Больше воздуха: пейзаж, портрет, натюрморт — разбираем по жанрам русский импрессионизм

Импрессионизм — направление в искусстве, в котором главным героем становятся свет, воздух и мимолетность момента. В конце XIX — начале XX века под влиянием этого явления оказались художники по всему миру, и отечественные живописцы не стали исключением. Казалось бы, импрессионизм уже изучен и описан со всех сторон, но все равно нет-нет да и возникают вопросы: что делает импрессионизм таким уникальным и как художникам удавалось передавать эту легкость, вибрацию воздуха, будь то в пейзаже, портрете или натюрморте? Попробуем на них ответить на примере работ с выставки «Изображая воздух. Русский импрессионизм» и разобраться, какой жанр можно назвать наиболее импрессионистичным.

Разговор об импрессионизме сложно представить без упоминания пейзажа. Импрессионисты первыми вышли за пределы мастерских и начали писать природу и городские сцены прямо под открытым небом. Пленэр кардинально изменил их художественный подход. Этюд, который прежде был лишь подготовительным этапом к более масштабным работам, на рубеже XIX-XX веков становится самостоятельным явлением: теперь он передает мимолетные впечатления, тончайшие цветовые состояния и эмоциональные отклики художника. Появляются полномасштабные картины, созданные на пленэре и сохранившие свежесть непосредственного этюдного наблюдения: например, «Голубой куст» Константина Юона (1908) или «В утренней росе» Игоря Грабаря (1907).

Была у русского импрессионизма и отличительная особенность в этом жанре, не характерная для творчества французских живописцев. Импрессионизм традиционно ассоциируется со светлой, солнечной палитрой, наполненной воздухом и легкостью. Русские же художники часто обращались к более темной и сдержанной гамме. Особое место в этом контексте занимает левитановская палитра с ее дымчатыми, сероватыми оттенками, которые передают меланхоличное настроение русской природы. Эти приемы четко видны в картине одного из учеников Левитана — Петра Петровичева «Стог сена» (1901). Русский импрессионизм, сохраняя основные принципы направления — внимание к свету, воздуху и мгновенному впечатлению, — обогатил его новыми эмоциональными и колористическими нюансами, отражающими национальный характер и эстетику.

Влияние импрессионизма проникло и в натюрморт. Хотя этот жанр не занял центрального места в творчестве художников, им удалось переосмыслить традиционные подходы к изображению предметов, создав новое визуальное высказывание. Они отказались от темных, глубоких теней, оставив лишь легкие намеки на них, и перестали наделять каждый объект индивидуальным цветом. Пространство в работах становится размытым, едва уловимым, а предметы теряют свою материальность, словно растворяясь в потоке света и воздуха.

В творчестве импрессионистов композиции натюрмортов часто строятся на асимметрии, чтобы избежать статичности и передать ощущение динамики жизни, — таким приемом пользуется Петр Кончаловский, изображая апельсины с лимонами и кувшином («Апельсины», 1908), и Петр Петровичев в «Натюрморте с цветами» (первая половина XX века).

Главным героем становится цвет, а также чувственное восприятие натуры. Неслучайно мотивы с цветами и букетами были так любимы импрессионистами (например, Александр Моравов, «Астры. Уголок в доме Ушаковых в Островно», 1918). Для них в натюрморте важны не столько сами предметы, сколько свет и воздух, которые их окружают.

Среди натюрмортов кисти русских художников можно выделить «Гиацинты» Михаила Шемякина (1912) — любимые цветы художника, «Яблоки» Игоря Грабаря (1905) и необычный натюрморт с селедками Константина Коровина (1916), выполненный в манере «черного импрессионизма». Это уникальное явление, свойственное русским художникам, отличается от традиционной яркой палитры характерным использованием темных, приглушенных оттенков, создающих атмосферу таинственности.

Импрессионисты в корне меняют представление о портретной живописи, нарушая устоявшиеся академические каноны и подходы. На первый план выходят свободные позы, приватная, даже интимная обстановка, взгляды, обращенные к зрителю: запечатлевание таких моментов придавало то самое отличительное для нового направления je ne sais quoi (дословно — «не знаю что»).

Импрессионистические черты особенно ярко проявлялись в изображении повседневных, естественных поз и жестов героев. Например, про портрет Николая Харитонова «Цыганка» 1908 года писали, что он несет в себе и «горячность цыганского темперамента, и зажигательность национального танца» — «вся стихия цветовых пятен» в нем подчинена единому «многозвучному ритму». Этот эффект «танца» создавал тот самый «импрессионизм жеста» — впечатление, будто модель не часами позировала для картины, а живописец, как бы фотографируя ее, поймал нужный момент. Раньше такие позы могли показаться даже неприличными и не принимались в академической среде.

Такой же эффект мы видим и в портрете Антона Павловича Чехова (1904) кисти Петра Нилуса. В отличие от строгого портрета работы Осипа Браза, знакомого многим по учебникам литературы, образ писателя у Нилуса решен более свободно: Чехов полулежит на диване, общий тон полотна выдержан в серой гамме, а лицо написано мелкими мазками розовых, охристых и голубых оттенков.

В портретном жанре отечественные художники умело переплетали новые приемы французского явления с русскими национальными мотивами. Ярким примером такого синтеза на выставке служит «Московский извозчик» (1910) Михаила Шемякина. В свое время это произведение очень хвалил Илья Репин — мастер писал: «Тут все: и колорит, и костюм, и живопись, и тип представляют в искусстве редкое, неподражаемое и чрезвычайно изящное».

Кульминацией сложного и насыщенного мира русского импрессионизма стали жанровые сцены. Отечественные художники, вдохновляясь французским подходом и приемами импрессионистической живописи, выбирали повседневные, преимущественно легкие и радостные сцены, но акцентировали национальный колорит: чаепития, бытовые занятия крестьянок, базары и ярмарки.

Сцены чаепития пишут и Константин Коровин («За чайным столом», 1888), и Ольга Делла-Вос-Кардовская («На террасе. Чаепитие», 1900-е), и Лукиан Попов («В саду. Чаепитие», 1911). Схваченные обобщенно и с настроением, они выглядят не как законченные произведения, а скорее как этюды или подготовительные наброски для будущего полотна.

Излюбленным сюжетом становятся сцены материнства и ухода за детьми, их любит писать и Леонид Пастернак. На картине «Розалия Пастернак с маленьким Борей» (1890) интересны не только характерные для импрессионизма черты (крупный мазок, размытые фигуры, легкий сюжет, необычный ракурс), но и фигура младенца — будущего писателя Бориса Пастернака.

Конечно, русские художники не забывали и о «классических» сюжетах импрессионизма — прогулках в парке, посиделках в кафе и балетных сценах. Роль «русского Эдгара Дега» взяла на себя Зинаида Серебрякова, которая много времени проводила в театре. Ее дочь училась в Петроградском хореографическом училище и выступала на сцене Мариинского театра. Парковые этюды были характерны для творчества Исаака Бродского («Весна в Люксембургском парке», 1910), а праздничные сцены — для Николая Тархова («Карусель на Монмартре», 1902).