Правила жизни Анны Политковской

Журналистка, писательница, правозащитница. Убита 7 октября 2006 года в Москве.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Помните, психом назывался каждый, кто «отклонялся от нормы»? А те, от кого мы зависели, любили нас, только когда мы были безгласными. Вспомнили? Так вот, те, от кого мы сейчас зависим, намерены пламенно любить нас только в той же самой позиции — когда мы на рот вешаем замок. Открыл рот — значит, психоз. Значит, милосердия не заслужил. Значит, в расход.

По большому счету я не борец. Я просто абсолютный журналист. А задача журналиста — информировать о том, что происходит.

Ну, написала книжку, одну, другую, третью, пятую, но все равно я журналист, это суть моей жизни.

Я понимаю свою работу как имеющую какой-то социальный эффект. Я просто по-другому, наверное, не могу.

Я не ультралиберал, я просто журналист.

Надо оказывать помощь тому, кому хуже, чем тебе, вне зависимости от национальности. Я думаю, это очевидно.

Я украинка по национальности, моя девичья фамилия Мазепа. Политковская — это моя фамилия в замужестве.

Не хочу проснуться в стране окончательно победившего фашизма. Напомню — это когда свастику не гравируют по металлу, а выжигают на чьей-то спине. Таджикской, еврейской, армянской, украинской — короче, «не нашей».

Война — отвратительная вещь. Но она вычистила меня от всего ненужного и отсекла лишнее. Мне ли не быть благодарной судьбе?

Ненавижу батальные полотна. Ведь главное в жизни — это ее детали. Только они проверяют нас на человечность. Как отнесешься к трагедии одного человечка — так и целого народа.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Армия в России — один из традиционно основных государственных институтов — продолжает оставаться типичным лагерем за колючей проволокой для бессудно заточенных туда молодых граждан страны. С соответствующими, подчеркнуто тюремными, правилами общежития, насаждаемыми офицерами. Где «мочить в сортире» — главный метод воспитания.

Мы живем с отмененной местами Конституцией, лишь по избранным ее статьям, которые еще продолжают нравиться Кремлю. Разонравятся — и их выкинут в сторону, как кого-то из нас.

Избыточный патриотизм вреден, как все избыточное. Я за тот патриотизм, что с горечью и гордостью.

Патриотизм — это уметь быть очень критичным к своему государству для того, чтобы оно стало лучше. Это мое глубокое убеждение.

Жестокость — тяжелейшая инфекция, склонная к пандемии. Она не бывает одноразовой.

Страх и вправду искоренил у нас стыд. От страха перестало быть стыдно.

Стабильность у нас наступила чудовищная. Никто не желает идти за правдой в суд, который демонстрирует свою полную зависимость и ангажированность. Никому не придет в голову искать защиты в правоохранительных структурах, которым никто не верит, потому что они тотально коррумпированы. Царит самосуд. В умах и действиях.

Невозможно согласиться, чтобы политическая зима опять задержалась в России на несколько десятилетий. Очень хочется еще пожить. Очень хочется, чтобы свободными были дети. И свободными родились внуки. Поэтому очень хочется скорой оттепели. Но повысить градус от минуса до плюса можем только мы. Больше никто.

Жизнь заканчивается в одну секунду. И завтра — это слишком блудливое животное, чтобы на него надеяться. Оно способно не навестить тебя никогда. Все — только здесь и только сейчас...

Нельзя притвориться свободными.