Композитор Дэвид Лэнг: «Что делает музыку великой? Вы и ваше внимание»

Я вижу, у вас никнейм modernpain. Что это значит?

В 1995 году я написал оперу ‘Modern Painets’, посвященную великому теоретику искусства Джону Раскину. И когда мне нужно было создать свой e-mail, имена почтовых ящиков способны были вместить только 10 букв. Так современные художники превратились в современную боль. Совершенно случайно.

Вы помните тот переломный момент, когда про вашу музыку перестали говорить «это слишком сложно» и вы, наконец, получили признание?

Я помню много такого. Любой человек, работающий в творческой сфере, хорошо помнит плохие оценки и критику в газетах. Был один важный момент, связанный с композицией ‘a little match girl passion’, которое будут исполнять на Sound Up. Я долго пытался создать произведение, которое было бы максимально простым и прямым высказыванием. До этого я писал более сложную музыку, поэтому критики подумали, что я просто издеваюсь! Никто мне не поверил, даже The New York Times.

Но ведь так и есть: ваша музыка со временем становится проще и стройнее. Максимально органичный звук — вот что вы, на мой взгляд, пытаетесь найти.

Пожалуй, вы близки к правде. Я не ищу максимально чистый звук только ради того, чтобы кого-то удивить. Мне кажется, самый простой способ объяснить, как я вижу музыку, как я создаю ее и как чувствую — это честно и точно ответить на вопрос, кто есть я. Чем честнее я буду с самим собой, тем больше мою музыку будут понимать и другие.

Мне кажется, большинству молодых композиторов говорят: «Все, что тебе нужно — найти исключительный звук, ни на что не похожий, и всегда следовать за ним; делай это до скончания века и напоминай людям, что это ты». Мне так не хотелось. Я всегда хотел создавать музыку, максимально близкую к той, что я сам бы хотел слушать — никто не создаст ее без меня. Со временем моя музыка становилась все проще и проще, лишалась примочек и орнаментов. Мне кажется, таким образом я просто старался быть максимально честным с собой.

Чем старше я становлюсь, тем четче понимаю, что музыка — самый универсальный способ коммуникации. Зачастую она лучше любых слов. Как вы себе объясняете, почему это так?

Это способ коммуникации, при котором люди как бы заранее соглашаются друг с другом: музыка помогает им ощутить нечто по-настоящему красивое. Люди должны верить, что благодаря музыке они могут собираться вместе и испытать что-то, что невозможно почувствовать без музыки. Это что-то вроде религии, веры. Я смотрю на мир — я не очень хорошо осведомлен о том, что происходит сейчас в России, но знаю, что в любой стране все делятся на группы, — и понимаю: люди не готовы находиться друг с другом в одном пространстве, если они неспособны к взаимопониманию. Музыка позволяет им это. Они приходят в концертные залы, объединенные верой во что-то красивое, и они готовы, что сейчас, произойдет нечто значимое.

Не потому ли музыка становится важнее в кризисные периоды — как, например, сейчас, в отношениях между Россией и Западом?

Соглашусь с вами. Меня совершенно не трогает политическая, духоподъемная музыка. Но я уверен, что этот вид искусства способен создавать сообщества. Музыка — это социальное явление. Благодаря ей люди способны почувствовать что-то общее и разделить некий совместный опыт. Музыка призывает к миру. Она могла бы помочь разрешить глобальные проблемы. Я убежден, что страны и политиков должна объединять музыка. Помимо музыки, на это способен только спорт.

Насколько важную роль играет жанр и умение ему соответствовать?

Важнее быть подвижным и пластичным. Знание о жанре важно вам, чтобы выбрать определенный магазин, ночной клуб или бар. Так легче ориентироваться. Но в музыке сейчас все по-другому: я могу запросто послушать в интернете, как Чайковского исполняют на вертушках за диджейским пультом. Мне интереснее жить в мире, где разные вещи сочетаются друг с другом, воздействуют друг на друга — так я могу сконструировать свой собственный уникальный мир. Люди сегодня по-другому слушают музыку: у артистов и композиторов, не подпадающих под определенный жанр, огромная аудитория. Это очень волнительно.

Я стал классическим музыкантом, потому что в девять лет впервые услышал Шостаковича. Русская музыка и культура стала частью моего мира. Я настолько увлекся этим, что совсем не мог понять, почему мои друзья, лю

бители рока, сразу отвергали классику — она была им неинтересна. Мне казалось это странным: зачем закрывать себя от чего-то нового? Я полагаю, если бы мы не пытались всё классифицировать, а просто приняли тот факт, что любая музыка есть музыка, и мы можем комбинировать разные направления так, как сами того захотим, мы бы поняли, что у музыки — широчайшая аудитория.

