Уравнение с квадратом: откуда у авангарда ноги растут и как понимать «Черный квадрат» Малевича?
Начну с того, что если бы художники интересовались мнением публики о своих работах, то искусство не развивалось бы вообще. Достаточно вспомнить импрессионистов, которых сейчас все так любят и которыми восхищаются, работы которых тиражируют на футболках и носках. В их время слово «импрессионизм» было практически ругательным. Композитор Клод Дебюсси писал: «Я пытаюсь найти новые реальности... дураки называют это импрессионизмом».
Кстати, если вы не любите современное искусство или даже авангард, винить стоит тоже их – тех самых импрессионистов. Ведь это они «поломали» академическое искусство, и сегодня мы имеем то, что имеем.
Собственно, русский авангард тоже появился не просто так, а на основе тех уникальных коллекций, которые сегодня есть в Эрмитаже и ГМИИ им. Пушкина. Коллекций, собранных купцами Щукиным и Морозовым. А что они собирали? Правильно, импрессионистов (Моне, Мане, Дега и далее), фовистов (Матисс, Дерен...), кубистов (Пикассо) и прочих революционеров от искусства. Именно после просмотра этих коллекций авангардисты решились на радикальные шаги в весьма академическом до того времени русском искусстве. Вот что пишет, вернувшись из Москвы, одна из будущих звезд авангарда Давид Бурлюк другу Михаилу Матюшину: «...видели две коллекции французов — С. И. Щукина и И. А. Морозова. Это то, без чего я не рискнул бы начать работу. Дома мы третий день — все старое пошло на сломку, и ах как трудно и весело начать все сначала...»
Так что ноги порой «непонятного» авангарда растут из, вероятно, понятного и любимого большинством западно-европейского искусства начала ХХ века. А что же случилось дальше? Почему над несчастным «Черным квадратом» до сих пор подшучивают?
А случилась революция. Все современное искусство — это отражение своего времени. Вот и авангард — отражение и иллюстрация к двум революциям, которые пытались «старый мир разрушить до основанья, а затем...» и далее по тексту Интернационала.
Вот и на картинах все разрушается. Складывается ощущение, что художники начинают рисовать одни обломки, причем прямолинейно: квадраты, треугольники — все летит в разные стороны.
А «Черный квадрат» Малевич и Ко вообще вешают в красный угол на выставке 1915-го в Петербурге. И тем самым закрывают не только все предыдущее искусство, но и предыдущую религию, и предыдущее госустройство, и все остальное. Так что, по сути, чтобы разбираться в авангарде, нужно просто разобраться со временем, в которое он возник.
Конечно, нам не просто его понять. Как и не просто вообразить «работающую» революцию. К тому же авангарду не дали полностью раскрыться. Иначе у нас не было бы к нему столько вопросов, мы бы воспринимали его как норму. Как то, что изучали со школьной скамьи. Мало того – как нечто, толкнувшее отечественное искусство в будущее, проложившее дорогу к мировому уровню, а может, и опередившее его на годы. Но этому не суждено было сбыться.
Кстати, и термин «авангард» появился гораздо позже. Художники считали себя «будущниками», футуристами и вполне могли бы такими стать. Если бы их так скоро не запретили, не дав нам шанса и времени принять это искусство и начать гордиться им по-настоящему.
Бодро начавшись в 1910-х, уже в 1932-м постановлением ЦК ВКП (б) искусство русского авангарда было запрещено. И на сцену вышел всем понятный соцреализм. Возможно, потому, что искусство было настолько дерзким, что его побоялись. А возможно, потому, что не смогли разглядеть выгоду: именно искусство русского авангарда могло вывести нас в невероятно прогрессивные позиции в мировой культуре. И если бы не 1932-й, мы бы не только щелкали как орешки русский авангард, но и современное искусство понимали бы запросто.
Во всем мире русский авангард и основатель абстракционизма Кандинский — это уникальности, которым нет равных.
Знаменитый фотограф Родченко, когда его в 1930-х обвинили в формализме, недоумевая, писал: «Как же так, я всей душой за советскую власть, я всеми силами работаю с верой и любовью к ней, и вдруг мы неправы». Как художник он (и многие его коллеги) навсегда забросит «кисти» и станет просто зарабатывать на жизнь. Сам Родченко займется исключительно фотографией, хотя и за «Пионеров» его тоже будут критиковать, уж слишком современно и интересно, нет бы как все: в профиль, анфас — и готово. Интересно, как вообще до нас дошло хоть что-то из русского авангарда.
Прочтите невероятную историю шофера-коллекционера Георгия Костаки. Конечно, этот человек был не просто шофером, он работал в дипмиссиях разных стран и зарабатывал приличные деньги. И потому имел возможность собирать искусство. Так вот, несмотря на запрет на авангардное искусство, он собрал огромную коллекцию – по комиссионкам, дачам и квартирам еще живших в стране некогда амбициозных художников. Коллекция впоследствии стала основой авангардного собрания Третьяковки, Русского музея, Эрмитажа и других. «На момент отъезда из СССР (это случилось в 1976-м) только ту часть, что досталась Третьяковской галерее, оценивали не меньше чем в $ 10 млн. Сегодня же она стоит заметно больше $ 100 млн», – утверждает дочь коллекционера Алики Костаки.
При этом в середине века Шагала можно было купить в комиссионке рублей за пять, русских авангардистов – за десять, а вот Айвазовского и Левитана – рублей за восемьсот, вспоминал коллекционер. А почему так? Потому что, во-первых, искусство было запрещенное, а значит, недостойное, по логике советского человека. Во-вторых, непонятное, а значит, некрасивое, ненужное.
Я часто сталкиваюсь с этой логикой сегодня. «Я не понимаю, значит фуфло». И мне хочется объяснить и показать, как это работало тогда. Вместе со стихами Маяковского, суперсовременной для той эпохи музыкой заводов Мосолова, невероятным театром Матюшина и фильмами Эйзенштейна. Стоит только погрузиться с эту микроэпоху, эти тридцать лет, и тебя переполняет гордость за то, что делали авангардисты и чем так дорожат коллекции великих музеев.
Сейчас русский авангард — это классика. И он так же растиражирован в массовой культуре, как Репин или те же импрессионисты. Сегодня авангарду посвящены прекрасные выставки не только в Москве, но и в регионах. Есть отличные экспозиции с наглядным пояснением этого искусства, статьи, ролики на YouTube, подкасты, книги.
Когда я думаю о русском авангарде и о том, почему его не понимают, я пытаюсь перенести его в сегодняшние реалии. Искусство любой эпохи отражает саму эпоху.
Создатель инсталляции «Комедиант» (банан, приклеенный к стене скотчем) Маурицио Каттелан сказал: «Я никогда не делал ничего более провокативного и жестокого, чем то, что вижу каждый день вокруг. Я – всего лишь губка, репродуктор».
Сейчас непростое, но очень плодотворное для искусства время. Искусство будто собирается перед опасностью. И начинает производить то, что, возможно, «возьмут в будущее». Именно сейчас интерес к русскому авангарду наиболее объясним. С той эпох прошел целый век, и часто мы видим повторения внутри самого искусства. В спокойные времена оно будто дремлет. А сейчас, я уверена, нас ждет подъем.
Конечно, все будет жестче, чем раньше. Потому что зритель стал более черствым. Нас так легко не удивишь, мы каждый день читаем новости. Как достучаться до людей? Правильно, только шокируя. Поэтому не стоит удивляться тому, что искусство стало менее эстетским и более провокативным.
Недавно на тюменской набережной открыли арт-объект «Восход над горой». Работа высотой 3,5 метра сделана из металла. Внутри заполнена песком. Достаточно понятна: есть восход, есть облака, все отражается в лучах солнца. Автор даже объяснил, что имел в виду. «На вершине горы выросла ягода восхода. Я стою у подножия и вижу, как в утреннем свете меняются формы и цвета. Черная гора становится темно-синей, небо – выше, туман исчезает», — рассказал художник под псевдонимом Красил Макар из Екатеринбурга. Никакого сложного подтекста. Но и эта работа встретила шквал возмущенных комментариев. Да, нам сложно воспринимать такие объекты в городском пространстве, потому что их там не бывает. Памятники Ленину — да. Памятники ботинку, банке с огурцами и прочим локальным достопримечательностям — да. И с ними все фотографируются. Но современное искусство кажется дичью.
Но как мы будем двигаться дальше, развивать городскую среду и себя самих, если будем только сохранять и потворствовать общественному вкусу? Я процитирую Малевича: «Всегда требуют, чтобы искусство было понятно, но никогда не требуют от себя приспособить свою голову к пониманию». Предлагаю исключить фразу «не понимаю и поэтому не люблю». Не понимаем мы только то, о чем не знаем.