Огнедышащий голос и путеводная ярость: 9 лиц Егора Летова

Егор Летов — одна из самых неоднозначных фигур в музыке. «Неоднозначный» — слово пошлое и затертое от слишком частого использования. Но в случае с Летовым его можно трактовать не только как «противоречивый» (хотя и так тоже), но и в сугубо математическом смысле: его жизнь, суждения, творчество невозможно свести к единому знаменателю, их можно трактовать десятками и даже сотнями разных способов — и ни одна из трактовок не будет всеобъемлющей, всегда останется что-то еще, нечто неучтенное, непознаваемое, выламывающееся из общей парадигмы. Сам Егор говорил, что в нем «уживаются и сосуществуют многочисленные, подчас абсолютно противоположные точки зрения», и даже написал об этом песню «Нас много».

Из летовских песен, альбомов, проектов, стихов, коллажей, концертных записей, хоум-видео, интервью, фактов, баек, мифов и прочих артефактов его кипучей деятельности складывается не просто большая картина — это целый мир, отдельная вселенная, которая не ушла в небытие со смертью ее создателя, а, напротив, живет сама по себе. Одни обходят ее за километр. Другие, единожды ступив на эти тропы, с головой увязают в летовской системе ценностей. Третьи знают обо всем этом только понаслышке, на уровне основных хитов или просто мемов. Пробуем подойти к этой громаде с разных сторон.

За свою жизнь Егор Летов сочинил и записал очень много музыки. У одной только «Гражданской обороны» 26 официальных студийных альбомов, но если добавить сюда записи многочисленных сайд-проектов, число станет больше в разы. Когда сталкиваешься со столь исполинскими собраниями сочинений, невольно возникает мысль: каков тут процент графомании? В случае с Летовым — нулевой: он записывал так много музыки потому, что ему реально было что сказать. А когда вдохновение пропадало, он надолго уходил в молчание, покуда поклонники томились в непонятках: а будет ли продолжение, или всё, последний фонарик устал?

Ориентироваться в дискографии «Гражданской обороны» можно по годам: у Летова, как, например, у Тейлор Свифт, творчество четко делится на разные эры, каждая — со своим отдельным звуком и стилем. Альбомы 19870-1988 годов — прямолинейный панк. На записях 1989 года Летов погрузился в пучины нойз-рока — лязг гитар, грохот перкуссии, дикий перегруз, «пердежный и ревущий среднечастотный вал», как писал сам музыкант, прибавляя: «Именно то, что надо» (к слову, Егор был известным комментатором своего творчества: любил подробно расписывать истории записи альбомов, обстоятельства написания песен, источники вдохновения для того или иного сочинения, технические подробности вроде задействованной аппаратуры или количества дублей).

Альбомы девяностых — расцвет психоделии в летовском творчестве, ну а поздние записи, датированные нулевыми, — теплокровный гаражный рок. Это основные направления, но, если копать глубже, можно наткнуться на акустический фолк, перкуссионный индастриал, саунд-коллажи, регги, спокенворд под лаундж и много чего еще: по количеству освоенных жанров Летов и компания могли составить конкуренцию и нынешней, тоже чрезвычайно плодовитой группе King Gizzard & The Lizard Wizard, пишущей каждый следующий альбом в новом стиле.

Впрочем, для многих основная единица измерения летовского творчества — это не альбом, не эра и не жанр, а песня. При всей любви к фри-джазу, нойзу и авангарду Летов тяготел к песенному жанру, и в нем сидело глубокое убеждение, что любая песня обязана быть хитом. Это убеждение он успешно претворял в жизнь: если не все, то подавляющее большинство летовских сочинений выстроено вокруг яркой цепляющей мелодии, которую потом не выкинешь из головы. В этом его отличие от многих коллег по сибирскому панку или продолжателей из разных регионов.

Вот была, например, группа «Соломенные Еноты», центральные герои процветавшей в девяностые годы московской сцены экзистенциального панка, воспетой в книгах «Песни в пустоту» и «Формейшн». Как и «ГрОб», они были яростны, поэтичны и чрезвычайно плодовиты, но на большинстве их альбомов тексты не поются, а декламируются на один и тот же мотив под нестройное бряцание гитар. На этом фоне, да и на любом другом, Летов — настоящий поп-автор, мастер хуков и бриджей. Более того, его манера сочинять непрестанно развивалась и трансформировалась: от простых и хлестких мотивов в духе нью-вейва — к раскидистым патетическим мелодиям, вдохновленным музыкой советских композиторов. Как отзывался о Летове лидер «АукцЫона» Леонид Федоров, «он был удивительно музыкален <...> он вообще чуть ли не единственный, кто уловил и воплотил какую-то исконно корневую мелодику».

