Джаред Харрис (химик из сериала «Чернобыль»): «Правда заметается под ковер, потому что часто выставляет власти не в лучшем свете»
Вы, наверное, помните события 1986 года, потому что застали их. Что особенно запомнилось? Какие были настроения в обществе?
Я — правда, достаточно смутно — помню, как в новостях говорили о радиоактивном облаке. Предупреждали, что лучше не выходить на улицу, когда идет дождь. А я из Великобритании, у нас дождь идет постоянно, что ж, нам теперь дома сидеть? Помню также, как нам советовали не пить молоко и не есть местное фермерское мясо. В какой-то момент это облако добралось до Уэльса — и нам запретили употреблять валлийскую баранину и не разрешали притрагиваться ни к чему, что выросло на пастбище и жевало траву. И в этот момент к нам в каких-то диких количествах начали поставлять новозеландскую баранину. До тех мест радиация, видимо, не добралась! Также я помню, как все поминали Нострадамуса. Это так было популярно в те годы: стоит только чему-то случиться, как у него в трудах находили предсказание этого конкретного события. Но если почитать Нострадамуса, все предсказания настолько туманно сформулированы, что они могут означать вообще что угодно. И в Библии было какое-то предсказание, связанное с полынью и отравленной водой (чернобыльник — одно из названий полыни. — Правила жизни). У людей появляются дикие идеи, конечно, и почему-то все эти пророчества обретают смысл не до катастрофы, а только после того, как она случилась. Когда ее можно подбить под любую теорию.
Еще помню, как об этом перестали говорить, когда непосредственная опасность миновала. При этом, как показано в нашем сериале, взорванный реактор выбрасывал радионуклиды в атмосферу еще много-много месяцев. Но стоило только первому облаку уйти, все об этом благополучно забыли.
Как думаете, сейчас подходящее время, чтобы пересказывать эту страшную историю о политической гордыне и потерянных из-за нее жизнях?
Сейчас это особенно актуально, тем более если спроецировать на то, что происходит у нас в Британии с Брекзитом: экспертов слушать незачем, давайте лучше весело выстрелим себе в ногу. Здесь также рассказывается о том, что мы никогда не сможем узнать правду и надо по этому поводу обрасти броней цинизма. У людей не было возможности обвинить власть, они перестали верить всему, что им говорят, — при этом, как ни парадоксально, заметно облегчили властям работу по запудриванию мозгов. Сейчас как раз то же самое происходит, потому что даже эксперты разделены на лагеря, а все факты вызывают сомнения.
Ваш персонаж, химик Валерий Легасов, в этой истории как раз транслирует эту важную мысль: нельзя игнорировать экспертов.
Именно, но правда не всегда удобна, а действия, которые необходимо предпринять, требуют невероятных усилий. Это заметается под ковер, потому что правда часто выставляет власти не в лучшем свете. Советское общество должно было быть идеальным обществом, где ничего плохого не происходит. Поэтому такой аварии быть не должно, а значит, будем считать, что ее и не было. Вот уже сколько лет прошло, а люди до сих пор занимаются подобной фигней — например, спорят, действительно ли меняется климат или нет. Легасов в истории с Чернобылем играет роль Кассандры в падении Трои: человека, который знает больше всего, меньше всего слушают. И это вызывает у него постоянное раздражение: ты разбираешься в предмете лучше всех, но никто не воспринимает тебя всерьез. Потому что опять же это неудобная правда и последствия того, о чем ты просишь, могут быть слишком значительными. И вот пока чиновники переводят стрелки друг на друга, проблема разрастается как снежный ком.
Что из того, о чем вы раньше не знали, вас больше всего удивило в этой истории?
Когда я читал сценарий, я очень удивился тому, как быстро тебя может прихлопнуть. Человек идет на крышу, чтобы посмотреть на активную зону реактора. Делает он это всего пару секунд, но не доживет и до конца недели. Страшно, насколько опасным может быть нечто, что мы не можем увидеть, услышать и понюхать. И это место будет оставаться таким на протяжении 25 тысяч лет. Если это рассмотреть в контексте истории человечества, становится еще страшнее, ведь всю нашу цивилизацию можно уместить в пять тысяч лет. Так может получиться, что человечество вымрет, планета опустеет, а разрушенный реактор Чернобыльской АЭС под своим куполом будет и дальше хранить в себе радиоактивное топливо.
