Петр Федоров: «С каждой новой ролью ты получаешь билет в одну сторону»

«Гитаристы скоро приедут. Тут кутабы остались игиловские. Ешь кутабы», — Федоров говорит отрывисто, но без перерыва, и вскоре обнаруживает причину своего возбуждения. «Вчера ночью позвонил дед — говорит, сидят на кухне люди. А бедного деда за последние три года грабили несколько раз. Я приехал — и действительно: запах дешевых духов и алкоголя, тоже дешевого. Сиделка, которую мы наняли через агентство, устроила в квартире притон. Полночи их выгонял, а она меня еще и прокляла на прощание». Примерно через минуту эта криминальная история неизвестными тропами выводит мысль Петра Федорова к кинематографу: «Почему завораживают преступники? В кино не бывает героя, который совсем плохой, должна быть какая-то мотивация».

Пока я доедаю кутабы, по лестнице спускается усталого вида человек и представляется: «Вадик». Композитор Вадим Маевский — хозяин бутовского дома, где последние лет пятнадцать актер Петр Федоров проводит значительную часть свободного времени. На втором этаже здесь оборудована звукозаписывающая студия, на третьем — репетиционная точка. Рядом с каменным домом на участке стоит маленький, дачный — Маевский собирается его сносить, а пока что в нем живут таджики, те самые, которых Павел Бардин и Петр Федоров сняли в фильме «Россия 88» (в одной из комнат до сих пор свален весь собранный для съемок нацистский реквизит).

Федоров познакомился с Маевским в 2003 году в Щукинском училище — тот подбирал музыку для дипломного спектакля курса Родиона Овчинникова. Вместе они основали группу Device, в которой Федоров играл на клавишах и семплере, затем к электронно-гитарным композициям добавился вокал Мириам Сехон — кому-то больше известной как вокалистка ВИА «Татьяна» и актриса театра «Практика», а большинству — как комиссар Розалия Землячка в «Солнечном ударе» Никиты Михалкова. Новую группу, на счету у которой уже два записанных в Берлине альбома, назвали Race to Space. В Берлине же печатали пластинки, обложки для которых рисовал художник Павел Пепперштейн, а макет верстал сам Федоров.

Дом в Бутове заставлен музыкальными инструментами: семплеры и синтезаторы начала девяностых, советские электромузыкальные установки, аккордеоны, гармони и даже балалайка. Федоров с любовью рассматривает разложенные на полу микросхемы: «Это новые модули, из которых мы собираем чистые аналоги, железо. Цифровой синтезатор предлагает тебе кучу миров, но они уже за тебя придуманы, а интересно вернуться к изначальным источникам звука». Драм-машина восьмидесятых годов, за которую он отвечает, только что приехала из Берлина — «после нее мы вышли на паперть, потому что стоит она как автомобиль примерно». Словно в доказательство ценности приобретения Федоров занимает место за машиной: долго настраивает ручки, клавиши, подтягивает рычаги.

В дальнем углу репетиционной комнаты стоит кожаный диван, перед ним — журнальный столик с бутылкой виски, стаканами и пепельницей, а у стены подвешен гамак. Закончив с драм-машиной, Федоров разливает виски по стаканам, закурив, показывает записку от группы The xx, на разогреве у которых Race to Space выступали в «Крокусе» пару лет назад, и рассказывает о недавней экспедиции на Русский Север — там проходили съемки нового клипа. Пожимает плечами: «Я же всего лишь музыкант, притворяющийся актером».

Группа собралась на последнюю перед «Пикником Афиши» репетицию — «выступаем на локальной сцене, будем там чем-то вроде хедлайнеров» — и в отсутствии вокалистки, которую ждали после концерта, ребята играют инструментальные версии всех композиций: с грязными басами, гитарными рифами и звуком синтезаторов, доходящим до минимал-техно. Раз в полчаса отрываются от инструментов, курят и пьют виски. Когда к часу ночи алкоголь заканчивается, Федоров находит в телефоне номер «Алкобутово» и вместо приветствия произносит в трубку по-итальянски: «Buongiorno!» Это кодовое слово, и его достаточно, чтобы «Алкобутово» выехало по адресу. Начинается сбор денег — как и во всякой компании, наличных ни у кого нет. Когда нужные полторы тысячи за бутылку самого простого виски наконец находятся, Федоров уходит встретить курьера.

