Дисней, Фаворский и авангард: неочевидные референсы в детской иллюстрации Эрика Булатова и Олега Васильева

Владимир Фаворский был одной из важнейших фигур в отечественном искусстве первой половины ХХ века. Великолепный художник-график, теоретик искусства и ректор ВХУТЕМАСа, он заложил основы отечественной школы книжной иллюстрации. Впервые Булатов и Васильев познакомились с ним уже в конце 1950-х: узнав его адрес, пришли к нему домой и постучали в дверь — Фаворский дверь открыл. «Мы тогда кончали Суриковский институт и ясно понимали только, что нас учили не тому и не так и все наше умение и знание ничего не стоят, а что есть настоящее великое искусство, вот оно от нас за семью печатями, и мы даже смутно не представляем, как к нему подступиться. <...> Так мы попали к Фаворскому. Результат первого же разговора был ошеломляющим. Оказалось, что искусство можно понимать», — вспоминал потом Булатов.

Фаворский объяснил молодым художникам свою концепцию книги как синтеза равноценных искусств, где текст, макет и иллюстрация соединяются в единый «ансамбль». Булатов и Васильев, с 1959 года начавшие работать в издательстве «Детский мир» (вскоре переименованном в «Малыш»), продолжили развивать идеи Фаворского в своей иллюстрации.

В 1930-е годы мультфильмы Уолта Диснея оказали огромное влияние на развитие советской анимации и даже поспособствовали созданию «Союзмультфильма». В ранних работах советской студии нетрудно увидеть ориентацию на классику западной мультипликации, а на Первом всесоюзном совещании по кинокомедии даже прозвучал лозунг: «Даешь советского Микки-Мауса!». Стилистикой шедевров Диснея вдохновлялись десятилетиями позже и Булатов с Васильевым, создавая свои иллюстрации для детских книжек.

Эстетику Диснея можно заметить, например, в иллюстрациях к сказке «Красная шапочка» (1980). И если совсем ранняя версия этой сказки от Диснея (1922) не оказала влияния на эти работы, то более поздний мультфильм «Плохой, большой волк» (1934), где Красная Шапочка оказалась в компании трех поросят, обнаруживает некоторые сходства — например, почти идентичны обстановка спальни бабушки и ее одежда. В этой же книге среди лесных жителей появляется и большеглазый олененок, сильно напоминающий диснеевского Бэмби (кстати, копию именно этого мультфильма Уолт Дисней подарил СССР в честь победы во Второй мировой войне).

Детская иллюстрация Булатова и Васильева многолика и изменчива — художники часто прибегали к стилизации. Одним из первых подобных референсов еще в конце 1950-х — начале 1960-х для художников стало искусство русского авангарда. По мнению Бориса Гройса, именно детская книга — одна из редких областей советской культуры, в которой авангардная эстетика, разгромленная во время кампании по борьбе с формализмом 1930–1940-х, вновь оказалась востребована: «Именно в книгах, формировавших юные умы, была допустима стилистика, созданная мечтателями о будущем, — представителями авангарда, футуризма и прочих далеких от современной художникам реальности направлений».

Как и первые десятилетия ХХ века, 1950–1960-е годы определяла утопическая вера в светлое будущее и технологический прогресс. Многие из выходивших в те годы книг затрагивали эти темы — например, «Новые слова» Генриха Сапгира, в которых поэт объяснял детям, кто такие космонавты и что такое атом и пластмасса, и «Сказка-загадка» М. Ильина и Елены Сегал, в которой волшебным предметам из русских сказок находились аналоги в современном мире («волшебное колечко» оказывалось компасом, а «сапоги-скороходы» — поездом). Неудивительно, что, иллюстрируя эти книги, Булатов и Васильев возвращаются к эстетике авангарда, работавшего с теми же темами еще в 1920-е.

Издательство «Малыш» часто публиковало сказки народов СССР. К такой задаче Булатов с Васильевым подходили иначе, чем, например, к иллюстрации сказок Шарля Перро, в которой историческая достоверность приносилась в жертву детскому представлению об идеальной сказке. Перед созданием иллюстраций к национальным сказкам художники проводили целые месяцы в библиотеках, изучая традиционную культуру и искусство этих народов.

На рисунках к саамской сказке «Дочь Луны и сын Солнца» герои одеты в подлинные национальные костюмы, используют привычные им предметы быта и окружены родной северной природой. Более того, шрифт заголовков, буквицы и номера страниц выполнены в духе древних петроглифов Кольского полуострова. А в лезгинской сказке «Синий шакал», помимо национальных костюмов и оружия, можно увидеть типичную для горной местности постройку — саклю, каменистую землю со скудной растительностью и элементы декора книги, стилизованные под орнаменты народов Кавказа.

Тем, кто знаком с другими работами Булатова и Васильева, будет сложно узнать их авторский почерк в детской иллюстрации — и это неслучайно. «Мы выработали такого художника, который был не Олегом Васильевым и не Эриком Булатовым. Это был некто третий. Все наши книжки проиллюстрированы этим художником», — рассказывали они в 1990 году.

Это разделение проявлялось даже в их расписании: полгода они вместе работали над детскими книгами, полгода занимались самостоятельным творчеством (как и другие нонконформисты, не имея реалистичной перспективы когда-либо представить его широкой публике). Интересны и задачи этого «третьего» художника, превращавшие их совместную работу практически в концептуальный проект. «Нам, напротив, хотелось рисовать с точки зрения людей, которыми мы были в жизни, людей несвободных, окруженных запретами и предписаниями. И нас интересовали не возможности хитрых уловок и обходов цензурных флажков, а сами эти флажки, именно эта система запретов и предписаний, на основании которой и была построена та правильная советская детская книга, которую от нас хотели».