«Пока ты развлекаешься, кто-то репетирует сцену или записывает пробы»: Коста Ронин, первый снявшийся у Тарантино русский актер, — о работе в Голливуде

Новая Зеландия — необыкновенно красивая страна, вот как вы себе представляете Шир из «Властелина колец», только без графики, папоротники выше человеческого роста, пейзажи, которые не менялись тысячи лет. Австралия другая, она более разношерстная. Знаете, когда путешествуешь по Европе, ты каждые полчаса останавливаешься: тут деревушка, тут церквушка, тут просто кофе попить, тут поболтать. В странах Нового Света такого нет, зато бесконечно можно наблюдать из окна, как меняется природный ландшафт. Выезжаешь из Мельбурна на запад и видишь, как леса становятся все ниже и ниже, деревья превращаются в кустарники, кустарники в пустыню, где вообще ничего не растет, а потом въезжаешь в Западную Австралию — а тут эвкалипты и лазурная вода.

Сначала мы переехали в Новую Зеландию, потом в Западную Австралию, потом я перебрался в Сидней, ну и затем в США. Ты привыкаешь к такому образу жизни, когда постоянно ищешь себя и комфортную среду, где ты будешь чувствовать себя как дома. Если ты знаешь, чего хочешь, то продолжаешь поиски. В Австралии и Новой Зеландии я чувствовал себя комфортно, но я не был счастлив, я не был на своем месте, не был окружен людьми, которые меня понимают с полуслова, стремятся к тому же, что и я, поддерживают. Это я нашел только в Лос-Анджелесе.

Люди бегут или от чего-то (это когда на родине у них сложилась какая-то неблагоприятная ситуация), либо куда-то (ищут новые возможности для учебы, работы, развития). Хотят испытать новые эмоции, почувствовать потенциал для роста, который в России невозможен, хотят, чтобы у их детей был выбор.

Я приехал в Лос-Анджелес как турист, просто посмотреть на город — и сразу понял, что хочу остаться. Понял, что это именно то место, где я должен жить, здесь я не чувствую себя белой вороной — здесь живут люди, с которыми я на одной волне. Я прилетел в четверг, а в субботу у меня уже был первый актерский класс, который продлился до четырех утра. Начался он нормально, в шесть часов вечера, а закончился только потому, что учитель заснул и начал громко храпеть. Тут я понял, что вот они — люди, которые дышат тем же, что и я, что мне нужно срочно переезжать. Сразу же запустил процесс получения визы — и через полгода уже жил в Эл-Эй.

Пока ты живешь в одной стране, а возвращаешься в другую, то есть, например, живешь в США, а возвращаешься в Австралию или Москву, ты еще не переехал, ты пытаешься усидеть на двух стульях. А вот когда ты начинаешь возвращаться в Лос-Анджелес, понимаешь, что это твой дом, – все, процесс завершен. И я очень хорошо помню этот переломный момент.

Лос-Анджелес — это как Олимпийские игры, сюда едут лучшие специалисты со всего мира. Плохие тоже едут, ну и ладно.

Ты можешь быть маленькой рыбкой в большом озере и постепенно вырасти в большую рыбку либо можешь быть большой рыбкой в маленьком пруду, но при этом ты никогда не вырастешь. Я предпочитаю быть маленькой рыбкой с потенциалом роста, потому что когда ты находишься в конкурентной среде, когда ты постоянно окружен профессионалами, ты растешь и развиваешься быстрее. Раньше была такая штука про черного боксера — что ему, чтобы выиграть, надо быть не просто лучше, а намного лучше, а то засудят за цвет кожи. Мне запомнилось это сравнение. В Голливуде отбор идет не среди десяти человек, а среди ста. Уверенности вообще нет никакой. Но если ты достигнешь успеха, то ты взберешься не на холм какой-то, а на Эверест.

У меня в Голливуде все началось как у всех: кастинги и большое количество отказов. Если ты воспринимаешь отказ как конец света, эта профессия не для тебя, надо идти продавать мороженое — тогда тебя все будут любить. Сейчас ситуация у меня изменилась, кастингов нет, есть предложения. Сейчас мы снимаем «Родину», я привязан к этому проекту, до этого долго был привязан к «Американцам». Я ограничен в движениях, не могу ничего особого предпринять, но через пару месяцев закончится мой контракт — и я вновь стану свободным человеком, готовым к новым проектам.

Перед тем как получить роль в «Американцах», я долго сидел без работы и начал записывать видеопробы. Тогда никто еще этого не делал, не было специальных платформ, все говорили, что это баловство и несерьезно. Но у меня была цель — сделать так, чтобы режиссеры по кастингу узнали о моем существовании. Я брал материал, который уже сняли, выбирал сцену, записывал ее так, как будто я прохожу кастинг на этого персонажа, и отправлял в отдел по подбору актеров. Я снимал по три-четыре видео каждую неделю в течение четырех месяцев, представляете себе объем работы? Но в итоге все получилось.

Если честно, никто не знает how to make it in America. Просто ты просыпаешься с мыслью, что ты должен победить самого себя, а не кого-то еще. Ты приходишь на пробу и выдаешь лучшее, на что способен. А дальше — от тебя ничего не зависит, потому что столько человек вовлечено в процесс принятия решения, что не сосчитать. Слишком много факторов. Единственный вариант чего-то добиться здесь — это отдать себя без остатка. Большинство людей едут в Лос-Анджелес с мыслями о том, что они могут получить, что им может дать этот мир, в итоге у них ничего не выходит, потому что надо ехать с мыслью, что ты можешь дать миру, что ты можешь дать профессии. Это не тот путь, когда ты закончил вуз, устроился на работу, пожал кому-то руку, потом двигаешься по этой стезе и знаешь точно, что никто и ничто тебя не собьет. Тут все иначе. Чем больше ты даешь, тем больше получаешь, так устроена жизнь. И тут ты либо ставишь все на одно число и веришь, либо ничего не выйдет.

В Голливуде очень легко «уснуть»: солнце, хорошее настроение, все улыбаются, пляж, тусовки — все это затягивает. Легко потеряться и очнутся лет через десять, поняв, что время упущено. Очень многие попадают в этот водоворот. Важно не терять из вида свою цель, потому что, пока ты там где-то развлекаешься, забыв про свои мечты, кто-то репетирует сцену, записывает пробы, пишет, занимается речью, снимает и продюсирует свой материал. В итоге он будет ближе к цели, чем ты.

Я — вечный студент, постоянно учусь. В Голливуде это необходимо, без этого никак. Большинство актеров из Европы и России этого не понимают. У нас как принято: окончил ты ГИТИС или Щуку, вот у тебя бумажка, что ты актер и теперь можешь работать. Без бумажки тебя никто всерьез не воспринимает, и ты с пеленок знаешь, что должен ее получить. С бумажкой идешь устраиваться в театр, ну и дальше — как сложится. В Голливуде кастинг-директору совершенно все равно, что ты окончил, ему важно, что ты можешь сделать здесь и сейчас, что ты можешь дать этому проекту. Поэтому к актеру с дипломом ГИТИСа и к парню из Папуа — Новой Гвинеи отношение будет одинаковое. У вас может быть разный стаж, разные интерпретации сценария, разное видение сцены, но выбор всегда происходит на основе того, что ты можешь предложить проекту. Многим сложно с этим смириться, они приезжают, видят такое отношение, разворачиваются и уезжают.