Съемочную площадку в заброшенном колхозе под Серпуховом окружают борщевики. С навозного холма пахнет. Чахлые деревца на крыше хлева пригибает ветром. В кадре стоит вишневая «Волга»: Петр Федоров снова и снова убирает в багажник топор, рывком открывает дверь и садится на переднее сиденье. На заднем его ждет седой человек с неаккуратной щетиной — Кирилл Пирогов, артист мастерской Петра Фоменко, любимый в народе за роль Ильи Сетевого в «Брате 2». В мини-сериале «Савва» он играет главную роль, следователя Савченко. Федоров выполняет команды, шипящие из рации: «Петя, пройди немного мимо машины по дуге бананчиком, как ты любишь».

После девятого дубля начинается обеденный перерыв, и Федоров подходит ко мне с сигаретой в зубах. На нем выцветшее синее поло, заправленное в джинсы, на поясе — кобура с пистолетом, а на запястье — золотые часы Pilot (дедушка Федорова попросил отнести их в ремонт, но старые советские часы показались ему единственно подходящими для героя, и он их «заносил»). Кирилл Пирогов сидит на деревянном ящике и повторяет свою роль. Поседевший, в помятом пиджаке и стоптанных кроссовках, он, кажется, каждую свободную минуту проживает в мире театра — когда Федоров садится рядом, продолжается начатый, видимо еще утром, рассказ о том, как Пирогов ставит «Ричарда III» со студентами Щукинского училища. Они вспоминают лучшие времена родного вуза и сходятся на том, что «Щуку» развратило внимание к студентам со стороны телеканалов.

Щукинское училище окончили дед актера Евгений Федоров и его единоутробный брат Александр Збруев, а также отец Петр Федоров-старший. Сын собирался поступать в Строгановку на художника, но после смерти отца в 1999 году решил пойти по его стопам. Уже на первом курсе он получил первую главную роль — у Леонида Марягина в фильме «101-й километр». Режиссер обратил на него внимание во время экзамена по сценической речи. «Попал в хорошие руки — сам я в 17 лет не мог понять, хороший фильм или нет. Прошло семь лет, я пересмотрел и подумал: "Петрович, как тебе повезло". После окончания института Федоров был зачислен в труппу театра Станиславского, однако известность ему принес "Клуб". Главный молодежный сериал 2000-х, с подзаголовком "История золушки в стиле R&B", показал миллионам подростков гротескную картину ночной жизни эпохи путинской стабильности: герой Федорова, сын совладельца ночного клуба, каждый вечер уезжает домой с новой королевой танцпола, завоевывает друзей остротами вроде "Почему ты метросексуал? Ты на метро, что ли, все время ездишь?", а девушек — широкой улыбкой и густыми бровями. Через год после премьеры первого сезона "Клуба" Федоров уже снимался у Федора Бондарчука — в блокбастере "Обитаемый остров" — с рекордным для отечественного кинематографа бюджетом 36 миллионов долларов.

Теперь Федоров спешит в трейлер, где нас ждет одинаковый пустой суп и пюре с курицей, чтобы объяснить, как после удачного старта и вереницы серьезных ролей он оказался на съемочной площадке сериала, пусть и для «Первого канала»: «Раньше мне казалось: буду известным, будут интересные предложения. Ни хера. Получаешь профессию, начинаешь ей служить, а выбирать оказывается не из чего. Здесь продюсер предложил мне играть Савченко, но я решил, что не в той фактуре. Это мой первый сознательный отказ от главной роли. Меня никто не понял, но я болею за проект, и меньше всего мне хочется отхватить кусок побольше. Я бы испортил эту роль, вышло бы гендерное доминирование: приезжает сильный парень, начинает всех давить, а это надоело». «Гендерное доминирование» вообще любимое выражение Федорова, так он, кажется, определяет амплуа, которое все последние годы стремится к нему пристать, и потому произносит это выражение как ругательство. «Как только у сериала появился режиссер, я попросил: "Можно я смещусь?" И сразу сказал, что единственный подходящий артист — это Кирилл Пирогов. Он такой тонкий, театральный и еще так повзрослел, поседел».

