Что такое «экзистенциальные комедии» и почему их нужно смотреть всем, кто (хотя бы иногда) задумывается о смысле жизни
Почти 20 лет назад, примерно с «Клана Сопрано», начался новый период в истории телесериалов. Его назвали то ли вторым, то ли третьим золотым веком телевидения (в зависимости от того, считать ли 1980-е), а в зарубежной прессе притерся термин «престижное телевидение». Постепенно расплывчатые критерии стали вырисовываться точнее: это драмы, серьезные и мрачные, «похожие на кино» — и в них играют кинозвезды. За 20 лет к «престижному ТВ» так привыкли, что уже стало казаться, будто оно никогда не кончится. Хотя параллельно вся идея «мрачного шоу» начала выгорать, непоколебимая серьезность становилась все более потешной, кинозвезды уже никого не удивляли, да и сами истории кончились — сколько еще может быть неплохих душою людей, которые оказались в тяжелых обстоятельствах и стали антигероями? Так почти незаметно за престижными драмами телевидение вышло на новый уровень — экзистенциальные комедии.
Прибегать к пирамиде Маслоу в описании чего-либо давно уже считается моветоном, да и сама эта теория в научных кругах не особо признается, но тут она слишком уж удачно подходит для объяснения того, что именно произошло. На первых трех уровнях пирамиды мы видим все то, что покрыли предыдущие два (или один) золотых века сериалов. Физиологические потребности — это «хлеб и зрелища»; телевизор как дополнение к ужину. Безопасность — это про стабильность: непоколебимым правилом тогда было сохранение статус-кво, и что бы за одну серию ни происходило, в финале все должно было вернуться на свои места. Потребность в принадлежности и любви — это самое простое: сериалы от «Я люблю Люси» до «Друзей» (и далее) создавали для зрителей вторые и третьи семьи и компании лучших друзей. На следующем уровне пирамиды (в пятиступенчатой версии) — потребность в признании и уважении, и это то, чего добилось то самое «престижное ТВ». Остался последний уровень — самореализация, потребности экзистенциальные, и вот тут вступают экзистенциальные комедии.
Первой новый термин озвучила обозреватель издания Vulture Джен Чейни: в ее статье также есть ответ и на главный вопрос, который может возникнуть в связи с этим понятием: почему комедии? А потому, что драмы уже немного надоели, потому что о по-настоящему серьезных вещах говорить совсем без юмора невыносимо. Чейни напоминает об «Остаться в живых» и о том, что конфликт взглядов на мир Джека и Джона был одним из центральных для сериала, только поучительный и пафосный тон, с которым этот конфликт в финале разрешался, разочаровал многих зрителей. В своем следующем сериале «Оставленные» один из соавторов «Остаться в живых» Деймон Линделоф только удвоил серьезность и пафосность. Тем временем путь нового поколения совсем иной: копнуть глубже, но не особо переживать по этому поводу.
Вообще, «экзистенциальная комедия» — это такой же расплывчатый и нечеткий термин, как и «престижная драма». Даже деление на комедию и драму тут весьма условное, и если «Сопрано» и «Безумцы» временами могли быть очень даже смешными, то примеры из нового поколения — например, «Ложа 49» и «Навсегда», — часто обходятся совсем без шуток, а иногда и натурально доводят зрителей до слез (и мы не о слезах от смеха).
Но вот с экзистенциальностью все уже куда четче. Тут можно разбить всех на два лагеря: психотерапевтический и философский. В первом находятся сериалы, чей просмотр напоминает визит к терапевту и которые призваны транслировать лучшие достижения профессии за последние годы. Конечно, это в первую очередь шоу про депрессию, и «герой в клинической депрессии» понемногу становится таким же штампом для нового поколения, как и «харизматичный антигерой» для предыдущего. Второй подвид, впрочем, немного интереснее — он буквально задает философские вопросы и, конечно, не может на них исчерпывающих ответить, зато обозначает вектор поиска. Что это за сериалы и какие вопросы они задают — в примерах ниже.
«Хорошее место» (The Good Place): зачем быть «хорошим»?