Вы оптимистично смотрите в будущее?
Обычно да, а сейчас что-то не очень! Просто у всех нас есть порог пресыщения плохими новостями, после чего становится совсем трудно видеть будущее хоть сколько-нибудь светлым. Я каждый раз, когда вижу фото пластиковых отходов в океанах, хватаюсь за голову и думаю: «Во что мы превратили эту чертову планету?» Я помню, как начиналась чудесная карьера легендарного Дэвида Аттенборо — он собирался посвятить свою жизнь разным способам изучать Землю. А сейчас посмотрите, что с ней стало? Теперь последний фильм сэра Дэвида посвящен глобальному потеплению и способам его хоть немного приостановить. И такие изменения с Землей произошли в ходе одной, пусть и долгой жизни (Дэвиду Аттенборо 93 года. — Правила жизни). Это ужасно.
«Чернобыль» рассказывает интересную историю о том, как надо воспринимать информацию, полученную из открытых источников. Чему вы сами предпочитаете верить, где ищете правду?
Я, как и многие из нас, к своему неудовольствию, склонен верить мнениям, которые уже так или иначе совпадают с моими. А это один из недостатков интернета. Ведь интернет должен был стать инструментом, позволяющим каждому из нас добывать любую информацию в доли секунды, но теперь он превратился в кладезь дезинформации. И в какой-то момент мы отчаиваемся узнать правду и учимся просто отметать то, что не совпадает с нашим уже сложившимся мнением. А сейчас у каждого из нас есть мнение по любому вопросу, конечно же, как без этого?
Одно из главных достоинств «Чернобыля» — идеально воссозданные приметы места и времени. Расскажите, как вы работали над созданием этой пугающей аутентичности?
Крейг Мэйзин написал сценарий, в который уже была заложена тяга к аутентичности. Он проделал феноменальную подготовку, в том числе руководствуясь книгой, которую он всех нас заставил прочитать, — «Чернобыльская молитва» Светланы Алексиевич (шестого в истории русскоязычного лауреата Нобелевской премии по литературе. — Правила жизни). Это уникальный документ, в котором собраны свидетельства нескольких сотен очевидцев. Дальше за дело взялся режиссер Йохан, который уже решал, как он хочет это все воплотить в жизнь. В его задачи входило сделать историю реалистичной — не романтизировать, не приукрашивать, не голливудизировать. У Йохана сильный визуальный стиль: он хотел, чтобы картинка выглядела максимально кинематографичной, но при этом чтобы в определенные моменты зритель чувствовал себя так, будто смотрит документалку. Потом наши костюмеры пытались достать как можно больше аутентичной одежды. У декораторов было много архивных фотографий, так что несложно было воссоздать, как выглядело место действия и участники событий. Съемки проходили в Литве, в новом студийном павильоне, но часть сцен в правительственных зданиях, институтах, их интерьеры и экстерьеры были сняты в Киеве. А еще мы целую неделю провели на Игналинской АЭС, снимая ее снаружи, потому что внутрь нас так и не пустили. Это точная копия Чернобыльской АЭС, и когда Литва хотела вступить в Евросоюз, одним из условий был вывод из эксплуатации атомной электростанции. А это дело небыстрое, так что они выводят ее из строя постепенно. Нам говорили, что там не осталось никаких ядерных материалов, но в один день сказали: «Приходите завтра после обеда, не раньше». Мы спросили почему. А они говорят: «Ну, чтобы мы успели вывезти все ядерные материалы».
Какой ужас! Вы вооружились шапочкой из фольги?
Вот вы смеетесь, а я так разыграл Адама Нагайтиса, который в «Чернобыле» сыграл пожарного Василия Игнатенко. Еще до начала съемок мы вместе с ним работали над сериалом «Террор». И я ему говорил, что собираюсь запастись своим личным дозиметром и таблетками йода, ведь мы будем снимать совсем рядом с Игналиной и не так уж и далеко от Чернобыля. Говорил ему: «Хоть все и утверждают, что это безопасно, но я не доверяю никому, притащу свои таблетки». Он подумал, что я это все всерьез, и сказал своему агенту: «Я вообще не уверен, хочу ли я играть в этом проекте». Я потом долго ему объяснял, что вообще-то пошутил и что нам ничего не угрожает. Но он все равно приперся на съемки со своим дозиметром.