Полноценных хитов у Летова не два и не три, а несколько десятков. Первыми на ум, конечно, приходят «Все идет по плану» и «Моя оборона», причем если первая обрела статус народной и стала частью фольклора, то вторая — самая прослушиваемая песня «ГрОба» в стриминге. Панк-гимн «Зоопарк», непреходяще актуальная «Государство», запевная «Про дурачка», торжественная «Без меня», сакральная «Вечная весна», и далее, и далее — все эти песни плотно обосновались в каноне не просто русского рока, а русской музыки в целом.

А вообще, самую точную характеристику Летову как сочинителю, исполнителю и человеку в принципе дал сам Летов в песне «Убивать»: «Огнедышащий голос и путеводная ярость».

Интересно, что сам Летов считал себя в первую очередь профессиональным поэтом, и редкий его альбом обходился сугубо мелодекламационными треками. Его тексты перед слушателем как на ладони, но в них всегда есть какая-то закрытая для понимания территория, то, что, цитируя самого Летова, «глазами не увидеть, мозгами не понять».

Взять, например, вступительные слова главного оборонного хита «Все идет по плану»: как отмечает журналист и друг Летова Максим Семеляк в книге «Значит, Ураган», их смысл совсем неочевиден. «Границы ключ переломлен пополам» — вроде как это должно означать, что граница теперь открыта, можно идти на все четыре стороны. Но что, если ключ сломался непосредственно замке? Получается, что граница все-таки закрыта? И подобные парадоксы встречаются у него на каждом шагу: с одной стороны, «Наше дело — анархия!», с другой — «Я не верю в анархию». Прямо как гангста-рэпер Чипинкос, автор взаимоисключающих песен «Рэп — это хип-хоп» и «Рэп — не хип-хоп».

Несмотря на мгновенно узнаваемый стиль (все эти бесконечные ряды перечислений), автором он был довольно разносторонним. Мог писать размашистые многословные полотна: «Русское поле экспериментов», «Прыг-Скок», «Семь шагов за горизонт». А мог ограничиться самым минимумом, но заключить в несколько слов бездну смыслов. Характерный пример — еще один главный хит группы «Моя оборона»: пять строчек в первом куплете, три — во втором, три — в припеве, но мало не покажется никому.

При первом знакомстве записи «Гражданской обороны» нередко кажутся грязными, сырыми, непричесанными, сыгранными абы как. Но это очень обманчивое впечатление. Стоит вслушаться в эту музыку по-настоящему, и становится понятно, что никакой слякоти, сумятицы и безалаберности в ней нет, все сыграно четко, резко, ритмично. Как пела группа NRKTK, «драм рулит, бас рулит, гитара... гитара вообще рулит».

Ранние записи эффектны в своем нарочитом минимализме. Альбомы шумового периода оглушают как надо — неспроста с «Гражданской обороной» изъявлял желание поработать знаковый для нойз-рока продюсер Стив Альбини. Однако Летов, узнав об этом, сказал, что взял бы Стива максимум на роль басиста, но к студийному пульту бы не подпустил.

Пожалуй, своего пика летовский саунд достиг в 1990-х: будто в холодной Сибири наконец наступило лето, воздух согрелся, распустились цветы. Все эти органы, колокольчики, ревер, фейзер и дилей — у группы получился многослойный, но при этом удивительно прозрачный звук. Во всей красе его можно расслышать на альбоме «Сто лет одиночества» (кстати, об этой пластинке есть прекрасное видеоэссе Святослава Иванова — посмотрите его обязательно).

Собственно, студией для Летова выступала его же собственная комната в обыкновенной хрущевке. Музыкант принципиально записывался дома на той аппаратуре, которую мог достать, но выжимал из нее абсолютный максимум. В каком-то смысле он предсказал развившуюся в десятые моду на лоу-фай и жанр бедрум-поп (правда, в его случае это был, конечно, скорее бедрум-панк).

Вот, например, один из самых высокооцененных музыкальных релизов 2024 года — Diamond Jubilee гипнагоджик-поп-проекта Cindy Lee. Это альбом, которого нет на стриминговых сервисах, который записан на максимально любительском уровне и длится два часа. Какая связь между канадской дрэг-квин и напоминающим скитника сибирским панк-рокером? В общем-то, никакой. Но ей-богу, барабаны у Синди Ли звучат абсолютно по-гробовски, да и общий психоделически-лоуфайный дух не раз и не два заставляет вспомнить о Летове.

