист, но я верю, что... Я верю, что вот эта бессмысленная х*** [чушь], которая называется «жизнь на Земле», она не может не управляться каким-то космосом — или Богом, как угодно назови. Высшим сознанием.
Большим братом?
Не братом, нет. Чем-то над пониманием человека — ты не можешь этого вообразить себе, а оно есть. Просто иначе зачем все? Представляешь, нам бы сейчас сказали: «Ребят, вот вы обсуждаете смысл жизни. На самом деле смысл жизни у вас простой — вы должны все сдохнуть, разложиться и чтобы на ваших костях выросли цветочки, а коровки бы их жрали».
Я не исключаю.
Как бы ты жила с этим знанием?
Я вообще не понимаю того, как мне может кто-то сказать: «Что ты знаешь про жизнь? Что ты знаешь про смерть?» Я знаю про смерть — у меня умерло огромное количество моих близких людей. У меня папа умер два года назад, я чуть не о***а [с ума не сошла], скажу честно. А до этого за полтора года его брат умер, а до этого, годом ранее, тетя умерла.
[...]
Я не понимаю, почему я не могу высказаться на ту или иную тему. Да даже если я не права. Какого хера? Я имею на это право. Я никого при этом не обижаю и не оскорбляю. Я никого не заставляю страдать, я никому не причиняю боль. Я просто высказала свое мнение. Каждый человек в этой стране имеет на это право. Но правила игры каждый день меняются.
Ну, нет. Ничего не меняется. Люди воспринимают все очень просто: есть квадратное, есть круглое, а есть зеленое. Ты шутишь — шути. Ты физик — давай формулы решай. А ты кто? Ты давай молчи. Все.
У тебя взрослая аудитория, очень — я думаю, много успешных, талантливых и сознательных людей.
Да-да, мы почитаем потом этих талантливых и успешных людей: «Горите в аду, мудилы».
Мне тоже пишут: «Гори в аду, мудила». Меня даже не склоняют. Понимаешь, меня даже не отличают от мужского и женского — я какая-то бесполая. Я даже не баба. [...] Я не понимаю, кто я.
Слушай, про твое мнение. Я действительно очень внимательно посмотрел эфир Шихман. Мне очень понравилось. Это о***ный [отличный] эфир, вы обе были просто потрясающими. И меня отдельно очень заинтересовал твой разговор о браке. Когда твой любимый человек делает тебе предложение и ты говоришь: «Я, конечно, согласна. Но давай мы сейчас чуть-чуть погодим». Мне показалось, что у тебя отношение к свадьбе как к ипотеке: сейчас мне это надо, а сейчас не надо. Я помню, еще 15 лет назад общественная мораль говорила нам о том, что женщина без штампа в паспорте вообще не может ничего сделать.
15 лет назад, ты сказал?
Ну, окей, 12. Да, 15. А сейчас ты сидишь вся такая красивая у Шихман, в хороших лубутенах и говоришь: «На хер все это надо. Когда захочу, тогда мы и поженимся».
Серень, мне 35 лет. Я уже взрослая, стареющая на глазах тетя. Причем есть 50-летние, которые выглядят роскошно. Я не выгляжу роскошно, друзья. Ну неинтересно мне уже само понятие «свадьба». И вообще, институт брака меня уже не интересует. Мои родители прожили 55 лет вместе благополучно: моя мама в 18 лет вышла замуж за моего папу. Всю свою сознательную и не очень жизнь она прожила с моим отцом. Мне в 35 для этого что надо сделать? Я считаю, что для меня сам брак уже не так интересен, не так актуален на сегодняшний день, потому что я абсолютно самодостаточная. И даже если я иногда чувствую себя максимально одиноко и незащищенно, то это абсолютно мои проблемы. Ничего страшного. Есть женщины, которые не созданы для брака. Вот я поняла в какой-то момент, что я не создана для брака. Хотите верьте, хотите — нет. Возможно, кто-то сейчас скажет, что меня в свое время просто не позвали замуж, что я никому не нужная старая дева, — и это тоже правда. Мне как-то мама сказала: «Ты замуж не вышла. Я очереди, честно говоря, из претендентов не видела ни разу». Мама тоже права.
Мама молодец. Знает, как поддержать.
Ты знаешь, как мама называет меня? «Вот, ты — не красивая. Алсу — красивая, а ты — интересная».
А ты же на самом деле рыцарь печального образа, да?
Почему ты так думаешь?
Потому что в тебе есть глубина. Тебе надо играть женщин на краю. У тебя серьезная драматургия есть, как мне кажется. Потому что я чуть-чуть пишу и, мне кажется, я это вижу. Думаю, ты не веселый человек внутри. Не в том смысле, что грустный. А в том, что такой — печалюшка.
Я всегда чуть-чуть на несчастье, но стараюсь этого не показывать, чтобы не вызывать у людей чувство сочувствия и жалости. Мне проще быть грустным клоуном, правда. Я веселю людей, мне это очень нравится. И если особо одаренные люди, которым не все равно, вдруг разглядели во мне какую-то грусть — я, в принципе, этому рада.