После рокировки Федоров играет местного следователя, которого отправляют в помощники к приехавшему из Москвы ревизору в лице Саввы. «Мне западло играть ментов, я этим принципиально не занимаюсь. Погоны и другие государственные знаки отличий не рекламирую. А еще у нашей полиции такая форма, что извините — когда в кадр входит полицейский, нужно, чтобы было тревожно и страшно, а не смешно. Но следаки — это некий канон. Есть первая любовь, есть предательство, есть измена, и есть следак — это тоже пыльный кинематографический архетип», — словно оправдывается актер. Взявшись за роль поменьше, Федоров задался целью выдержать редкую в русских сериалах психологическую достоверность. Его любимый пример даже не «Настоящий детектив», c оглядкой на который писали «Савву», а британский «Лютер». «Там же главное вовсе не криминальный сюжет — ты просто сидишь на кухне, и тебе объясняют всю твою жизнь». Для достижения этой достоверности пришлось разбирать по частям собственную актерскую технику. «В институте вечно говорили, что персонаж — это не ты, это другой человек. Ну какой на хер человек, это же я? — Нет, не ты. — Хорошо, это не я, а слезы же мои? Мои. Боль моя? Моя. Этот шизофренический момент мне никогда не был понятен. Когда мы курсе на третьем учились плакать, Владимир Петрович Поглазов меня спросил, кого мне больше всех жаль. Себя, конечно, нам всегда жаль себя, не маму, не бабушку, а себя. По его совету я пожалел себя, и сразу получилось», — монолог Федорова прерывает треск громкоговорителя, объявляющего, что обеденный перерыв закончен.

В третий раз мы встречаемся с Федоровым на Гоголевском бульваре после съемки обложки этого номера и, чтобы завершить разговор, заходим в ближайший бар. Для пропадающего по полгода на съемках артиста разнообразие винных баров в новинку, но он не задерживается на этой мысли долго, навязчиво возвращаясь к одним и тем же вопросам. Где у актеров «эта е**ная черта» между профессией и жизнью? Как рассказывать про людей, если на них нет времени? А когда время появляется — как общаться с людьми, не превращая это общение в бенефис? И как, главное, снимать и сниматься в стране, где нет киноиндустрии?

Следующей после антиутопии Федора Бондарчука стала малобюджетная псевдодокументальная драма «Россия 88» Павла Бардина, с которым Федоров познакомился еще на сериале «Клуб». В основу сценария, написанного совместно, лег общий интерес — исследовательский, подчеркивает актер, — к субкультурам вообще и субкультуре наци-скинхедов в особенности. Картина поразительно достоверно показала быт и нравы подростков-неонацистов, занятых реализацией в жизнь своих сложно устроенных представлений, в которых «Майн Кампф» породнился с «Велесовой книгой», а британский рок — с отечественным говно-панком. Чтобы закончить фильм, Павлу Бардину пришлось продать квартиру. Многие прошедшие пробы актеры отказывались от съемок, узнав, что озвученный сразу гонорар 50 долларов за смену не шутка. В итоге добирали по знакомым: родственников кавказца Роберта сыграли художники Георгий и Константин Тотибадзе, а роль одного из скинхедов исполнил участник Race to Space Александр Туркунов. Режиссером монтажа стал сам Петр Федоров.

Набрав 20 килограммов мышечной массы для съемок в «Обитаемом острове», Федоров предстал в «России 88» пышущим адреналином молодчиком с квадратным подбородком и взглядом, в котором читалось всякое отсутствие страха и размышления — «голубые глаза и горячая лобная кость», по Мандельштаму. Живущий с мамой и сестрой в Тушине 21-летний Штык — главарь неонацистской банды. Он оставляет за собой маленькую гору трупов: сестры Юли, встречающейся с кавказцем по имени Роберт, самого Роберта и погибших в перестрелке с его родней соратников — наставника в «белой революции» Климента Климентовича, по совместительству школьного учителя ОБЖ, и любимого питбуля.

В 2009 году фильм получил премию «Ника» как открытие года и был хорошо принят на Берлинском кинофестивале, но его не взяла в прокат ни одна из крупных российских компаний. А в декабре того же года прокуратура Самарской области подала иск о конфискации и изъятии из гражданского оборота кинофильма «Россия 88» как экстремистского. Формальным поводом стали оперативно-разыскные мероприятия местного ФСБ: они выявили, что граждане Валеев О.Р. и Рустамханов Р.А. независимо друг от друга посмотрели «Россию 88» и увидели в нем признаки экстремизма. Бардин и Федоров ездили на суд в Самару и даже нашли кандидата педагогических наук Шамиля Махмудова — ранее осужденного на семь лет условно за взятку, — который по заказу МВД стал автором экспертного заключения и обнаружил в фильме «возбуждение ненависти и вражды»: «Нравственно и эстетически не сформировавшийся читатель может принять этот материал как сигнал к борьбе за утверждение русской нации в конкуренции с представителями других национальностей по принципу "я и мир". Через год прокуратура отозвала иск, но в феврале 2016-го по решению уже нарьян-марского суда фильм "Россия 88" вновь был признан экстремистским. Павел Бардин тогда утверждал, что причиной преследования стоит считать не само изображение неонацистов, а, скорее, их сотрудничества с государством: в "России 88" банду Штыка крышует участковый, а условный депутат в исполнении Андрея Мерзликина предлагает участие в серьезном бизнесе — охране митингов и маршей, агитационной работе среди молодежи. В том же 2009 году неонацистами были убиты правозащитник Станислав Маркелов и журналистка Анастасия Бабурова — это убийство легло в основу дела БОРН, "боевой организации русских националистов". На суде боевики рассказывали о своих связях с сотрудниками Администрации президента и прокремлевских молодежных движений.