Сейчас зона отчуждения вокруг Чернобыля стала популярным туристическим направлением. Вы бы туда поехали?
Ни за что. Я не фанат экстремального туризма, мне и без него в жизни хватает адреналина. У шеф-повара Энтони Бурдена есть серия его шоу, где он отправляется в Украину готовить котлеты по-киевски и заодно посещает Чернобыльскую АЭС. Там в Припяти есть заброшенный парк развлечений со знаменитым колесом обозрения, и его съемочная группа там решает включить свои дозиметры. Типа ой, давайте включим, чисто поржать. И дозиметры тут же зашкаливают — только тогда они осознали, что сбились с пути и забрели куда не надо. Крейг Мэйзин поехал в зону отчуждения. Нам тоже предложили, но я не захотел, хотя меня все убеждали, что там не так уж и опасно. Но я решил перестраховаться. Удивительно, что зона эта превратилась в огромный природный заповедник. Туда вернулись дикие звери, там даже завелись крупные животные — вполне нормальные, здоровые, а совсем не радиоактивные медведи с двумя головами. И это огромная зона — самая большая необитаемая территория во всей Европе. Но все это звучит не очень оптимистично для нас с вами. Это, по-моему, говорит о том, что дикая природа готова сколько угодно мириться с радиацией, лишь бы быть подальше от людей.
У вас есть мнение об атомной энергетике? Ее часто критикуют.
До меня долгие годы доносятся отголоски этой критики. Но я недостаточно владею информацией, чтобы иметь свое мнение. Могу лишь сказать, что каждый раз, когда обнаруживают новый источник энергии, сначала все радуются, а потом выясняется, что это ведет к разного рода неприятным последствиям. Я в ходе подготовки к роли узнал одну интересную штуку. Когда выяснилось, что радиация может в определенных дозах убивать раковые клетки, все тут же решили, что радиация — хорошее дело. И начали совать ее в зубную пасту, в детскую еду. Ну а чего, это же полезно! Дикость какая-то. Атомная энергетика чревата не самим способом извлечения энергии — он как раз экологически очень чистый. Проблема там в атомных отходах, а их пытаются просто, фигурально выражаясь, сплавлять вниз по реке. Дело в том, что ни одна из АЭС не предназначена для того, чтобы аккумулировать в себе отходы — они должны куда-то сливаться. А эту проблему за все эти годы так и не решили. И это как раз то, почему АЭС сталкиваются с таким количеством критики — они не предназначены для того, чтобы хранить всю эту радиоактивную фигню по 24 тысячи лет.
Вы в последние годы вообще становитесь все более востребованным актером и особенно ярко проявляете себя именно в телесериалах — от «Безумцев» и «Пространства» до «Короны» и «Террора». Учитывая киношное и театральное прошлое вашей семьи (Джаред — сын великого ирландского актера Ричарда Харриса. — Правила жизни), почему именно на ТВ вас так тянет?
Там просто делают много по-настоящему крутых проектов. Этот вид искусства стал главным в деле развлечения для взрослых людей. Крупные киностудии уже сдались и больше не пытаются завоевать эту аудиторию, теперь они заинтересованы только в выпуске серьезного кино перед сезоном наград. Телевидение заполнило эту нишу, в которой образовался вакуум. Это хорошо, потому что я вырос на фильмах 1970-х и думал, что могу сделать себе карьеру, работая над такого рода материалом, но к 1980-м это было уже невозможно. Так что если до сих пор воплощать свои амбиции только в полнометражном кино и при этом, скажем, не метить в кинозвезды, это тупиковый путь. Помню, я как-то ходил на показ «Экипажа» для Гильдии сценаристов и после него была пресс-конференция с Дензелом Вашингтоном. И он там говорил, что даже для него это теперь очень трудная задача — получать роли в фильмах с хорошими сценариями. Если даже самому Дензелу трудно, то чего уж говорить об остальных?
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: