«Фосс/Вердон»: история самой знаменитой пары Бродвея в исполнении Сэма Рокуэлла и Мишель Уильямс

Боб Фосси (так правильнее, на русском языке закрепилось чуть искаженное «Фосс») — легенда американского кино и Бродвея, известный на постсоветском пространстве как автор фильма «Кабаре» и постановщик бродвейского «Чикаго». Фосси женился третьим браком на танцовщице Гвен Вердон, они прожили вместе 11 лет, затем разъехались (во многом к этому привели измены Фосси), но до самой смерти так и не развелись. Она была для него и музой, и соавтором, и даже немного конкурентом, это был тяжелейший брак из тех, что облагораживает обоих и при этом обоих же и мучает.

За свою жизнь Фосси успел снять всего пять фильмов, и они куда рок-н-ролльнее большинства сегодняшних сериалов и вообще произведений о сексе, творчестве и прочих прелестях жизни. В 1950-е он снова сделал актуальным бродвейский мюзикл, вернув ему не только привычный блеск, но и отчаянную откровенность и художественную глубину. Секс-работницы, кабарешные певицы с голыми ногами, звезды Playboy (у Фосси был целый фильм об одной из них — «Звезда-80») — вот его героини. Каждый танец, поставленный Фосси, — это хореографически переданный призыв «трахни меня прямо здесь» (это не обязательно объективация женщин — в его фильмах немало и гомосексуальных, и бисексуальных мотивов, и чего только там нет). Криминал, грязь, страсть и даже похоть, тотальная свобода и ее последствия — главные темы его творчества. Бойтесь свободы, дары приносящей.

Этой свободы сполна хлебнул и сам Фосси. Составить представление о жизни режиссера можно по полуавтобиографическому фильму «Весь этот джаз», за который он получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля. Он сидел на таблетках, уходил на реабилитацию, будто бы специально гарантировал себе эмоциональный дисбаланс, расшатывая до основания жизнь свою и Вердон, заработал сердечный приступ и рано умер.

Впрочем, как ясно из названия сериала, авторам в равной степени было важно показать и сложный путь Вердон, которая в 17 лет вышла замуж за голливудского продюсера Джеймса Хенегана и родила от него сына. В сериале ясно дают понять, что Хегенан был насильником и брак с ним был вынужденным — и закончился тяжелым разводом, после которого Вердон вернулась на сцену, оставив сына на воспитание родителям (в те годы быть матерью-одиночкой было как-то не принято). Потом были абьюзивные (обоюдно) отношения с Фосси, которые она не смогла разорвать до конца его жизни — несмотря на бесконечные измены и предательство, она каждый раз возвращалась, чтобы почитать сценарий, сесть за монтаж, просто узнать, как дела. Он все глубже и глубже погружался в самокопание и саморазрушение, она все дальше отходила от эпицентра урагана, но их неизбежно тянуло друг к другу.

«Фосс/Вердон» по трепетному влюбленному стилю режиссуры и монтажа отдает дань фильмам самого Фосси: его любимым композиционным приемом было снимать каждое движение с нового ракурса, чтобы у зрителя от калейдоскопа чувственности закружилась голова. В сериале так же. Более того, здесь нет последовательного изложения, эпизоды из одного момента в жизни Фосси сменяются сценами с совершенно другими событиями, из-за чего бывает сложно разобраться, что за люди на экране и какой мюзикл или фильм сейчас ставят (признаться, приходилось постоянно сверяться с английской «Википедией»).

Сэм Рокуэлл, даже несмотря на несколько неловкий грим (узнаваемую фоссовскую проплешину, а потом и лысину смастерили на его макушке уж точно некрасиво), выдает роль едва ли не сильнее Джейсона Диксона в «Трех билбордах...», за которого ему наконец дали «Оскар». Но важнее здесь игра Мишель Уильямс — артистки вроде бы из оскаровского пула, но вечно оттесняемой от самой награды. Сценарий словно писали под нее: даже когда она исполняет сложнейшие танцевальные номера и с улыбкой на лице взлетает ввысь с репетиционных паркетов, в ее до жути грустном взгляде видно, что многое из прошлого ей хотелось бы забыть, но не получается.

«Фосс/Вердон» вновь исследует актуальную для прогрессивного человечества тему созависимости и абьюза, но ставит вопрос ребром: а нуждалось ли человечество в фильмах и постановках, которые дались такой ценой?

Этот вопрос — а стоило ли оно того? — со времен Фосси так и не закрыли. Тот же «Дау» возмутил журналистов убийством живой свиньи и сексуальным насилием в кадре, и каждый моралист заявил, что ни один самый великий-развеликий фильм не стоит ничьей слезинки. Конечно, не стоит, но настоящему режиссеру, пусть даже выступающему в таком, казалось бы, легком жанре, как мюзикл, в какой-то момент становится невыносимо и не снимать (потому что необходимо же человеку самовыражаться), и снимать (потому что все получается не так, как хотелось бы). Боба Фосси так и манит мир мишурового блеска, который по итогу пережует его самого и выплюнет, не оставив ему даже чувства удовлетворения.