С широким прокатом не получилось, и создатели фильма не препятствовали его распространению в интернете. Скачанная на торрентах большинством ее зрителей драма стала едва ли не главным событием российского кино за несколько лет и идейно завершила нулевые годы, начавшиеся с «Брата 2». Бардину удалось пойти дальше любования бритыми головами и панельными многоэтажками — «Россия 88» рассказывает о выросших без отцов подростках из спального района, мимо которого прошли финансовые потоки «жирных» нулевых, зато никуда не уходила коррупция, наркотики, дешевая водка и идеологический вакуум. Федоров улыбается, вспоминая все случаи, когда на улице его узнавали именно как Штыка — намного чаще, чем Гая Гаала из «Обитаемого острова».

После «России 88» Федоров говорил, что дальше будет сниматься только в авторских фильмах. Не получилось. К 34 годам биографию актера украсили и вольная экранизация автобиографии Сергея Мавроди «ПираМММида», и роль капитана Громова в «Сталинграде» все того же Бондарчука, и участие в ремейке советской классики «А зори здесь тихие», и комедии с характерными названиями «Мужчина с гарантией» и «Одноклассники: накликай удачу». Впрочем, теперь актер относится к этому спокойно: «Я не могу совсем не участвовать в ремесленных работах. Но должны быть работы абсолютно бесплатные, которые делаешь сам с единомышленниками. Раз у меня есть своя личная аудитория, то я должен соответствовать. Нельзя на этих людях просто зарабатывать деньги. Что хуже: реклама или х** сериал? По-моему, х** сериал».

Недавно Федорова уговорили сняться в сериале «Стерва» для СТС, режиссером которого стала Оксана Бычкова. Продюсеры уверяли, что телеканал переформатировался и готов создавать по-настоящему качественные проекты. Но где-то посередине съемок на СТС сменилось руководство, а вслед за ним и команда сериала — Федоров называет это рейдерским захватом. Даже оператор сменился: «Последний раз я где его видел? Правильно, на съемках "Клуба". Производственная драма о сотрудниках городского издания, хипстерах из глубинки, превратилась в гротескный фарс с ходульными персонажами. Но когда Федоров захотел уйти из проекта, оказалось, что где-то в контракте мелким шрифтом прописана выплата огромной неустойки — такой, что и машину продать бы не помогло.

Необходимость заканчивать съемки привела актера на грань отчаяния, и он продолжил начатые в предыдущий профессиональный кризис эксперименты с алкоголем. Из них вышел помятым и осунувшимся, зато с трезвым пониманием главных проблем отечественной индустрии: «Мне кино всегда больше нравилось, чем театр, потому что сюда всякий сброд идет: у кого-то три образования, у кого-то вообще его нет. Но было время, когда очень многие привели своих — родственников, друзей, земляков. Получается, что кинематограф — это не профессия, а ресурс, из которого можно извлекать деньги. Полуэстрада, полу какая-то херня. Продюсеры выбирают денежные проекты, хотя это та еще математика, но из-за нее компромисса и коммерческих фильмов становится больше. А все сложное закрывается с формулировкой "время такое".

Веру в большое кино Федорову вернули съемки «Дуэлянта». Его герой — отставной офицер Яковлев, за деньги дерущийся на дуэлях за других людей в Петербурге середины XIX века, чтобы однажды отомстить своим обидчикам. Изначально русского Монте-Кристо должен был играть Владимир Машков, в итоге исполнивший роль антагониста главного героя. Встреча с режиссером Алексеем Мизгиревым перевернула представления Федорова о многих вещах. Прежде всего он попросил актера забыть все, чему его учили до этого момента, аргумент был убедительный: «Мы взрослые парни, мы имеем право рассказать про себя». Федоров вспоминает, что переспросил — разве не про Яковлева он должен рассказать? Ответ был тот же: «Нет, расскажи про себя».