Летов был перфекционистом и студийным маньяком. Другое дело, что у него не всегда была техническая возможность выполнять качественное сведение и мастеринг, из-за чего некоторые издания его альбомов звучат попросту тихо и неразборчиво. Особенно это касается дилогии 1997 года «Солнцеворот» и «Невыносимая легкость бытия», в которых необычайно утонченный, близкий к шугейзу звук было практически невозможно расслышать — до такой степени он сливался в единую массу. Но уже в нулевых Летов с супругой Натальей Чумаковой пересвел и частично перезаписал эти альбомы, выпустив под альтернативными названиями — и они звучат просто великолепно. Тут вновь напрашивается параллель с Тейлор Свифт, которая тоже переписывает и перевыпускает свои старые альбомы — правда, по иным причинам.

(Вообще, с Тейлор у Летова больше общего, чем может показаться на первый взгляд: у обоих непростые отношения с собственной репутацией, оба блестяще проявили себя в крупной форме (десятиминутный «Прыг-Скок» против десятиминутной All Too Well), оба известные котолюбы. Параллелей можно найти еще немало, но это тема для отдельного исследования, а подробнее о мисс Свифт читайте в нашем рейтинге ее альбомов.)

Домашняя студия Летова носила гордое название «ГрОб Records». Это был еще и лейбл, и выпускалась на нем не только «Гражданская оборона», но и его соратники — Янка Дягилева, Черный Лукич, Манагер, Евгений Махно, «Промышленная архитектура», «Пик Клаксон» и многие другие. Часто в разных проектах играли одни и те же люди, Летов ставил всем звук, оформлял их песни в альбомы, помогал с распространением, подпинывал своих товарищей, чтобы они активнее писались. Часто бывал деспотичен в делах звукозаписи, но именно благодаря ему сибирский панк оформился как явление.

Буквально за несколько лет в комнате Летова было создано очень много музыки, составившей канон этого специфического жанра. В конце 1990 года он написал подробный и красочный путеводитель по каталогу «ГрОб Records». Читать — одно удовольствие. Про одни релизы он отзывается поэтично: «бурлящие пенные иллюзии и сокрушительные сокрушения», про другие — анекдотично: «подозрительная смесь "волны", панка и идиотизма», «курносая, бездарная попытка». А заканчивается текст словами о том, что работа на студии была настоящим праздником, который «посредством нелепого чуда записи остался и продолжается для всех тех, кто еще имеет уши — слышать!».

В подкасте «Он увидел солнце» журналист и друг Егора Максим Семеляк охарактеризовал «Гражданскую оборону» как модернистскую группу, а «Коммунизм» — как постмодернистскую. «Коммунизм» был сайд-проектом «ГрОб», релизы которого записывались одновременно с «оборонными» альбомами 1988-1989 годов. Музыка, впрочем, получалась совсем другая.

Итогом деятельности «Коммунизма» стал ряд концептуальных альбомов, на которых музыканты лепили абсурдистские коллажи из речей Ленина, пели дворовые и дембельские песни, накладывали хрущевских времен стихи про кукурузу на записи с эстрадных пластинок... Словом, веселились только так. А попутно исследовали феномены советской культуры, собирали порой нелепые, а подчас и трогательные артефакты огромной цивилизации, которая в тот момент клонилась к закату.

Если из некоторых ранних песен «Гражданской обороны» можно было сделать вывод, что Летов ненавидел Советский Союз и все, что с ним связано, то «Коммунизм» усложнял общую картину. Годы спустя уже в совсем другом составе «Оборона» записала целый альбом каверов на преимущественно романтические песни советских композиторов, и в этом не было позы или иронии, а только неизбывные печаль и нежность.

Летов был всамделишным меломаном, общепризнанные кумиры вроде битлов там соседствовали с группами куда более обскурными, например с дикой японской группой Green Milk from the Planet Orange. В своих интервью и ответах на вопросы он не раз и не два пускался в перечисления любимой музыки, чем, хочется верить, поднимал уровень музыкальной эрудиции среди своих слушателей. И конечно, его пристрастия находили отражение в его альбомах.

Центральное место в сердце Егора занимал психоделический рок 1960-х, в особенности группа Love. Свой последний альбом «Зачем снятся сны» он посвятил лидеру этого коллектива Артуру Ли, а также первому предводителю Pink Floyd Сиду Баррету. Летов досконально знал панк, постпанк и новую волну, шарил за крутые группы 1980-х вроде Big Black и Hüsker Dü, ходил на Sonic Youth, снисходительно относился к построку («занятно, не более того»), не особенно жаловал большинство российских рокеров, зато высоко ценил песню группы «ВИА Гра "Цветок и нож", а еще однажды признался, что обожает шлягер "Дискотеки Авария" "Если хочешь остаться".

