Правила жизни Григория Явлинского

У меня всю жизнь чувство, что я пристаю к людям. Они сидят себе дома, едят ватрушки — и вдруг в комнату входит Григорий Алексеевич и начинает впаривать им про антинародный режим.

Что я чувствую, приходя в Думу? С чем сравнить? С селевым потоком. Идет лавина, но надо стоять, чтобы тебя не уволокло. Заходишь в зал, где человек четыреста, и физически ощущаешь их неприязнь. Поднимаешься на трибуну и в своем сознании как бы приказываешь этим четыремстам: назад! И они встают на задние лапы.

Было время, когда я выбирал, что лучше купить: хлеб или картошку. Если что — смогу жить и так. Я работал слесарем. Руки помнят.

Денег надо иметь столько, чтобы ощущать себя состоятельным.

В метро все злые от одиночества.

Я спросил маму: «Как же ты, закончившая университет с красным дипломом, могла выйти за беспризорника, за воспитанника Макаренко?» А она сказала: «Когда твой отец шел по другой стороне улицы, я на этой стороне чувствовала: идет благородный мужчина».

Что отец делал бы в 2005-м? Был бы Лимоновым. И таким, что Лимонову не снилось. Он ни за что бы не принял этого масштаба лжи.

Когда отчаиваешься, когда тебя не слышат, хочется хоть что-то сделать. Хоть табуретку.

Гулять люблю один — я не большой любитель разговаривать.

Если вы умеете думать о жизни кого-то, кроме близких, то вы и есть русский интеллигент.

Циник — слаб. Он отталкивает жизнь от неспособности понять ее.

Кому не хватает героизма — могу предложить такое упражнение, что больше не захочется ни в Непал, ни в пещеры: год не врать. Хотя бы на работе.

Сына лучше ударить, чем унизить словом. Мальчикам полезно.

Я был чемпионом Украины по боксу. Я — единственный экономист в России, по чьей книге учат в Америке. Мне не нужно раздувать себя ни особняком, ни офисом.

Россия — единственная страна в Европе, где в двадцать первом веке власть сидит в средневековой крепости. Это как если бы Ширак заседал в Лувре.

Путина как-то спросили, злопамятный ли он? А он ответил, что вообще-то нет — просто тяжело прощает, и память хорошая.

Не хожу на футбол. Чувствую его на стадионе хуже, чем по телевизору. С трибун вижу только общий рисунок, не технику.

Русских больше всего не любят не за границей, а в России.

Если у человека есть что сказать, чтоб его выгнали со службы, он всегда заработает себе на жизнь.

Да, я мало улыбаюсь. Я всерьез занят своим делом. Не серьезность привела к тому, что Ходорковскому дали восемь лет, а то, что все думали: хи-хи, ха-ха.

В самом серьезном человек всегда одинок.

Меня как-то спросили: ну и чем вы заняты? Cпасаете Россию? Я сказал: нет, я так живу. В этом нет геройства. Я просто считаю, что так надо и что я так могу. И делаю.

Если вы умеете думать о жизни кого-то, кроме близких, то вы и есть русский интеллигент.