У меня два образования: политология и международные отношения и MBA. Раньше к актерам было такое отношение, что вот он актер, потому что больше ничего не умеет делать. Я хотел доказать, что это не так, что я могу заниматься чем угодно, а актерское мастерство и режиссура — это мой осознанный выбор. Что я в любой момент могу прекратить, надеть костюм, взять портфель и найти работу, но не хочу. Пока я учился, я параллельно играл в театре и занимался актерским мастерством, потом у меня появилась постоянная работа. Совмещать все это было довольно сложно, но когда ты веришь в себя, в то, что ты на правильном пути, не важно, чего это тебе будет стоить — сна, отношений, других жертв, ты приносишь их не раздумывая.

На самом деле, я никогда не хотел быть актером, для меня важен процесс повествования, я хочу рассказывать истории, а в качество кого — это вторично. Поэтому я начал изучать режиссуру, сценарное мастерство, ведь существует множество историй, где мне нет места как актеру, но это не значит, что я не могу их рассказывать, будучи в другой роли. Надо постоянно искать что-то в себе, какой-то нереализованный потенциал и реализовывать его, главное — чтобы цель была больше, чем ты сам, больше, чем твое эго, тогда все это имеет смысл.

Я не совсем безбашенный, я чувствовал, что это мое, что я к этому иду. Это как на собачьих бегах: ты видишь, как собаки бегут за зайцем, которого тащат на веревке, и ты понимаешь, почему они бегут, ведь ты видишь этого зайца. А теперь представь, что зайца ты не видишь, а видишь стаю очумевших собак с дикими глазами, бегущих непонятно куда с высунутыми языками. Ты не понимаешь, куда они бегут, тебе будет казаться, что они просто с ума сошли. Вот я всегда видел зайца и знал, зачем мне нужно бежать куда-то с высунутым языком, моя семья и друзья не видели. Я пытался обрисовать этого зайца, объяснить, построить нормальные отношения, где меня понимают и принимают, а потом осознал, что это просто невозможно, что они — другие люди и никогда не поймут концепцию моего зайца. В конце концов я просто перестал пытаться что-то объяснять, потому что на объяснения уходит много энергии, которую я могу потратить на достижение своей цели.

О таких проектах, как «Однажды в Голливуде», ты обычно можешь только мечтать: вот они где-то снимаются и ты думаешь о том, как круто было бы туда попасть. Это счастье и мечта любого актера — работать с таким режиссером, как Тарантино, поэтому когда ты действительно получаешь от него предложение, звучит оно немного нереально. Когда мне позвонил менеджер и сказал, что звонили от Тарантино и хотят со мной работать, я был в Испании. Переговоры заняли несколько дней — от первого звонка до подписания контракта, хотя обычно на это уходит несколько месяцев. Я не читал сценарий и почти ничего не знал о своем персонаже, все было суперсекретно.

Тарантино — гениальный, он знает абсолютно все о кинематографе. Он может процитировать реплику актера из какого-то вьетнамского фильма 1973 года голосом того самого актера. Обычно режиссеры, которые сами пишут материал, очень трепетно к нему относятся, потому что провели много ночей за созданием сценария, и не хотят ничего менять. Тарантино меняет сцену в процессе съемок, чтобы четче выразить мысль, чтобы лучше передать эмоции, он принимает во внимание все — актера, локацию, общее настроение. Ему постоянно приходят в голову новые идеи, и он их мгновенно воплощает в жизнь. Это был необыкновенный опыт.

Я играю друга Романа Полански. Он в юности работал охранником в клубе, Полански хотел зайти в клуб, Войтек его не пускал и даже дал ему по лицу. Так они познакомились, подружились и стали сотрудничать. Полански был с Шэрон, Войтек с Абигейл, они в то лето чуть не расстались, но она дала ему последний шанс, а потом их убили. Но это история, тут я ничего нового не рассказываю, фильм не про это.