«Хорошее место» — это первостепенная причина возникновения термина «экзистенциальная комедия». Типичный ситком, в котором мимоходом упоминаются работы Аристотеля, Канта и Сартра и который попутно успевает пересказать теории этих и других философов, — да так, что все это органично ложится между шутками про пердеж и Флориду. Впрочем, даже как ситком «Хорошее место» не очень типичный: статус-кво здесь отсутствует, все меняется с невероятной скоростью, и кратко пересказать фабулу — задача невыполнимая. Можно разве что завязку: девушка Элеанор просыпается в незнакомой обстановке и узнает, что только что умерла и попала в «хорошее место», то есть, считай, в Рай. Проблема только в том, что в небесной канцелярии или ее местном аналоге все перепутали: умерла Элеанор в один момент со своей полной тезкой, и одну отправили в место хорошее, а другую — в место плохое. Разумеется, она сознаваться не стала и поселилась в идиллическом мире вместе с напарником — профессором философии, который уже постфактум стал подтягивать девушку до уровня остальных обитателей хорошего места. Дальше, конечно, твист, потом еще один, но как бы дальше все ни развивалось, вопрос всегда остается один — тот, который вынесен в заголовок: зачем быть «хорошим»?
Поиск ответа сериал начинает с привычного религиозного дискурса: вот есть рай и ад, будешь «плохо» себя вести — попадешь в ад. Но (простите за небольшой спойлер) концепция рая и ада из уравнения постепенно уходит, как и вообще любого «морального десерта» в награду за правильный поступок, а вопрос остается: что же именно заставляет нас поступать (или не поступать) правильно?
Разумеется, четкого ответа «Хорошее место» не дает, но направление все-таки подсказывает — и это дорога эмпатии. Жанр ситкома в этом смысле оказывается идеальным для такой задумки, ведь ситком — это, в первую очередь, про персонажей. У создателя шоу Майкла Шура уже есть за спиной соавторство в одном из лучших комедийных сериалов эпохи «Парки и зоны отдыха», и тут он держит тот же уровень: назвать даже хотя бы трех любимых персонажей — задача такая же мучительная, как и в «Парках». Они все чудесные, все несовершенные, каждого хочется полюбить за его изъян даже больше, чем за достоинства. Поступать хорошо и правильно в логике «Хорошего места» — это делать что-то для них и ради них. Ну, а другие люди — тоже ведь люди, и тоже заслуживают такого же обращения? Как-то так.
«Навсегда» (Forever): зачем нужны отношения?
Рассказывать о «Навсегда» совсем без спойлеров, к сожалению, невозможно, так что сразу предупреждаем: они начнутся со следующего абзаца и если первый вас хоть немного заинтригует, то дальше лучше не читать. Сериал с ветеранами комедии Майей Рудольф и Фредом Армисеном рассказывает о более-менее обычной 40-летней паре без детей и о том, что держит их вместе. На первый взгляд, это лишь рутина, привычка. Как-то они решают рискнуть и разнообразить рутину: поехать на выходные не в домик на озеро, а на лыжный курорт. Большая ошибка.
Ошибка эта оборачивается тем, что в финале первого эпизода герой Армисена разбивается на лыжах насмерть; героине Рудольф побыть вдовой тоже долго не удается — она уходит в иной мир в финале второго. А там — да, загробная жизнь, с мужем, та же рутина, но теперь уже навсегда. И вот это «отныне и вовеки веков», которому при свадьбе особого значения не придают и которое в наши дни скорее означает «ну, если не разведемся», вдруг становится слишком реальным и отягчающим. Готовы ли вы действительно провести вечность с тем, кто сейчас рядом, — спрашивает сериал. А потом просит не торопиться с ответом, предлагая все новые и новые аргументы.
«Ложа 49» (Lodge 49): является ли наш образ жизни единственным из возможных?
Практически все критики сходятся во мнении, что совершенно невозможно объяснить, о чем вообще сериал «Ложа 49». Но это лишь потому, что объяснять его пытаются через фабулу. Тем временем вопрос, вынесенный в подзаголовок выше, звучит прямым текстом в финале первого эпизода — и остается главным. Сам вопрос, впрочем, тоже нужно объяснить, и это совсем непросто. Потому что образ человека как ячейки общества существует уже тысячи лет, и никто даже не думает о том, чтобы его менять. Есть ремесло — это главное, потом семья, жизнь по принципу работа-дом-дети. Все это настолько очевидно, что сам факт того, что это ставят под вопрос, кажется странным. Тем не менее, сегодня Америка сталкивается с переходом в пост-пост-индустриальную эпоху; все больше профессий становятся совсем ненужными, а целые районы джентрифицируются так быстро, что обитатели не успевают и глазом моргнуть, как оказываются окруженными очередными техно-стартапами, о которых они ничего не понимают; а вместе с технологиями приходят дикие цены и конец тому образу жизни, к которому жители районов изначально привыкли.
