«И Канье приедет»: что происходит с русской музыкой и что с ней будет дальше?
Олег Кармунин: Надо взглянуть правде в глаза: во многом действительно стало не очень. Причем если смотреть на чарты, то еще окей. Но стоит посмотреть лайнапы летних фестивалей — начинает съедать грусть и тоска. Печальные лайнапы фестивалей — это наша объективная реальность. Мы можем послушать музыку в телефоне — она есть, нормально все. Но нам особенно некуда ходить. И это грустно.
Николай Редькин: А знаешь, почему так происходит? Потому что мы живем в эпоху глобального и радикального импортозамещения. Поскольку нет возможности ввозить зарубежных хедлайнеров на фестивали, мы собираем вообще все, что есть из нашего. И выяснилось, что прослойка артистов, которые могут выступать на этих фестивалях, которые там будут уместно и классно звучать, которые вообще хоть что-то из себя представляют, —очень небольшая.
При этом подвижки тоже есть. По сравнению с прошлым годом и фестивалей стало больше, и артистов, участвующих в них, как будто тоже. Появились имена, которых не было в прошлом году, добавились музыканты, на которых в прошлом году не обращали внимания. Мне это очень нравится. Сейчас скажу одну вещь, которая кому-нибудь может показаться циничной: для инди-музыкантов эта пара лет — время возможностей.
Олег Кармунин: Ты сейчас рассуждаешь так, будто, если срезать верхушку, остальные потянутся, как в очереди. Как будто у нас есть замена людям, которые уехали или которых отменили. Но, на мой взгляд, в случае фестивалей это работает немного не так. На фестивалях и так были бы все эти инди-артисты — просто сейчас «срезаны» хедлайнеры, и народу придет гораздо меньше, потому что нет очень важных для нашей индустрии людей: «Сплина», Монеточки (признана иноагентом. — Прим. «Правил жизни»), Земфиры (признана иноагентом. — Прим. «Правил жизни»).
Я уже не говорю про западных исполнителей. Условная Земфира одним своим присутствием больше помогла бы этим инди-артистам. А если лайнап состоит в основном из малоизвестных имен, то на такой фестиваль, скорее всего, просто придет меньше людей.
С одной стороны, понятно, что жизнь стала немножко скучнее и в музыкальной индустрии стало меньше денег, меньше громких имен, меньше звезд. Да и звезды становятся все менее глобальными. А с другой стороны, мне почему-то кажется, что все равно люди придут на фестиваль: на тот же «Пикник Афиши», на Stereoleto и куда-то еще — и просто потому, что им хочется как-то развлечься и нормально отдохнуть.
Олег Кармунин: Вообще, я обратил внимание еще на одну вещь: поскольку у нас мало хедлайнеров, не то что фестивали теперь состоят из инди — вообще вся музыка становится немножко инди. И мне советуют вещи, о которых я слыхом не слыхивал!
Раньше был условно какой-нибудь фестиваль, а вокруг него — своя атмосфера, свой пузырь. А сейчас такое ощущение, что вообще вся наша музыка превращается в такие пузыри. Люди просто обитают в своих мирах и не знают, что происходит по соседству. Но зато в этом своем мире они очень активно слушают любимых артистов и их боготворят.
Николай Редькин: Это хороший тейк. Я думаю, что вообще с появлением быстрого интернета мы все разошлись по пузырям. Любители электронной музыки пошли слушать свое техно. Поклонники Земфиры сгруппировались вокруг странички Земфиры. Люди, которые любят рэп, отправились слушать рэп. А события, произошедшие после 2022 года, как будто еще сильнее количество этих пузырей увеличили — при этом сами пузыри стали меньше.
И я тоже все чаще встречаю людей, которые мне рекомендуют какие-то довольно нишевые на первый взгляд группы. Но потом смотрю и понимаю, что у этих групп есть приличное количество слушателей на разных платформах.
Вообще, мои друзья и знакомые все чаще говорят, что с уходом западных стримингов перешли на русскую музыку. И вот я не знаю... С одной стороны, я всегда об этом мечтал — чтобы люди слушали, понимали и ценили то, что есть у нас. Но с другой — когда это происходит вынужденно, в ситуации безрыбья, это не так уж круто.
Олег Кармунин: Абсолютно согласен. Я по работе уже давно слушаю в основном русскую музыку. Помню, как я призывал музыкантов еще лет шесть назад петь по-русски. Зачем в России петь по-английски? Вы что, с гастролями в Мексику собрались?
Николай Редькин: Причем с гастролями в Мексику едут те, кто поет по-русски. Например, модная постпанк-группа Super Besse.
Если вернуться к тому, что нам советуют, — понятно, что мы с тобой до вечера можем жонглировать новыми именами, но я хочу сказать про Элли на Маковом Поле. Это девушка, которая исполняет милый, очень камерный фолк, что-то в духе группы Fleur, только еще более аскетично, еще суше. Сначала я стал натыкаться на ее трек в рилсах. У нее есть одна трогательная песня про любовь, и ее часто накладывают на видео с бездомными собачками, которые находят хозяев. Потом мне кто-то сказал: «Послушай, это классно!» Я увидел, что на всех платформах у нее огромные цифры. Она очень хорошо завирусилась.
Олег Кармунин: А ты слышал Дарью Виардо?
Николай Редькин: Да, конечно! Она играла на разогреве у Элли в Екатеринбурге.
Олег Кармунин: Одно время я просто ходил и всем говорил: «Господи, это невероятно, круто, восхитительно!» Упаковать православную музыку в инди-антураж — это вообще настолько мощно! Сейчас у нее вроде бы очень неплохо проходят гастроли по России. И больше всего мне нравится, когда она выступает в церквях. Ну просто человек нашел себя! Тут и этот высокий фолк-голос, и грусть, и вместе с тем православие и «русская душа».
Еще я недавно узнал, что существует группа «Ягода», которая тоже исполняет фолк. Ее хедлайнеры — девушки, и они периодически проводят лайв-стримы. Я открыл для себя целый формат музыкантов на YouTube, которые поют песни на стримах за донаты. Их, кстати, довольно много.
Николай Редькин: Я сам не так давно начал донатить некоторым артистам, которых очень люблю. Например, группе «Золотые зубы», Антохе МС, группе «Тальник». Мне очень нравится чувствовать свою причастность к судьбе артиста. Какая-то особенная связь образуется. Да и просто это хороший прецедент.
Олег Кармунин: Было бы идеально, если бы у артистов была четкая цель, на что они собирают, и статистика: сколько собрано, а сколько осталось до цели. Просто «на вдохновение» артисту мало кто захочет донатить, а на запись альбома — сколько угодно. И взамен надо что-то предлагать: автограф или кассету, не знаю, приятную финтифлюшку какую-нибудь.
Николай Редькин: Хотел продолжить тему пузырей. Понятно, что артисты и слушатели по ним разбрелись не вчера: в 2021 году была куча локальных хитов, которые собирали бешеные цифры на всех стримингах и в YouTube, при этом о них никто не знал. Какой-нибудь Shadowraze. Но артисты продолжают выезжать на социальных лифтах, конечно же. У меня есть хороший пример — моя любимая на текущий момент группа из Екатеринбурга, «Сова». Они играют постпанк в духе «Буерака», даже чуть более романтичный, светлый, радостный. Если бы гайдаровский Шурик играл постпанк, это было бы, наверное, что-то похожее.
Группа существует далеко не первый год — с середины 2010-х. Но в этом году они начали свой альбом продвигать с помощью рилсов. Стали заливать туда красивые вертикальные видео и классно их оформлять. Судя по всему, они работают с каким-то художником или аниматором. И все это начало заходить аудитории, потому что песни они написали тоже классные.
Или, например, группа «Второй Ка». Я читал их интервью на портале Flow. Там их спросили: «Что вы делаете, чтобы ваши релизы залетали?» Они такие: «А мы просто и пашем! Мы берем, делаем, делаем, делаем, пока не получится». Это хороший подход.
Олег Кармунин: Да, рилсы — это способ вылезти из своей пробирки в большой мир поп-музыки. Потому что если вы откроете чарты, то топ-10 песен — это треки из рилсов. И Монеточка тоже в последнее время стала певицей из рилсов и смешных тик-токов. Если вдруг кто-то еще думал, что она певица одного хита из 2018 года, то она своей работой доказала, что это не так, что она может фигачить.
На самом деле, и группа «Сова», и группа «Второй Ка», и Монеточка — все молодцы. Они «в рынке», понимают, что происходит на свете и что нужно делать.
Если бы группа «Второй Ка» появилась в 1994 году, это была бы музыкальная революция. Так просто не умели играть, а ребята себя натренировали, познали культуру и смогли воспроизвести ее так, что ты слушаешь и не веришь, что в России можно делать такую музыку. Люди фигачат, люди развиваются, люди насмотрены. Современный музыкант — это человек, который просто работает над собой без остановки.
Николай Редькин: Монеточка на «Вписке» говорила, что нынешние музыканты — многостаночники. Это вообще очень хорошее умение — создавать дополнительный контент к музыке. Понятно, что не все это могут, не все умеют, не все этого хотят. Но если человек так делает, то ему это дает дополнительные 100 очков. Хороший пример — Toxis. Он как раз делал то, о чем мы говорили, — дополнял свой музыкальный контент не музыкальным. Все приходили следить за тем, как он кривляется, танцует в кружках в телеграме, а потом шли слушать его песни. Он нашел свою нишу, осовременив, русифицировав какие-то прикольные американские фишки. Это, конечно, хорошо. Но, как я понял, его новый альбом за это же и критиковали — в том числе поклонники, — потому что он слишком активно эти фишки юзал, чересчур активно у кого-то что-то заимствовал.
Олег Кармунин: Хочется добавить, что в мире бесконечного ретроманства рэп — это последняя музыка, в которой осталось что-то свежее. Вся остальная музыка постоянно играет на твоих ностальгических чувствах или чувствах твоих родителей — и постоянно пытается сделать отсылки к чему-то. Рэп — это граница, по которой проходит разрыв поколений. Мой ребенок слушает только и исключительно рэп, потому что это единственный жанр, в рамках которого может случиться новый звук, какое-то звуковое откровение. Это последний форпост свежести, потому что больше свежести нигде нет. И то, что кто-то нам приносит с Запада какие-то фишки, — в принципе, такое было еще во времена Майка Науменко. Я считаю, что это абсолютно нормально. И вообще, воровать — это хорошо. Вся поп-музыка основана на том, что в некоторых видеороликах называют плагиатом. Но это не плагиат, это культура так развивается! Ты подсмотрел у того, сделал что-то свое, а потом у тебя кто-то подсмотрел — так все это и работает. Одно двигает другое.
Николай Редькин: Я думаю, что сейчас и жанров больше, наверное, нет. Есть единое облако идей, из которого все понемногу берут. Та же группа «Второй Ка», о которой мы сегодня много говорим, начинала делать музыку в формате Скриптонита — такой рэп с «ельцинским» произношением. Потом они начали добавлять туда разные элементы — рок, постпанк, поп. Стали получаться очень непохожие одна на другую, интересные песни. Теперь я даже не могу сказать, в каком жанре они играют. Думаю, очень многие музыканты сейчас лавируют между жанрами. Soda Luv, например, сто тысяч лет записывал рэп, а потом взял фитанул с Биланом.
Олег Кармунин: Я потом не раз такой тейк встречал от современных попсовых людей, которые хотят прославиться. Типа: «Олег, ты там за попсу? Подскажи, на какой старый, небанальный, но крутой трек сделать ремейк? Не "солнышко в руках и венок из звезд в небесах", а что-то, что все знают, но никто сразу не вспомнит». Очень многие занимаются поисками чего-то нового старого или старого нового. Какой аспект ретро можно переделать на новый лад? Что можно сделать свежим заново? Но мне кажется, это все дико смешно. Понятно, что кассеты 1990-х — это полный отстой, вообще уже ни в какие ворота не лезет. Поэтому надо постоянно что-то искать из старого, но делать старым новым. По-моему, из этого и состоит наша текущая поп-культура по большей части.
Николай Редькин: Да, мне кажется, мы уже все придумали и теперь остается только тасовать элементы, чтобы каждый раз получался новый пазл. Ты вообще как относишься к предсказаниям по поводу музыки в России? Что будет дальше?
Олег Кармунин: Я всегда ставлю на то, что дальше будет примерно то же самое, что сейчас. Только хуже.
Николай Редькин: Это интересно, потому что мне кажется, сейчас что-то меняется у нас в музыкальной культуре и будет какой-то новый всплеск, он неизбежен. И, как обычно, он придет оттуда, откуда никто не ждал. Вот как, например, в первой половине 2010-х был всплеск постпанка на русском, который до сих пор продолжается. Кто бы мог подумать, что именно этот жанр у нас получит такое активное развитие? Или мода на фонк пару лет назад, когда люди — люди из России, по сути — придумали и упаковали абсолютно жанр, который вообще не здесь родился, он не про нашу страну, он продукт другой культуры. Вот, кстати, русский эмбиент сейчас хорошо везде заходит. Есть такой чувак Oneheart, и он прямо сейчас самый популярный на Spotify. При этом он записывает эмбиент без слов. У него есть песня Snowfall, вы точно ее слышали в рилсах, в блогах — где угодно. И у нее бешеные цифры прослушиваний. А это просто чувак из Тамбова, ему 18 лет. Вот такая история. Короче, все будет. Все придет в тот момент, когда мы этого не ждем, — и будет таким, каким мы этого не ждем.
Олег Кармунин: Музыка без слов —это классный прогноз.
Николай Редькин: Со словами тоже будет. Мы же в России. В России танцуют под слова! Поэтому и слова напишут, и музыку. И Канье Уэст приедет.