Луиза Казати (урожденная Амман) появилась на свет в Милане в январе 1881 года. Вместе со старшей сестрой Франческой она росла в очень богатой семье, не знавшей лишений. Отцом девочек был известный текстильный магнат, граф Амман, которому покровительствовал король Умберто I, а матерью — любительница искусства и законодательница моды Лучия Бресси. Большую часть детства сестры Амман провели в безмятежности и изобилии. Родители потворствовали капризам обожаемых дочерей и обеспечили им неплохое частное образование. Но граф Амман и его супруга скончались, когда Луизе исполнилось 15 лет. Сестры остались сиротами с одним из крупнейших состояний в Италии. После смерти родителей о девочках заботились гувернантки.
Леди Гага от декаданса: как маркиза Луиза Казати стала королевой эпатажа

Скромная дочь и хорошая жена с чертовщинкой
Замкнутая Луиза, которая при жизни родителей оставалась в тени бойкой Франчески, спустя четыре года, в 1900-м, эффектно дебютировала на балу. Там она встретила потомка древнего миланского рода — маркиза Камилло Казати Стампа ди Сончино — и вскоре стала его женой. Новоиспеченная маркиза Казати вела помпезную жизнь и постепенно начала окружать себя ореолом таинственности. Медовый месяц супруги Казати провели в Париже — позже французы прозвали Луизу Венерой Пер-Лашез (Пер-Лашез — известное парижское кладбище). «Она была первым готом», — напишут о ней Скотт Райерсон и Майкл Орландо Яккарино в своей книге «Неистовая маркиза».
Уже в первые годы замужества Казати охотно подогревала слухи о своем пристрастии к оккультизму. Дочь от мужа-маркиза она нарекла Кристиной в знак уважения к итальянской княгине Кристине Тривульцио Бельджойозо, которая в XIX веке прославилась увлечением некромантией и любовными ритуалами. Дух покойной аристократки Казати позже попытается вызвать на одном из спиритических сеансов в своем венецианском особняке, расположенном на Гранд-канале. Луиза и сама в чем-то будет подражать княгине Бельджойозо, которую историки называют «впечатляющей феминисткой XIX века, свободным мыслителем и политической активисткой». В отличие от женщины-кумира, помимо упражнений в черной магии боровшейся за независимость Италии от Австрийской империи, Казати не стремилась изменить мир, но отличалась прогрессивными взглядами на брак.
Экзотические провокации

С мужем-маркизом Луиза проживала в разных домах, потому что нуждалась в личном пространстве, где ее никто не мог побеспокоить. Замужество и вовсе казалось Казати формальностью — она изменяла равнодушному супругу с поэтом, мыслителем и будущим протофашистским деятелем Габриэле Д’Аннунцио, с которым завела знакомство на охоте. Бурный роман с «принцем декаданса» привел к окончательному разладу Луизы с маркизом. В 1914 году Казати разорвала отношения с мужем, а в 1924-м стала первой итальянской женщиной, получившей разрешение на развод от католической церкви. Освободившись от гнетущего союза с маркизом, Луиза полностью отдалась своему превращению в «борца с посредственностью». Необычайно высокую и мертвенно-бледную Казати, которая красила короткостриженые волосы в рыжий цвет, чтобы они напоминали языки пламени, и придавала зеленым глазам особый блеск с помощью сока белладонны, современники одновременно считали «вампиром, райской птицей, богиней и обыкновенной сумасшедшей». По совету Габриэле Д’Аннунцио маркиза обосновалась в Венеции, выбрав своим новым домом недостроенный палаццо Веньер-деи-Леони (сегодня там находится коллекция Пегги Гуггенхайм).
Луиза окружила себя многочисленными экзотическими созданиями: ручными белыми павлинами, пантерой, гориллами, попугаями, удавами, дроздами-альбиносами, а по ночам любила прогуливаться в компании двух гепардов, которых водила на поводке, усыпанном драгоценными камнями. Сейчас Казати однозначно осудили бы за жестокое обращение с животными, но в XX веке ее домашний зоопарк так и манил европейскую знать и богему: аристократы и люди искусства мечтали хотя бы раз побывать во владениях необыкновенной маркизы. Прогулки Казати с большими кошками по площади Сан-Марко даже вдохновили ювелирный дом Cartier на создание коллекции Panthère.
Сама Луиза, прозванная поэтом-любовником Корой (имя греческой богини подземного мира Персефоны до союза с Аидом), создавала эксцентричные образы, которые полностью соответствовали ее эпатажному образу жизни. Она мечтала стать «живым произведением искусства» и на одну из вечеринок в своем палаццо облачилась в платье из бриллиантов, вошедшее в историю под названием «Королева ночи».Наизготовление «ювелирного» наряда ушло около трех месяцев. Казати могла появиться перед гостями маскарада в костюме из сотен электрических лампочек, а на Русские сезоны в Париже надеть платье, целиком сделанное из перьев цапли. Среди любимых украшений Луизы, помимо ювелирных изделий Lalique, значились радужное ожерелье из живых змеек, которые скользили по ее плечам, и головной убор из павлиньих перьев, вспрыснутых кровью свежеубитой курицы. В таком виде Казати обычно являлась на бал или в оперу. Одевали маркизу величайшие кутюрье и художники того времени: Поль Пуаре, Жан Пату, Лев Бакст и Мариано Фортуни. Безжалостная эксплуатация животных для создания эффектных нарядов в начале XX века никого не волновала.
«Она сделала себя искусством»