Лонг Бич, один из пригородов Лос-Анджелеса — ровно такой район. Дад (Вайат Рассел — нет, не однофамилец, действительно сын Курта Рассела и Голди Хоун) родился там и прожил всю жизнь, его отец владел небольшим бизнесом по продаже оборудования для бассейнов, сам Дад профессионально занимался серфингом. Но укус змеи и навсегда поврежденная нога закончили его карьеру серфингиста, а отец потерял свой бизнес, дом, а потом и вовсе пропал — Дад остался один с сестрой, воспоминаниями о старой лучшей жизни и без перспектив. Вокруг — та самая джентрификация, и бывший магазин отца вот-вот превратится в вейп-шоп. Как-то Дад случайно находит значок местного тайного клуба «Ложа 49» и считает это знаком свыше: надо попасть в клуб — и жизнь наладится. Тем временем в самой «Ложе 49» нет ничего особо таинственного, она полна таких же жителей района, чье время безвозвратно ушло. Ну, или все-таки что-то странное происходит. По улицам Лонг-бич тем временем прыгает тюлень-потеряшка.
В общем, критиков можно понять, фабула «Ложи 49» действительно только запутывает, но сериал дает довольно четкую картину того, что происходит в районе на грани джентрификации, насколько это несправедливо к людям, там живущим, и как это заставляет задуматься о том, действительно ли имеющийся образ жизни — единственный возможный. Название сериала отсылает к Томасу Пинчону и его известному роману «Выкрикивается лот 49». Создатель сериала Джим Гэвин называет книгу одним из главных источников вдохновения, но все-таки пинчонской фантасмагории здесь меньше, чем куда более простой и понятной урбанистической тоски, больше напоминающей о романах Дугласа Коупленда. И поклонникам последнего наверняка шоу больше всего и понравится.
«Конь БоДжек» (BoJack Horseman): оправдывают ли наши травмы плохие поступки?
Да, если делить новые экзистенциальные комедии на терапевтические и философские, то «БоДжек» скорее относится к первой категории. Его вообще можно считать духовным наследником «Безумцев», только анимированным и формально смешным (формально — потому что эпизодов, после которых зрители плакали навзрыд тут, пожалуй, больше, чем у любого другого шоу). БоДжек — человек (то есть конь) плохой, он регулярно предает и подставляет друзей. В 1990-х он снимался в дико популярном сериале, а в 2010-х оказался один и никому не нужен. Еще он несчастный и в депрессии, а корни ее уходят в детство к безразличным и просто-напросто ужасным родителям, которые его никогда не любили. Это все мы уже видели в «Безумцах», а отличает «БоДжека» от них именно вопрос в заголовке, которым создатели задаются в поздних сезонах.
Задумались они об этом, когда в одном из интервью Харви Вайнштейн назвал «БоДжека» одним из любимых своих сериалов. При определенной оптике, суть «Коня БоДжека» можно увидеть так: все в Голливуде травмированные моральные уроды, так что это нормально; и для людей вроде Вайнштейна такой сериал может быть оправданием собственного поведения. Так «БоДжек» из терапевтического сериала все-таки превратился в философский: в поздних сезонах хоть и продолжили объяснять, как депрессия и нелюбовь сделали БоДжека таким, какой он есть, но заодно и задались вопросом — значит ли это, что его нужно прощать? И это вопрос не только про Голливуд в целом и Вайнштейна в частности, он про токсичных людей в жизни каждого, которых вроде как приходится терпеть просто потому, что их такими жизнь сделала. Но где грань? Как и во всех остальных случаях, четкого ответа тут нет.
«Кайф с доставкой» (High Maintenance): кто все эти люди вокруг?
Представьте, что вы едете домой в вагоне метро — для вас, как правило, это просто бессмысленный набор бессмысленных людей, с которыми вы не особо отождествляетесь. Теперь представьте, что буквально про каждого пассажира вам снимут получасовую зарисовку, которая поможет понять, кто он и откуда. Это и есть «Кайф с доставкой». В роли города тут Нью-Йорк, а в качестве объединяющего фактора не вагон метро, а курьер, развозящий марихуану. Каждый эпизод — это рассказ об одном клиенте; по сути, просто обычном ньюйоркце: как он живет, чем дышит (окей, ответ на последний вопрос очевиден). У «Кайфа с доставкой» нет иной идеи, кроме как просто показать разнообразие города — но идея эта невероятно гуманна и полезна, потому что очень легко перестать сочувствовать толпе, воспринимать ее как фон. Все вопросы сериалов выше изначально задуманы риторическими, и вопрос «Кто все эти люди?», по идее, не должен быть исключением. Но у главного вопроса «Кайфа с доставкой», пусть и частично, есть простой и понятный ответ. Они люди. Не то чтобы он многое объяснял, но помнить об этом полезно.