Игорь Летов (так на самом деле звали музыканта) происходил из скромной, но интеллигентной семьи. Едва окончив школу, он отправился из родного Омска в Москву, где по протекции брата-саксофониста имел все шансы влиться в богемную арт-тусовку: занимался у барабанщика «Звуки Му», участвовал в курехинской «Поп-Механике», ходил на концерты авангардной музыки, познавал Джона Кейджа, вникал в творчество московских концептуалистов. Но резко вернулся в Омск, где на мерзлой, неблагодарной местной почве стал с нуля стал создавать свою сцену. Вместо изученного в Москве рафинированного авант-джаза он принимается играть примитивный и бескомпромиссный панк-рок с матом и политизированными текстами. Его насильно отправляли в психиатрическую лечебницу, он скрывался по всей стране от КГБ.

Немногим позже, когда «Гражданская оборона» обрела огромную популярность и все дороги были открыты, он распустил группу и ушел в глубокое подполье, пока в стране кипели большие перемены. В середине девяностых он вышел из подполья и принялся противостоять новому режиму в рамках прокоммунистического движения «Русский прорыв», откровенно маргинального, не имевшего серьезных шансов на политической арене — выражаясь летовскими же словами, «заранее обреченного на полнейший провал».

Летовский красно-коричневый демарш стал шоком для многих слушателей, которые не поспевали за его изменчивыми политическими взглядами. Вообще, общественное восприятие «Гражданской обороны» менялось не раз. Если в 1980-е они были легендами андерграунда, идолами контркультуры и борцами с советским строем, то уже в 1990-е приличная публика по-снобски воротила от них нос, считая какими-то грязными панками и чуть ли не фашистами; их концерты проходили в предназначенных на снос окраинных кинотеатрах, на которых проливалось пиво, вырывались кресла и выбивались зубы.

Более-менее выправляться ситуация стала в нулевых, когда про «Оборону» стала писать глянцевая пресса, ее начал признавать истеблишмент и полюбила интеллигенция. Но сам Летов оставался таким же непримиримым, просто он отошел от политической игры, стал мыслить в совсем иных масштабах, и его перманентный бунт вышел уже на какой-то надмирный, метафизический уровень.

Всякий раз оказываясь в ситуации выбора, он поступал наперекор любым ожиданиям, выбирал заведомо проигрышную позицию, а свой подход он не раз объяснял в собственных песнях: «Я всегда буду против», «По линованной бумаге ты пиши напоперек», «В проигранной войне сопротивляйся до конца». Но еще чаще он пел о том, что находится где-то вовне, летает снаружи всех измерений, а один из самых лаконичных и запоминающихся образов в его творчестве — монетка, упавшая третьей стороной.

В последнее время можно встретить много спекуляций на тему того, что было бы, если бы Егор дожил до наших дней: за каких бы политических деятелей ратовал, по какую бы сторону баррикад оказался, какую бы позицию занял относительно тех или иных событий. Споры эти сколь заразительны, столь и бесплодны: на каждый аргумент приходится свой контраргумент, а истины все равно не узнать. Персонально автора этого текста интересует совсем другое: а как бы Летов воспринял новую волну австралийского психоделического рока — тех самых уже упомянутых King Gizzard & The Lizard Wizard, а также Tame Impala, Psychedelic Porn Crumpets и других деятелей? Почему-то кажется, что он бы только приветствовал таких отборных психонавтов.

В его песнях достаточное количество свинцовых мерзостей жизни: «грязный бинт и окно за окном», «колючая проволока вдаль километрит», «обильно унавоженные кладбища и огороды» и так далее — продолжать можно долго. Но за всей этой круговой обороной из мата, жестких образов, ощетинившихся гитар и бьющих по голове барабанов скрывалось нечто совсем другое.

В поздней песне «Слава психонавтам» он чествовал «первопроходцев своих беспредельных пространств, своих разноцветных глубин» и сам относился к той же породе. Он был по сути своей не реалистом, а сказочником, фантастом. На каждый «грязный бинт» у него находятся «ошеломительные луноходы, позаброшенные в звездной пыли». И даже если пластмассовый мир победил, он оставляет за собой право на оборону, пусть даже ее и составляют миражи вроде солнечного зайчика.