10 лучших (и неочевидных) сериалов 2018 года

Нам всем чрезвычайно повезло, что «Американцы» успели появится в промежутке между прошлой холодной войной и ее нынешним эхом. Еще больше повезло, что создатели не стали отклоняться от намеченного пути, когда ситуация изменилась, — «Американцы» закончились с той же примиряющей стороны интонацией, с какой начинались. Это сериал не про злых русских, мечтающих разрушить демократию, и не про бравых американцев, построивших идеальный мир; он вообще в этом смысле или безоценочный, или критичный и к тем, и к другим в равной степени. Это сериал о людях, живших в одну эпоху и, по сути, очень похожих, но почему-то всегда ожидавших друг от друга худшего. В момент, когда эти проекции и ожидания возвращаются с пугающей скоростью, «Американцы» в финале показывают, что иногда достаточно пары ответственных человек, готовых сделать нужные шаги к примирению.

Создатель «Безумцев» Мэттью Вайнер, получив от Amazon карт-бланш сделать абсолютно что угодно в своем следующем проекте, бессовестно использовал эту возможность, чтобы создать вещь, заранее обреченную быть непонятой. Это не совсем даже сериал — скорее, кинофраншиза; как фильмы Marvel, в которых герои регулярно пересекаются в одной вселенной. Вот и «Романовы» — это восемь полуторачасовых фильмов, в которых некоторые герои — наследники российской царской семьи. Ну, или думают, что таковыми являются.

«Посмотрев два эпизода, я в шутку сказал жене, что "Романовы" — это такой сериал, которому я сейчас должен буду влепить три с половиной звезды, а через шесть лет назвать непризнанным шедевром. Что ж, вот три с половиной звезды» — сознается критик сайта Vox. И, все-таки, зачем ждать шесть лет — совсем непонятно. «Романовы», конечно, — непризнанный шедевр года. И, в своем роде, «Американцы» наоборот: то есть «Американцы», несмотря на название, говорят о русских, а здесь же русская царская фамилия — повод поговорить об американцах, о национальности в целом и о привилегиях. США — страна, построенная всеми Романовыми старого света, потерявшими связь с родной землей людьми, чьи культурные корни сохранились только в виде не всегда правдивых стереотипов. Российского зрителя в «Романовых» коробит заставка, где расстрел царской семьи, одно из самых трагичных событий российской истории XX века, гламурненько изображен под бодрую музыку Тома Петти. Или героиня по имени Анастасия, которая просит называть себя Аннушка. Или тост «Наздаровие» и еще с десяток нафталиновых штампов.

В этом и главная проблема сериала — он оказался чересчур требовательным к зрителю. Российский зритель (о котором, впрочем, создатель сериала Мэттью Вайнер и вовсе не думал) будет видеть клюкву, американский — уже привычные ему штампы; правда же в том, что Вайнер показывает эти штампы именно как штампы. В единственном эпизоде, действие которого происходит непосредственно в России, когда очередная героиня-американка говорит, что она — наследница Романовых, ее русская собеседница на русском же иронично говорит коллеге: «Очень мило, что она так думает». Что до «Наздаровие» и неизбежных танцующих казачках, то тут они в одном ряду, к примеру, с парадом на День Святого Патрика на Пятой авеню, который сводится к тому, что все носят зеленое — и так американцы чтят свои ирландские корни.

Миф о родстве с Романовыми у персонажей Вайнера — это, в общем-то, метафора «белости» в сегодняшней Америке. Вера в происхождение из царской семьи превозносит героев над остальными, даже если они этого сами особо не замечают. Вселенная внезапно становится им должна за страдания предков — пусть эти страдания и выдуманные, а связь со своими корнями герои в реальности ограничивают тостом «Наздаровие» и спрятанным где-то Фаберже (вероятно, фальшивым).

На таком фундаменте Вайнер создает восемь очень разных сюжетов. Идея их подпитывает, но что заставляет их реально работать — его режиссура. Он тут напоминает одновременно и молодого Вуди Аллена, и современника Джо Сванберга (автора фильма «Собутыльники» и сериала «Проще простого»), и Романа Полански, и европейских аутеров — от Триера до Остлунда. Он удивительным образом лавирует между разными проявлениями режиссерского таланта, то перегружает кадр потайными смыслами, то наоборот, нарочито поддает пафоса; играет с паузами, подменяет комедию драмой и наоборот, подсовывает едва уловимую метафору, чтобы позже ее же проговорить вслух. Это бесстыжий бенефис Вайнера на фоне материала о том, что стоит быть поскромнее — противоречие, конечно, но чудесное, как и все остальное в «Романовых».

Дональд Гловер в этом году снял один из лучших клипов, дал одно из самых странных интервью года, в котором говорил, что не хотел бы сравнений с Иисусом, но так часто повторял «Иисус», что будто бы все-таки хотел; ну и да, его «Атланта» во втором сезоне еще мощнее, чем в первом. Менее смешная, чуть более грустная и более сумасшедшая — как, собственно, и жизнь в черной Америке, так что тут все логично.