Своих преданных поклонников, в число которых входили танцовщица Айседора Дункан, антрепренер Сергей Дягилев и даже князь Феликс Юсупов, маркиза удивляла сценическими амплуа Клеопатры, графа Калиостро (итальянский мистик XVIII века. — Прим. ред.), горгоны Медузы и Арлекина. Наисильнейшее впечатление театрализованные приемы Казати произвели на Пабло Пикассо, которому еще в 1917 году удалось посетить ужин, организованный богатой наследницей в Риме. «Сорок лет спустя Пикассо все еще вспоминал лакеев в ливреях XVIII века, которые кидали медные щепки в камин, чтобы пламя отбрасывало изумрудные блики, огромного золотого удава, лежавшего на ковре из шкуры белого медведя, и прежде всего поразительный образ самой Луизы, одетой в платье, украшенное жемчугом и с вырезом до самого пупка», — писала Джудит Макрелл в своей книге «Незаконченный палаццо». Впрочем, провокации маркизы не ограничивались модными экспериментами и сказочным убранством ее дворцов.
Известно, что Казати также питала слабость к экстравагантным перформансам. Однажды Луиза заказала восковую копию себя в натуральную величину, которую нарядила в свою одежду и рыжий парик, сделанный из ее же волос. На званых ужинах маркиза сажала рядом с собой ростовой манекен, заставляя гостей гадать, кто из двух фигур, притаившихся в полутьме, — настоящая Казати. Находясь в Париже, Луиза принимала посетителей в люксе отеля «Ритц» в боа из черных страусиных перьев, пока завтракала жареной рыбой с абсентом. «Абсолютно все в ней было удивительно. Маркиза, казалось, жила своей жизнью по другому набору эмоциональных, социальных и визуальных правил, чем другие люди», — писала Джудит Макрелл в «Незаконченном палаццо».
Проживая в парижском отеле «Ритц» накануне Первой мировой войны, Казати познакомилась с известным скульптором Екатериной Баржанской, которая чуть позже создала восковую копию маркизы. Баржанская писала о Луизе в своей книге «Портреты и фоны»: «У нее был артистический темперамент, но, не имея возможности проявить себя ни в одной отрасли искусства, она сделала себя искусством. Поскольку у нее не было ни творческого потенциала, ни способности к концентрации, она искала дикие идеи в окружающем мире». В своих мемуарах скульптор вспоминала, что известие о начале войны травмировало Казати: «Я зашла в номер и обнаружила, что маркиза истерически кричит... Ее рыжие волосы были растрепаны. В своем платье от Бакста или Пуаре она вдруг показалась злой и беспомощной фурией, такой же бесполезной и потерянной в этой новой жизни, как маленькая дама, сделанная из воска. Война затронула корни нашей жизни. Искусство больше не было необходимо».

Однако даже в темные времена Луиза все равно искала утешения в перформансах и провокациях. Из Парижа она вернулась в Рим, где погрузилась в эскапизм, устраивая званые обеды и ужины. Маркиза кружилась в вальсе с гостями своего особняка, хотя танец был запрещен в итальянской столице в связи с пожеланиями папы римского. Лето 1920 года Казати проводила на Кипре, расположившись на вилле Сан-Микеле. Даже самых богемных жителей острова маркиза сражала наповал своим «готическим нонконформизмом»: она по обыкновению подводила глаза черным кайалом, наряжалась только в траурные платья, красила волосы в темно-зеленый цвет и прогуливалась по улицам деревень с хрустальным шаром в руках. Однако самой безумной идеей Казати за то лето оказалось желание покрыть тело своего слуги позолотой: мужчина едва не задохнулся, но был вовремя спасен.
Луиза, практиковавшая свободные отношения, не планировала повторно связывать себя узами брака. Бесконечный роман с поэтом Габриэле Д’Аннунцио, который видел в ней «единственную женщину, которая смогла его удивить», аристократка совмещала с несерьезными интрижками, в том числе с женщинами. Поговаривали, что прах умерших любовников Луиза закладывала в восковые фигуры, которые украшали гостиную в ее палаццо. В газетах величественный дом Казати окрестили «аббатством ведьмы»: регулярные спиритические сеансы и консультации с гадалками как бы подтверждали мистическую славу обители маркизы.
Признание великими и обретение бессмертия