Тарантино не снимает нормальные фильмы. Он вошел в историю, не снимая такие же фильмы, как все, и за годы работы в Голливуде не встал на голливудские рельсы, не стал создавать типичные картины. Есть режиссеры, которые остаются собой, сохраняют свой авторский стиль, их мало, и они гениальны. Тарантино не соревнуется с Маликом или со Спилбергом, он снимает свое кино, снимает так, как видит. «Однажды в Голливуде» — это его история, снятая так, как он ее увидел. Да, он кому-то не понравится, а что, «Криминальное чтиво» всем понравилось? А теперь его называют одним из лучших фильмов столетия. Малик, что ли, всем нравится? Или вот «Выживший»: кто-то считает фильм шедевром, а кто-то недоумевает, о чем он: половину картины герой идет туда, половину – обратно, к чему это все? Так что все зависит от зрителя, от ожиданий и от восприятия.

Я — русский человек. И умру русским человеком. Совершенно неважно, на каком языке я разговариваю, я думаю как русский человек и принимаю решения как русский человек. Конечно, существует влияние стран и культур, в которых я жил, но проблемы самоидентификации у меня нет. Я русский и горжусь этим. Вчера мы ездили на действующую базу ВМФ США, искали места для съемок. И как только военные поняли, что я русский, у них сразу включился режим защиты и побежала бегущая строка по лицу: враг-враг-враг-враг. Ну я стал разговаривать с ними с преувеличенно русским акцентом, потому что если у кого-то предвзятое отношение к моей стране и моей культуре, это его проблемы, а не мои. Не важно, где я живу, я остаюсь русским человеком, и борщ мне всегда будет милее паэльи, например.

Я знаю много людей из России и Украины, которые рвут всякую связь с родиной, перечеркивают свое прошлое и на ломаном английском заявляют, что они — американцы. Пытаются забыть свои корни и свой народ, потому что дело-то не в стране, а в народе, границы и все эти геополитические статусы не имеют ничего общего с народом. Мне не нужно жить в Москве, чтобы мне было больно от того, что происходит в России, и я и в Марокко это ощущал, всегда остается та самая нить, которая связывает тебя с твоим народом.

Я не знаю людей, которые считают, что в России все хорошо, но люди научились маскировать свои ощущения, мириться с происходящим и как-то жить с этим. То есть ты понимаешь, что можешь забиться в угол и умереть, а можешь стать частью системы, и если ты решил стать частью системы — это твой выбор. Выбор существует всегда. Эмиграция — это тоже выбор, и это сложное решение.

Мне нравится играть русских. Я русский, кого я еще должен играть? Для меня разработка персонажа начинается с понимания того, как персонаж мыслит. Представь себе луковицу, вот ты снимаешь с нее все слои, остается стержень, суть, и в работе над ролью ты должен дойти до сути. Так вот, русский человек может думать только как русский человек. Ведь мы смеемся, когда американцы играют русских, и дело не только в акценте. Даже если выключить звук, по ним видно, что это вранье, они не русские, они мыслят иначе. Они не могут снять «Анну Каренину», как и мы не сможем снять «Корону» или «Елизавету», то есть можем, конечно, но получится что-то вроде «Трех мушкетеров» — клюква. Поэтому когда русский человек говорит, что не хочет играть русских — это смешно, а кого ты хочешь играть? Я живу в США 8 лет, но этого недостаточно, чтобы играть американца. Если им нужен будет американец, они возьмут американца; если им нужен будет одноногий француз, они найдут одноногого француза, а не датчанина с двумя ногами, чтобы потом добавить акцент и убрать ногу с помощью эффектов.

У меня нет никаких границ, я считаю себя человеком мира. Для меня важен материал и персонаж, как он вливается в историю, какие у него взгляды. Грустно, когда приходится играть карикатуры, а не людей с их мыслями, снами, страхами, эмоциями. Ведь суть актерской работы — в том, что ты даешь жизнь новому человеку, только не ребенку, а взрослому.

В коллаже использовано фото Hunter Arthur

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Перестрелки, вечеринки Playboy, сумасшедшие соседи: сценарист из России рассказывает, как устроен ее голливудский дом

История Патрисии Томпсон — единственной дочери Владимира Маяковского