Как и «Романовы», «Атланта» говорит про США и про привилегию — только от лица тех, у кого ее нет. Но ее отличие от других фильмов и сериалов с громким социальным посылом в том, что она предлагает вам не возмущаться, не злиться и не негодовать, а удивляться полному абсурду происходящего. Весь юмор «Атланты» в моделировании ситуаций, которые вроде как должны быть невероятны, но почему-то идеально вписываются в сегодняшнюю реальность. «Атланте» много чего есть сказать про ловушку бедности, про самые незаметные, но вредоносные проявления расизма, про место рэпа как в черной, так и белой культуре США — и она об этом говорит, но не читая зрителю нотаций и не требуя его сопереживания, а наоборот, бросая свои тезисы мимоходом и без расчета на сочувствие. Нежелание Гловера быть спасителем действительно искреннее и ему просто хочется говорить о своем и со своими — и в итоге именно такой подход оказывается наиболее эффективным.

Если присмотреться к режиссуре Петра Буслова в «Домашнем аресте», то можно заметить, что он очень хорошо изучил приемы и правила американских ситкомов вроде «Офиса» и «Парков и зон отдыха», но вполне сознательно ими пренебрегает. Вместо них — скорее, что-то из кино Данелии и Рязанова, немного макабра из 1990-х и уже сложившийся стиль комедий ТНТ. Именно так и получился сериал о России, которая, наконец, приняла себя такой, какая есть. С советским прошлым, вылупившемся из тех же 1990-х настоящим и каким-то странным будущим, которое в сериале честно пытаются разглядеть и в финале даже показывают — оно там обманчиво счастливое. Подробности — в нашей рецензии.

Уже четвертый год «Босх» прячется на сервисе Amazon с претензией на звание лучшего сериала, который почти никто не смотрит и о котором почти не пишут. Отчасти, конечно, потому что на первый взгляд сериал этот не похож на что-то выдающееся: он прямолинейный, не претендующий на высказывание по социальной повестке и наследующий сухим полицейским процедуралам вроде CSI куда в большей степени, чем современным престижным драмам. Но то лишь на первый взгляд — за невзрачным фасадом скрывается довольно тонкая работа.

Во-первых, это одна из самых интересных рефлексий на нуар в современном кино — сериал точно стоит посмотреть тем, кто был в восторге от инди-хита этого года «Под Сильвер-Лэйк». Только если в фильме откровенные игры эрудитов и прямые отсылки, «Босх» куда тоньше: он аккуратно воссоздает дух нуаров начала-середины прошлого века в сегодняшнем Лос-Анджелесе, работая исключительно с настроением в кадре, не пытаясь подсунуть туда какой-нибудь киноманский референс. Во-вторых, «Босх» довольно ловко адаптировал сложность современных престижных драм про копов в форму старомодного сериала. То есть фанаты «Прослушки» не разочаруются: политика тут тоже влияет на ход расследований самым неожиданным путем. Плюс актеры из «Прослушки» регулярно появляются в кадре — раз уж без киноманских референсов смогли обойтись, то можно хоть с сериаломанскими немного поиграть.

Еще одно честное высказывание про современную Россию. Как и в «Домашнем аресте» тут много вопросов о том, как в этой России становятся плохими людьми. «Обычная женщина» куда драматичнее и рассказывает о героине Анны Михалковой, ведущей двойную жизнь: для семьи и друзей она хозяйка скромного цветочного магазина, в реальности же магазин нужен лишь для отмывания довольно внушительных сумм, заработанных сутенерством. Как в любом хорошем сериале про антигероя, «Обычная женщина» не демонизирует сутенерку, а пытается понять, каким образом ее жизнь получилась такой, какая она есть. В каком-то смысле ее профессия даже символизирует эмансипацию от безвольного мужа, надоедливой тещи и неблагодарных детей. Но, конечно, все непросто, зло порождает зло, вранье порождает вранье, и сериал это четко демонстрирует в обе стороны — показывая и то, как коррозия морали расходится в геометрической прогрессии, и возвращаясь в финале к источнику этой коррозии — одновременно очевидному и неожиданному.

В первом сезоне «Удивительной миссис Мейзел» четко считывалось следование сериала феминистской повестке: что пора бы начать больше внимания уделять важным женским фигурам из прошлого, не преумалять их достоинств и восстанавливать историческую справедливость, ставя их на пьедесталы рядом с коллегами-мужчинами. «Мейзел» даже идет дальше этой идеи и ставит на пьедестал персонажа и вовсе выдуманного: на комедийной сцене США 1950-1960-х не было никогда никакой Мириам Мейзел. Ее персонаж — это собирательный образ комедианток того периода (в первую очередь Джоан Риверс), который идет к славе в почти на 100% мужском мире стендап-комедии. И по ходу дела нам, разумеется, регулярно тычут пальцем в сексизм — то присущий лишь тому времени, то не искорененный и до сих пор.

