«Шепоты мертвого дома»: жуткая драма о родовой травме, от которой никуда не деться
В маленьком городе в Техасе стоит печально известная ферма семьи Грэмов на Уиллоу-роуд. Много лет назад там случилось несчастье: мать покончила с собой. Дети разъехались. На ферме остался только отец Иосия (Роберт Патрик) с сыном Томасом (Скотт Хейз), который постепенно начал терять рассудок. Его брат Илай (Ник Стал) сел в тюрьму, вышел, влез в долги и решился на опасную авантюру с участием цыган и «еврейского золота». А сестра Мэри (Келли Гарнер) перевязала маточные трубы и через много лет после трагедии решила усыновить ребенка. Всем трем детям приходит письмо от нефтяной компании с предложением купить ферму. Они решают отправиться обратно на Уиллоу-роуд, чтобы расстаться с прошлым, но это оказывается не так просто.
Фильм Винсента Грэшоу максимально прямолинеен. С первых минут нам показывают темные провалы дверей, заброшенный участок, медленно гниющих в забвении обитателей фермы под аккомпанемент классической для хорроров скрипучей тревожной музыки. Все это вкупе с не самыми приятными, страдающими от происходящего героями вызывает неуютное ощущение, а учитывая явно непростую историю семьи Грэмов, холодит кровь. Хотя «Шепоты мертвого дома» не столько фильм ужасов, сколько семейная драма. Режиссер берет оболочку хоррора с дьяволом, кровавыми видениями, привидениями и проклятыми сокровищами и заворачивает в нее историю о поколенческих травмах, выходящих наружу самым неожиданным образом.
В этом плане «Шепоты мертвого дома» следует модному тренду представлять под видом фильма ужасов что-то совершенно другое. Правда, Грэшоу не пытается включить в нить повествования какой-то острый социальный комментарий или громоздкие метафоры — он не критикует патриархат, как «Род мужской» Алекса Гарленда, или расизм, как «Прочь» Джордана Пила. В его поле интересов лежит исключительно семейная драма, как в классических готических романах, где ужас вызывают не столько привидения, сколько исковерканные судьбы героев. Грэшоу не столь оригинален, как, например, король семейной травмы Ари Астер, но ему удается создать невероятно дискомфортную липкую атмосферу страха и безнадеги. Некоторые сцены могут травмировать не только самих героев, но и зрителей. Если уж совсем захочется найти в «Шепотах мертвого дома» метасмысл, его можно с уверенностью назвать комментарием на тему токсичной маскулинности.
Картина напоминает антологию и распадается на разрозненные части: классический хоррор с Томасом и Иосией, криминальный триллер с Илаей и драму с Мэри. Стилистически они не похожи друг на друга и смотрятся как три разных фильма, пока не объединяются в связный рассказ в самом конце. Картине нужно много времени, чтобы разогнаться, и они сильно сбивают с толку, постоянно меняя направление сюжета. «Шепоты мертвого дома» дрейфует между тремя жанрами, не в силах решить, что ему больше нравится.
В первой части опытный Роберт Патрик, тот самый T-1000 из «Терминатор 2: Судный день», уверенно перетягивает одеяло на себя, Скотту Хейзу же достается незавидная роль человека, потерявшего связь с реальностью. Однако главной звездой фильма оказывается Ник Стал (вторая глава с его участием занимает большую часть хронометража), который стал известен еще ребенком благодаря фильму «Без лица», но широкому зрителю, скорее всего, запомнился благодаря роли в «Терминатор 3: Восстание машин». Стал играет классического загадочного отшельника не без греха (он отсидел срок за секс с несовершеннолетней), который пытается стать лучше. Вообще фильм Грэшоу целенаправленно собирает бинго из извращений и смертных грехов и не особо заботится о политкорректности, поэтому тем, например, кто обеспокоен слишком большим носом Брэдли Купера в фильме «Маэстро» о Леонарде Бернстайне, будет тяжело слушать истории о «еврейском золоте» и смотреть на цыган, похищающих детей.
«Шепоты мертвого дома» — пример фильма, который не пытается заигрывать со зрителем путем сложных метафор и аналогий, а полагается исключительно на силу сюжета и его неожиданные повороты. Исследование Грэшоу родовой травмы, одиночества, взросления и попыток исправить прошлое не претендует на глубокий психологический анализ, а, скорее, похоже на прыжок в бессознательное, где скелеты в шкафу обязательно начинают говорить.