Не скандальный «Нуреев», но актуально горящий огнем Париж: «Император Парижа» — фильм открытия ММКФ 2019
Фильм открытия любого кинофестиваля — всегда компромисс между зрелищностью и содержательностью. Главное событие не может произойти в первый вечер, поэтому следующие картины почти всегда оказываются лучше. Открывающий фильм не должен пугать светскую публику, но при этом обязан давать критикам пищу для размышлений. Какие ценности фестиваля декларирует выбор той или иной ленты? Венецию тянет в космос и распирает гордость за собственные режиссерские открытия, поэтому последний раз фестиваль начинался с «Человека на Луне» Дэмиена Шазелла — как когда-то начинался с «Ла-Ла Ленда» и «Гравитации» Альфонсо Куарона. Берлинале политизирован, поэтому хорошим выбором в этом году стала сладкая «Доброта незнакомцев», снятая датчанкой Лон Шерфиг в США и рассказывающая о том, как американцы становятся беженцами в родной стране, но находят утешение у русских и мусульман. Канны подчеркивают способность Европы абсорбировать таланты со всего мира — поэтому их выбор пал на первый испаноязычный фильм дважды оскароносного иранца Асгара Фархади «Лабиринты любви». А Торонто работает с тем, что остается, но и в этой ситуации ухитряется подчеркнуть свою актуальность — выбирая, к примеру, «Короля вне закона» от Netflix.
В этом смысле по-настоящему эпатажным фильмом открытия ММКФ мог бы стать «Нуреев. Белый ворон» — третий режиссерский проект Рэйфа Файнса, полный любви к русской культуре и пренебрежения к ограничениям, с которыми та порой сосуществует. Критики его, конечно, распнут: и за попытки Файнса говорить на русском, и за несбалансированную актерскую игру танцовщика Олега Ивенко, и за потешные советские флешбэки, и за поверхностный символизм. Например, в сцене, где герой вспоминает, как его отец вернулся с войны и обнял его: за ней следует монтажная склейка — и вот уже Нуреев стоит в Эрмитаже и рассматривает картину Рембрандта. Знатоки почему-то считают, что так снимать кино нельзя. Но кроме критика существует зритель, и он этой историей проникнется — потому что в ней есть и страсть, и страх, и одиночество, и жажда любви. Вдобавок набор ценностей «Нуреева» расходится с тем, за что в последние годы стоит официальное российское кино: герой отчаянно сопротивляется любому давлению на себя — что со стороны педагогов, что со стороны труппы, что со стороны начальства. Он бисексуален, а его ближайшие друзья — полиаморны. И когда ему предоставляется возможность бежать, он (надеемся, это не спойлер) бежит. Вдобавок ко всему этому балет «Нуреев» на днях получил «Золотую маску» — и премию в этот раз Кирилл Серебренников смог забрать лично. Наконец, фильм Файнса — ни в коем случае не унижение России. Скорее уж на него нужно обижаться французам, которые устами одного из героев признают: «Балет изобрели мы, но энергия и страсть всегда приходит с Востока». Настоящий подарок для отечественного фестиваля, если тот хочет быть резонансным.
На этом новости из параллельной вселенной заканчиваются: на самом деле ММКФ открылся фильмом «Император Парижа» — историческим эпосом с Венсаном Касселем и Ольгой Куриленко. Но и он оказался невероятно актуальным в неделю, когда все мысли и новости — только о Нотр-Даме. «Император Парижа» — это и гимн французской столице, и перепев «Трех мушкетеров», и своеобразная хроника становления свободы, равенства и братства из базарной грязи, горячей крови и рыбьих потрохов, так убедительно описанных в «Парфюмере».
Главный герой — тот самый Эжен Видок, авантюрист и каторжанин, ставший первым директором Главного управления национальной безопасности Франции и самым знаменитым сыщиком своей страны. В 2001 году о Видоке уже был снят одноименный фильм с Жераром Депардье — наполовину исторический, наполовину мистический. Он вышел почти одновременно с «Братством волка» (детективом про жеводанского зверя) и «Из пекла» (триллером про Джека Потрошителя) — и удивил своей способностью преображать реальность одними лишь намеками на фэнтези и стимпанк. Спустя пятнадцать лет в ту же реку исторического нуара попытался войти российский «Дуэлянт» — но течение унесло этот в целом хороший фильм не туда.
«Император Парижа» с жанрами не экспериментирует: это почти классический, очень строгий по своей структуре авантюрный роман вроде «Мотылька». Герой попадает на каторгу, бежит из тюрьмы, пытается начать новую жизнь в Париже, сталкивается со старыми подельниками. И где-то на полпути влюбляется и осознает, что у него есть всего один выход из западни, в которую он сам себя и загнал, — работать на Республику. Ему действительно удается практически с нуля изобрести уголовный сыск. Но вот на сцене появляется неприятель — по сути, альтер эго, темная сторона самого Видока — и начинает тянуть инспектора назад. Дуэль сыщика с преступником превращается в войну героя с самим собой — так что и генеральное сражение между ними происходит в соборе в свете, преломленном через витражи.
Средства выразительности фильма тоже ограничены жанром: за сто минут «Император Парижа» позволяет себе всего одну операторскую вольность — и ту аккурат во время сцены пожара в Париже, то есть в момент крушения привычной картины мира. В остальном это очень старомодное кино, где одних мужчин ведет сквозь сюжет честь, а других — гордыня, все женщины прекрасны (настоящий прорыв Фрейи Мавор), но некоторые еще и опасны (органичная работа Ольги Куриленко), а харизма исторического периода компенсирует предсказуемость сценария. «Император Парижа» — причудливая машина времени, отправляющая зрителя лет на двадцать назад, когда в драматургии не было двойного дна, постельные сцены снимались как в эротических мелодрамах, а хорошо снятая драка была предметом мальчишеской гордости режиссеров. В новом фильме Жан-Франсуа Рише с драками, фехтованием и стрельбой все в порядке — хотя по сравнению с собственным же радикальным «Врагом государства № 1» он делает сто шагов назад.
Но главное достоинство «Императора Парижа» все же лежит за пределами его жанра. До выхода «Синонимов» остается еще неделя, «Нуреев» оказался фильмом чисто британским, так что здесь и сейчас сложно найти более французскую историю, чем эта. В «Императоре Парижа» есть настоящее братство, и когда ближе к финалу хорошие герои начнут умирать друг за друга и за общие идеалы, зрителю станет так же грустно, как на «Неприкасаемых» с Кевином Костнером и Шоном Коннери. Равенство в «Императоре Парижа» тоже неподдельное: в этом фильме одинаково прекрасны и важны и секс-работницы, и жандармы, и авантюрист в грязных сапогах, и император в треуголке. А вот свободы творческого поиска, которой ждешь от режиссера такого уровня, немного — но, возможно, она и не сильно нужна жанровому кино. Как и с международными кинофестивалями, простая и симпатичная история иногда лучше, чем амбициозное не пойми что.