В 1923 году Казати облюбовала новый дом — Palais Rose, Розовый дворец, раскинувшийся за пределами Парижа. Фантастический особняк из красного мрамора больше напоминал художественную галерею: маркиза заполнила залы и комнаты более чем 130 своими портретами. Из художников светскую диву Казати буквально боготворили Пабло Пикассо, Джованни Болдини, Август Джон, Кес ван Донген и Игнасио Сулоага. Лидер футуристов Филиппо Томмазо Маринетти подписал картину, посвященную Луизе: «Великой футуристке маркизе Казати с томными очами пантеры, которая только что сломала прутья своей клетки». За инфернальные фотографии Казати, которые сохранились до наших дней, отвечали Сесил Битон и Ман Рэй, а ее скульптуры создавали Якоб Эпштейн, Екатерина Баржанская и Джакомо Балла.
В богемном Париже маркиза нашла признание у таких легендарных женщин, как Колетт, Эльза Скиапарелли и Коко Шанель. К середине 1920-х годов Казати была знаковой фигурой в области европейского искусства — не художницей, но вдохновителем. Во многом благодаря своему сказочному богатству маркиза добилась независимости и превратила собственную индивидуальность в культ: Луизу одинаково восхваляли как аристократы, так и творческая богема. Биографы Казати неслучайно считают ее Леди Гагой XX века. Маркиза тоже преодолела детские комплексы и, смело экспериментируя со своей внешностью, стилем и макияжем, создала личность, которую мир наконец принял и полюбил. Однако экстраординарное шоу имени Луизы Казати не могло продолжаться вечно из-за ее расточительства.
Любимым выражением Казати на английском языке было regardless of expense («независимо от расходов»), поэтому свое богатое наследство маркиза растрачивала на вечеринки, маскарады, путешествия в сопровождении верноподданных и любимого питона, приобретение помпезных дворцов, антиквариата, драгоценностей и платьев от именитых кутюрье, автомобилей и предметов искусства. К 50 годам Луиза накопила около $25 млн долгов и столкнулась с сильнейшей депрессией. После того как ее Розовый дворец выставили на парижский аукцион (среди потенциальных покупателей числилась и Коко Шанель), Казати переехала в Лондон, чтобы быть ближе к дочери Кристине. Связь с единственным ребенком маркиза утратила давно и намеревалась ее восстановить, пока не стало слишком поздно. Кристина, которой с раннего возраста пренебрегали родители, получила образование в Оксфорде и вышла замуж за английского лорда, разделявшего ее коммунистические симпатии. Поддерживать свою прославленную мать, пережившую банкротство, она не собиралась.

В столице Великобритании Казати занималась тем, что продавала свои последние драгоценности, гадала на картах Таро за гроши, смешивала наркотические вещества с джином и рылась в мусорных баках. Последние несколько лет жизни некогда блистательная маркиза, купавшаяся в бриллиантах, походила на бледного призрака, который бесцельно блуждал по улицам Лондона. Вместо диадем и боа из перьев она теперь носила прохудившуюся меховую шляпу и шарф, сделанный из газеты. Казати вместе со своим псом-пекинесом ютилась в холодной квартире с одной спальней и редко принимала посетителей. Отчаявшаяся маркиза проклинала знакомых, которые от нее отвернулись. Она отправила своему любовнику Габриэле Д’Аннунцио телеграмму, умоляя прислать немного денег, но тот ничего не ответил. Вскоре Луиза перестала покидать пределы кровати.
Казати скончалась от инсульта 1 июня 1957 года. 76-летнюю маркизу похоронили на Бромптонском кладбище вместе с забальзамированным пекинесом и парой фирменных накладных ресниц. На надгробии Казати, с подачи ее внучки Муреа, появилась надпись из пьесы Шекспира «Антоний и Клеопатра»: «Ее разнообразью нет конца. Пред ней бессильны возраст и привычка». Всю жизнь маркиза мечтала о бессмертии, но обрела его впоследствии — в театре, кино и моде. Образ королевы декаданса переосмысляли актрисы Вивьен Ли (спектакль La Contessa)и Ингрид Бергман (фильм «Дело времени»), а культовые дизайнеры Джон Гальяно, Александр Маккуин, Дрис Ван Нотен и Альберта Ферретти посвящали Казати свои коллекции. Одним из главных поклонников маркизы прослыл и Карл Лагерфельд. Луиза Казати оказала колоссальное влияние на современную культуру. Но прежде всего она вошла в историю как женщина, превратившая собственную уникальность в скандальный феномен, который обсуждают до сих пор. Бесстрашное самовыражение Казати дорогого стоит.