Во втором сезоне сексизм никуда не делся, но тон заметно меняется: история Мейзел все больше похожа на сказку и мир вокруг нее все больше, соответственно, сказочный. Особенно на фоне, скажем, мира «Рассказа служанки». Отчасти за это «Мейзел» удостоилась критике с левого фланга — дескать, слишком романтизирует и приукрашивает довольно серую эпоху. Но большинству зрителей эта сказка все-таки оказалась необходима как глоток свежего воздуха. Совсем не стараясь присмирить феминистский посыл, «Мейзел» в этом году все равно оказалась славным антидотом реальности, визитом в волшебный мир, где разговор о всех сегодняшних проблемах строго под запретом.

Значение «Телохранителя» очень просто не заметить: ну, очередной остросюжетный околополитический британский сериал, каких было много (тот же «Карточный домик», напоминаем, изначально был снят в Британии еще в 1990-м). Но есть одна очень важная деталь, выдающая в «Телохранителе» продукт новой Англии процесса брекзита: он, вообще-то, отстаивает правые идеи и делает это совсем неприсущим про-консервативному искусству способом: начиная с лево-либеральных аргументов, причем не аккуратно подстроенных так, чтобы их было легко разрушить, а вполне убедительных.

«Телохранитель» повествует о том, как страдающий от посттравматического расстройства ветеран войны на Ближнем Востоке внезапно оказывается охранником политиканши, во многом за его состояние ответственной. Она же параллельно работает над законопроектом, фактически устанавливающем тотальную слежку за всеми гражданами страны в целях антитеррористической безопасности. От сериала с таким зачином ожидаешь аргументов против вторжения в частную жизнь, против войны и морально и физически искалеченных ветеранов, за свободу и равенство, и так далее, и «Телохранитель» долго подыгрывает таким ожиданиям — лишь чтобы потом их решительно растоптать.

Независимо от того, какую позицию сам занимаешь, за такой ловкой игрой крайне интересно наблюдать. Ведь консерваторам в искусстве всегда была присуща откровенная плакатность, а прогрессивные аргументы они опровергать часто толком не могли просто потому, что не очень хорошо их понимали. «Телохранитель» — пока что исключение, но что-то подсказывает, что за ним последует еще множество подобных примеров. Сейчас с каждым днем все меньше ясно, произойдет ли в итоге брекзит или нет, но что на его почве вполне может случиться небольшая культурная война — это сейчас все вероятнее.

Если «Американцы» — чемпион по самому аккуратному изображению русских, то «Барри» — безусловный античемпион. Довольно большую роль тут по сюжету играет «чеченская мафия», которая выглядит при этом как одесские евреи, переехавшие в конце 1980-х на Брайтон Бич. И это в сериале хоть комедийном, но претендующим на некий трагичный реализм. Но даже это досадное и порой сильно раздражающее недоразумение не сильно портит общего впечатления — а это большое достижение.

Барри — имя убийцы-наемника, который по работе оказывается в Голливуде, где буквально каждый встречный мечтает так или иначе попасть в кинобизнес. Чтобы подобраться поближе к жертве, Барри идет с ним на курсы актерского мастерства, и внезапно понимает, что вот этим-то ему и надо заниматься, а не ходить людей убивать. Но просто так взять и забросить основное дело он не может, и попытки начать актерскую карьеру у него идут параллельно с работой на ту самую чеченскую мафию.

В «Барри» какой-то очень непривычный и нарочито неуютный микс комедии и драмы: карикатурные персонажи тут перекликаются с глубокими и сложными, потешные ситуации, достойные фильмов с Лесли Нильсоном, превращаются в драмы уровня Андрея Звягинцева — все это оборачивается дичайшими американскими горками эмоций и реакций. Возможно, дальше от всего этого начнет уже укачивать, но пока «Барри» подкупает своей свежестью.

Концепт «Грешницы» — детектив наоборот; сразу есть убийство и убийца, но расследовать все равно приходится: не «кто», а «почему». В прошлом сезоне была история о женщине, прилежной матери и жене, внезапно схватившей на людном пляже нож и убившей незнакомца. На этот раз речь о мальчике, который ехал с дядей и тетей смотреть на Ниагарский водопад, остановился с ними в мотеле и осознанно напоил отравленным чаем.

Женский пол в названии сериала на русском языке — досадная помеха в переводе. Потому что грешники тут, вообще-то, все. И детективы, расследующие дело (у каждого свои скелеты, и на ход расследования оба влияют значительно), и мальчик-убийца, и его мама, и вообще примерно любой в кадре. Но грешники они не в том смысле, что нам предлагают их судить, а в том, что они все идут к искуплению. Это не то чтобы очень оригинальная идея, и, честно говоря, сериал в этом сезоне часто слишком близко подходит к грани мыльной оперы. Но в число лучших его вытягивают актеры. В первую очередь это Керри Кун, играющая маму мальчика, — она уже один раз обыграла Юэна Макгрегора и Мэри Элизабет Уинстед в третьем сезоне «Фарго», а теперь, при менее именитой конкуренции, она оказалась только мощнее. Ее Вера Уолкер, мама того самого мальчика, смотритель диковатой коммуны на отшибе города — персонаж одновременно устрашающий, и вызывающий глубокое сочувствие. Каким образом Кун совмещает эти две противоречивые эмоции — совсем непонятно, но наблюдать за этим можно вечно.