«Я понял, вот он ключ, какой я дурак, как я не понимал. Надо меньше просто в говне сниматься, и тогда можно ощутить. В этом "рассказать про себя" есть пронзительная мысль, и она не имеет отношения к актерской шизофренической смене образов. Мизгирев объясняет задачу и плачет. Он подходит очень близко, проходит в твое личное пространство, объясняет мотивацию героя. И я вижу, что у него слеза — от такого по спине идет холодный пот».

«Алексей Юрьевич вернул уважение к профессии», — подытоживает Федоров. По установленным на площадке правилам актеры не видели декораций до записи дубля и не общались между собой — даже с Машковым они ни разу не пересеклись вне кадра. Вопреки привычной практике, выставлять кадр и свет съемочной группе помогали не сами актеры, а дублеры, которых подбирали по росту и фигуре и гримировали под артистов. Главных героев на площадку выводили ассистенты, как боксеров на ринг, вместо привычных переговоров по рации — полная тишина. «Я впервые испытал этот момент концентрации вокруг кадра, когда происходит материализация человеческой фантазии посредством мобилизации большого количества людей», — сложно формулирует свои переживания Федоров. Не все выдерживали психологическую дисциплину — актеры падали в обморок и переживали нервные срывы. Петр смеется: «Считается, что актерская профессия опасна тем, что все время кто-то поскальзывается или взрывается. Но профессия должна быть опасной, потому что психологически с каждой новой ролью ты получаешь билет в одну сторону».

«Питер нас запомнил», — подводит итог Федоров. Он доволен работой не только режиссера, но и продюсера — ради съемок в Петербурге каждый день что-то перекрывали, в том числе Невский проспект и набережные, добились даже разрешения устроить рынок перед Казанским собором. Несмотря на исторический антураж, Мизгирев хотел, чтобы актеры забыли стереотипы костюмных драм и играли про 1860-е так, как будто это 2010-е. Одним из самых важных технических средств был торф, которым засыпали мостовые на время съемок — даже на Дворцовой площади. Торф поливали водой, по нему проходили лошади, и получалась настоящая грязь — только после этого запускали кавалеров в мундирах и дам в платьях. Художникам по костюмам, вспоминает Федоров, Мизгирев дал задание шить, «как если бы Маккуин жил в XIX веке».

20 октября, через месяц после премьеры «Дуэлянта», на экраны выходит фильм-катастрофа Николая Хомерики «Ледокол», основанный на истории о 133-дневном дрейфе ледокола «Михаил Сомов» в антарктических льдах. Согласившись на главную роль, Федоров стал читать все доступные материалы о подвиге «Михаила Сомова» и обнаружил, что капитан Валентин Родченко, за спасение судна получивший звание Героя Советского Союза, жив. Тайно ото всех Федоров нашел его контакты — оказалось, что Родченко живет под Петербургом. Свой путь на съемки в Мурманск актер построил через Петербург и решил во чтобы то ни стало добраться до капитана.

После четырех часов, которые ушли у таксиста на блуждания по трассе «Скандинавия», Федоров попал в гости к Родченко. Извинился за опоздание с формулировкой: «Очень жаль ваших нервов», на что Валентин Филиппович ответил: «Их нет». С собой Федоров застенчиво привез банку варенья, но в итоге весь вечер они выпивали, и Федоров расспрашивал Родченко про 1985 год. «Меня интересовал, конечно, психоз. Психоз одиночества, его пик. Когда человек сидит и смотрит в одну точку день, два, три. Когда стол каждый день накрывали на 50 человек, а никто не ел. Когда боролись за снотворное». Федоров еще не видел финального монтажа «Ледокола» и заметно волновался: «Мне бы очень хотелось, чтобы в фильме была пронзительная нота восьмидесятых. Оператор Федя Лясс снимал на старую советскую и французскую оптику и, мне кажется, зацепил какую-то пронзительность советского кино».

Разговор, который длится уже третий час, прерывает звонок Вадима Маевского: Race to Space пригласили на фестиваль в Калининград, и нужно все подготовить к гастролям. В Бутово Петр отправился на метро. В этот вечер он был музыкантом, который только притворяется известным актером. А на следующий день в семь утра Петр Федоров уже снимался в первом дубле под Серпуховом — и снова был актером, мучительно ищущим способ создавать хорошие фильмы в стране, где хорошие фильмы — только ступени, плоды личного подвига.