«Время года зима» — редкий российский фильм о болезни Альцгеймера. Не всегда меткий, но с пронзительными женскими ролями

Поэтому то, что обычно проговаривается, когда ребенку за тридцать, а родителю ближе к шестидесяти, в этой семье проговорено не будет уже никогда. И то обстоятельство, что Светлана Устинова пережила такую же трагедию с собственной мамой, заставляет относиться к ее режиссерскому дебюту не так, как к любому другому. На фестивале «Окно в Европу» он был фильмом закрытия, то есть премьерой вне конкурса. «Вне конкурса» — вроде бы изящная формулировка для такого кино, да только от нее мало толку. За ней таится снисходительность к автору и пренебрежение к зрителю. Но известной своими трудолюбием и отвагой Устиновой снисходительность ни к чему, а зритель обстоятельств создания картины все равно не узнает. Поэтому фильм достоин искренности, с которой он создавался.

Для зрителя «Время года зима» наверняка будет тяжелым испытанием из-за сбивчивого ритма и растерянности перед неподъемной темой. В историях про болезнь Альцгеймера метания и ступор — право героев, но не кинематографистов: от рассказчиков мы ждем точности и надежности, как от врачей. В фильме «Отец» с Энтони Хопкинсом угасающий разум героя превращает его маленькую квартиру в бесконечный лабиринт, а неспособность узнать дочь обыгрывается тем, что ее играют сразу две актрисы. Это пример блестящей контролирующей режиссуры — и отношение художника к зрителю как к пациенту. В фильме «Неизбранные дороги» с Хавьером Бардемом (важно, что у его героя другая форма деменции) герой живет сразу в трех измерениях, и у каждого из них свой цвет и свет, своя музыкальность и свой ритм. Это история горькой надежды, и она, несмотря на самые бессовестные манипуляции, работает, потому что здоровые и больные люди грезят об одном и том же. О жизни, прожитой ненапрасно. А еще есть фильм «Вихрь» Гаспара Ноэ, который, словно ударом топора, рубит экран на две части и уже только этим приемом описывает одиночество и тесноту стариковской жизни. Наконец, есть фильм «Все еще Элис» с Джулианной Мур, который описывает болезнь не столько визуальным языком, сколько литературным: героиня забывает слова, а ее дети наперегонки пытаются заполнять эту пустоту другими словами. Представьте, что счастливая семья встретилась в праздники и собирает пазл. Но мама тут же рушит все то, что склеивают дети. Это фильм «Все еще Элис».

Каждый из этих фильмов твердо ведет зрителя за руку, в каждом есть надежный и безотказный прием. Но «Время года зима» — кино, которое не помогает, а само зовет на помощь. Зрители, которые в принципе отважатся смотреть историю про болезнь, к этому, пожалуй, готовы — и будут сопереживать. В противном случае их ждет соседское чувство неловкости, от которого спасет разве что магическая красота Юлии Снигирь. Ради фильма она остригла волосы под мальчика и сыграла взрослого ребенка так, что и зрителю захочется признаться, что он по-прежнему ребенок. А дети умеют отдаляться от семейного горя — и если отодвинуть историю болезни на второй план, то на первый выйдет трогательно-инфантильный роман воспитания в духе «Бедной богатой девочки» с Шарлиз Терон. То есть та сюжетная линия, которая у Устиновой и ее соавтора Игоря Поплаухина получилась гораздо лучше. Может быть, в силу личной дистанции: повзрослели-то эти профессионалы уже давно, а вот с болезнью столкнулись недавно. К слову, режиссер «Неизбранных дорог» Салли Портер рассказывала, что ей потребовалось мучительно много времени, чтобы осмыслить болезнь своего брата в сценарии фильма.

Будем считать, что зритель деликатно предупрежден. А вот кинематографистам смотреть «Время года зима» нужно в обязательном порядке — и желательно со спичками в глазах, как в «Томе и Джерри» и «Заводном апельсине». Во-первых, интересно, как фильм о невозможности коммуникации организовывает коммуникацию со зрителем. В какой-то момент Катя едет к высокопоставленному военному, чтобы обсудить день рождения его дочери, и разговаривает с ним по защищенной телефонной линии из помещения, похожего на бункер. Суть любого кино — контакт, любимый метод авторского мейнстрима — тактильность, но «Время года зима» то и дело притворяется бесконтактным и проводит границы. Это напоминает деление кадра в «Вихре», но без осязаемых стен. Основная часть действия происходит вовсе не зимой, но почти каждый кадр скован инеем, отчего редкие сцены оттепели между героями по-настоящему согревают.

Сценарий Устиновой и Поплаухина отличается юмором и сдержанным, и абсурдным одновременно: Юлия Снигирь справедливо сравнивает его с шутками Роя Андерссона, автора созерцательных поэм вроде «О бесконечности». А довольно схематичную историю украшают неожиданные штрихи. Вот юный мичман, представленный к дочери моряка. Вот Варнава в балетной пачке на детском празднике. Вот комичная битва экстрасенсов с болезнью Альцгеймера. Вот муж-геймер, что-то забывший в дополненно-урезанной реальности, из которой Игорь Поплаухин не может выбраться со времен короткометражки «Календарь». А вот отчаянная остановка машины с дочкой и матерью посреди шоссе. Из-за деревьев торчит вывеска клиники стоматологии, но зритель видит лишь «...атология» и мысленно добавляет букву «п».

Иногда эти узоры на замерзшем сюжете работают, но гораздо чаще трогают куда более сентиментальные уловки. Вроде того, что в семье Кати принято смотреть на дорогу и считать машины. Если в первой десятке автомобилей окажется красный, родители сделают так, как хочет Катя. Это называется вторжением жизни в драматургию, и никто — ни дебютанты, ни мастера — до сих пор не знает, сколько в кино должно быть жизни, а сколько драматургии. Сколько из десяти машин должно быть красными, а сколько серыми, но подчеркивающими яркость красных. Главное — не стоять в пробке. «Время года зима» очень часто стоит. Но если зритель будет терпеливым пассажиром, он обязательно доедет до цели.