12

апостолов

Вика Привалова

12 апостолов Правила жизни Привалова

«Художник не должен быть голодным. У меня одна жизнь, я хочу работать и видеть мир, а для этого нужны ресурсы: хорошее настроение, витамин D, хорошая еда», — с первых минут разговора Вика Привалова вступает в спор с одним из самых стойких клише об искусстве.

Рубашка Canali;
брюки и сумка Louis Vuitton;
туфли Jimmy Choo;
очки Emporio Armani

Привалова занимается независимым театром. Деньги на спектакли она ищет сама, сама делает рекламу, договаривается с площадками. Ее дебютные «Совместные переживания», в которых зрители сидят вокруг зеленой лампочки, актеры среди них рассказывают документальные истории о первой любви, а когда лампочка загорается, заговорить может любой из зрителей — хит Центра Мейерхольда. Выставку в десяти локациях с аудиокомментарием «Мам, привет», выстрелившую в прошлом году, теперь приняли в репертуар «Практики». Истории о травматичных отношениях с матерями звучат среди старых шкафов, трюмо и полированных столов. «Это все барахло с "Авито". Я делаю спектакли из мусора. Из воздуха. Не хочу городить декорации, которые потом пылятся в цехах и никому не нужны. Я за осознанное потребление», — Привалова ругает устаревшие представления в театральной индустрии. И делится личным: «У меня тяга к собирательству. Думаю, это еще из дома, из Нижневартовска. Я выросла в бедной семье. Меня до сих пор возмущает, когда кто-то скупает все подряд или разбрасывает вещи. Когда вижу беспорядок, внутри звучит родитель: "Ты почему так неаккуратно себя ведешь? У нас нет денег, а ты так с вещами".

Во время нашего разговора Вике звонит мама ("Мам, привет"). Волнуется, не привезла ли дочь со Шри-Ланки коронавирус. "Нет, это в Китае, мам. Я чувствую себя хорошо". В спектакле мамы требовали от детей учиться на пятерки, принимали их гомосексуальность, страдали от рака, иногда били своих детей. Одни герои говорят, что простили родителей, другие — что перестали общаться. Зрители "Мам, привет" рисуют портреты матерей по ролику-инструкции из YouTube, читают книжки по воспитанию, оставляют друг другу и своим мамам записки на холодильнике. "Я создаю пространства для коммуникации. Места, где люди разговаривают. Им есть что сказать друг другу".

В планах у Приваловой спектакль об отцах-супергероях, которые "спасают мир, но где-то не здесь", в том числе и о своем отце, который рано ушел из семьи и которого ей так и не удалось узнать. Сейчас Вика делает другую работу вместе с Еленой Ненашевой, с которой познакомилась в лаборатории горизонтального театра в Нижнем Новгороде.

"Это неочевидная практика — объединяться со вторым режиссером. У нас обеих есть эго, амбициозность, но нам показалось, что вдвоем мы будем суперсилой". Вообще тренд на горизонтальные команды и отказ от авторской режиссуры, который в последние пару лет захватывает театр, позволяет проникнуть туда тем, кому раньше вход был практически закрыт: например, женщинам без театрального образования, как сама Привалова. Что получится из коллаборации двух режиссеров, которые уже выпустили яркие сольные проекты, еще интереснее. "Смешно одной заниматься такой темой", — добавляет Вика. Спектакль будет про секс.

Кастинг Привалова с Ненашевой проводят "в формате тренинга на интерактивность". Для Вики совершенно естественно, что спектаклем можно назвать что угодно. Спектакли-выставки — удобный сейчас способ поговорить о чем хочется, а не жест, не эксперимент и не догма. У Приваловой вообще удивительно легкое мышление. Сначала она рассказывает, как переделала для "Мам, привет" технологию вербатим-интервью, основу документального теа­тра. Чтобы оставить рассказчиков наедине с их личной историей, не брала интервью сама, а присылала презентацию из восьми вопросов с просьбой быть откровенными, наговаривая ответы на диктофон.

Откуда эта свобода — из насмотренности? В разговоре Вика то и дело упоминает сериалы Netflix и психоделические мультики, а среди любимых спектаклей называет проекты Rimini Protokoll, тонкие танцевальные перформансы и особенно — "Игру на барабанах" про Олега Кулика: "Там стул, проекция, человек и его история, больше ничего. И столько глубины". Но к концу интервью мы снова говорим о личном — и, как ни смешно, о еде: "Я из семьи, где не было художников. Нет традиции, на которую я оглядываюсь, когда придумываю спектакли. У меня вообще не религиозное отношение к искусству. Кто-то готовит еду, я готовлю спектакли. Важно только, чтобы зритель понимал, зачем он в них находится".