Я вообще заметил, что большинство людей, которые занимаются юмором, — они напрочь, начисто лишены самоиронии.
Так, давай имена.
Ну, правда. Ты не заметила этого?
Как ты думаешь, с чем это связано?
На умных щах скажу: в какой-то момент люди, которые занимаются профессионально юмором, становятся большими звездами. И помимо того, чтобы шутить, им хочется доносить какие-то вещи. А их не воспринимают всерьез. Их от этого бомбит, они злятся и начинают выжигать эту самоиронию. Им кажется, что их травят, что над ними издеваются.
Я не выжигаю. Это то, что помогает мне выживать. Это вообще мой способ защиты. Юмор и самоирония — я всегда могу этим прикрыться, что бы ни произошло. Как бы меня ни оскорбили, как бы меня жестко ни послали в жопу — я всегда могу этим прикрыться.
[...]
Слушай, мне просто интересно... Это же такая большая литература — то, что с нами произойдет за этот карантин. Ты не боишься каких-то открытий в своей жизни с твоим молодым человеком?
Так они и так происходят. Еще не начался у нас карантин, а я уже три раза охерела от того, что мне говорят знакомые люди.
Нет, ты жопа к жопе в квартире своей будешь с ним три недели или два месяца.
Ты имеешь в виду — с Константином (молодым человеком Екатерины. — Правила жизни)?
Нет, я имею в виду — с Павлом Деревянко. Ну, конечно, с Константином.
Пашка Деревянко тоже классный, кстати. Знаешь, я думаю, что чему быть — того не миновать. Я сейчас, как бабка старая, начну тебе говорить «правдинками» народными. Два сознательных взрослых человека. Каждый найдет чем заняться. Я могу почитать, у меня огромное количество сценариев на почте, плохих и очень плохих, которые я ни разу не читала. Я почитаю их.
Сценарии фильмов ты имеешь в виду?
И сериалов, да. Мне иногда присылают. Хочешь, прикол расскажу? Мне в январе прислали три проекта — три сериала, три разных производителя, три разных кинопродакшена, три разных режиссера. И у меня везде прописана роль Светланы — такое может быть?
Конечно.
Я везде Светлана. В одном сценарии я — бывшая красотка, которая спивается. В другом сценарии, я — женщина, которая спивается. Почему мне предлагают такие роли, я не понимаю.
Во-первых, довольно херовые сценаристы. Будем честны.
Когда ты напишешь сценарий какой-нибудь?
Я очень давно хочу. Ты никогда не задумывалась о том, чтобы тебе е***уть [взять и поставить] моноспектакль? Не стендап, а моноспектакль.
Сейчас будет смешно, если я такая: «Моноспектакль? Моно... А что это такое? Мультипаспорт?» Нет, конечно, никогда не задумывалась. Ты что, я кто, я кта? Я хочу кабаре.
То есть ты все-таки грустная королева бурлеска? Вылезать из свадебного торта, слать всех, спиваться? Да, это тоже хорошо.
Ты что, меня сейчас обосрал?
Нет, наоборот, я как бы сказал, что ты...
Короче, я хочу, чтобы ты на глазах у почти девяти тысяч людей, которые нас сейчас смотрят, пообещал, что если вдруг напишешь что-то, ты меня пригласишь.
Я с удовольствием пообещаю, что хотел бы с удовольствием что-то для тебя написать. Потому что мне кажется, что ты п***[отличная] актриса.
Н*** [К черту] всех!
А не просто баба в трусах.
Да без трусов я!
Можно я тебе задам, если ты не возражаешь, четыре вопроса? Финальных.
Ты можешь все. В рамках УК РФ.
Как ты думаешь, когда закончится эпидемия?
Я думаю, что через два месяца.
Что первое ты сделаешь, когда все закончится?
Я поеду к маме. Я очень скучаю по маме. Хотя бы раз в неделю я всегда к ней приезжала. Она живет в Москве, но в другом районе. Единственное, из-за чего я ссу, — что из-за этого вонючего коронавируса я ее не увижу. Это единственное, с чем я засыпаю и просыпаюсь.
С кем, кроме матери, из друзей ты в первую очередь встретишься?
Я очень хочу потусоваться с Теоной Контридзе — я очень люблю ее, ее семью, и мы бы классно провели время.
Когда откроют границы, в какую страну ты поедешь в первую очередь?
В Америку.
А куда?
В LA (Лос-Анджелес. — Правила жизни). Я вдохновляюсь там очень. Там смелые, открытые люди. Моему молодому человеку тоже нравится. Я там одеваюсь как фрик, и огромное количество людей, которые видят меня на улице, считают меня по-настоящему модной телочкой. То есть тут я «пидор», а там я «модная телочка». Чувствуешь разницу?
Кать, я сегодня прочувствовал ее каждой молекулой своего бренного тела.
Надеюсь, ты не разочарован.
Я просто в восторге.