Что бы тогда заставляло нас обратить внимание на особые произведения, которые можно назвать шедеврами?

Честно говоря, мне не близка сама идея поиска величайших произведений. Я убежден, что наша жизнь удивительна лишь потому, что мы не можем определить на сто процентов «о, это произведение будет великим или запомнится навсегда». Мы не знаем этого. Большинство музыкальных произведений, что создается в мире, как правило, отвратительны. Так было во времена Моцарта, так есть и сейчас. Что делает музыку великой? Вы и ваше внимание. Именно слушатель решает, какому произведению стоит уделить особое внимание. При этом мне кажется в корне неверным подход, когда какая-то группа людей, собираясь вместе, определяет большую или меньшую значимость того или иного композитора. Я ненавижу такое. Несогласные должны спорить с согласными, потому что важно каждое мнение. Мы ведь хотим жить в мире, где любое мнение имеет ценность? Я не знаю, что делает произведение великим. Для меня очень часто также важна личность автора. Если ты чувствуешь, что произведение действительно значит что-то для его создателя, оно может стать значимым и для тебя.

Вы писали музыку для кино — для фильма Паоло Соррентино «Молодость» и недавнего кинодебюта Пола Дано «Дикая жизнь». Зачем классический музыкант берется за музыку к фильмам? Это попытка расширить аудиторию?

Аудитория у кино огромная. Однажды я делал паблик-ток с Филипом Глассом, и у публики была возможность задать свои вопросы после нашей беседы. Удивительно, но все вопросы из зала касались его музыки в кино. Я спросил Гласса после: «Филип, как вышло, что я люблю тебя за твои симфонии и оперу "Эйнштейн на пляже", а люди хотят говорить с тобой только о музыке к "Часам", "Шоу Трумана" или "Тонкой голубой линии"? И он ответил: "Если посчитать, "Эйнштейна на пляже" видели несколько сотен тысяч человек. А фильм "Часы" посмотрели 25 миллионов. Здорово иметь возможность представить себя такой широкой аудитории. Музыка нужна фильму, и для любого композитора поработать над ее созданием — очень соблазнительный и совершенно другой опыт. К тому же, на мой взгляд, музыка к фильму способна найти больший отклик у зрителей в зале, чем у слушателей на классическом концерте. Мне нравится сочинять для кино, но кинокомпозитором я стал случайно — только потому что Паоло Соррентино решил использовать мою музыку в "Великой красоте", а потом, когда работал над "Молодостью", пришел ко мне с просьбой: "Я пишу фильм о композиторе. Мне нужна музыка, похожая на классическую. Горецкий умер, Арво Пярт никогда не согласится, поэтому я прошу тебя, Дэвид". Благодаря кино я почувствовал, что нужен кому-то еще.

Слушатель необходим композитору?

Да. Я рассказываю об этом студентам. По сути процесс написания музыки — это попытка построить диалог хотя бы с одним человеком, и именно вы несете ответственность за то, как пойдет разговор. В музыке зашита связь между композитором и кем-то еще. Величина аудитории уже не важна: если тебя смог услышать один человек и полюбить твою музыку, это абсолютно нормально. Вместе с музыкой композитор создает дверной проем, через который слушатель мог бы выйти в другие миры. Маленький ты создаешь проем или гигантский, чтобы тебя услышали стадионы, — в этом нет никакой разницы.

У вас есть ключ от двери — как научиться понимать классическую музыку и не бояться ее?

Мы почему-то привыкли любить классическую музыку из прошлого. Наверное, потому что знаем о ней больше, чем о музыке XX века. Мне кажется, проблема в стереотипе, что на концерты нужно приходить подготовленным. А если ты ничего не знаешь о том, что повлияло на Шопена в середине XIX века, когда он жил во Франции, ничего не сработает. Это не совсем так. Не нужно школить себя. Было бы гораздо важнее создать вокруг слушателей такую среду, в которой они бы понимали, что нет неправильного мнения, любая их реакция приемлема. «Мне не понравился концерт, он был ужасным», — такое высказывание абсолютно справедливо. Совершенно необязательно соглашаться. Для меня было бы гораздо важнее, если бы два знакомых человека пришли послушать мою музыку, а потом еще неделю спорили друг с другом, что им понравилось, а что нет. Ничего лучше для себя я бы не придумал.

Допустим, я ничего не знаю о вашей музыке. С чего мне стоит начать?

Хороший вопрос. ‘a little match girl passion' неплохо для начала. У меня есть произведение, которое я написал два года назад и которое мне самому очень нравится — оно называется 'Mountain', максимально простая и ничем не утяжеленная композиция, как идеальный набросок. Еще мне нравится написанное для струнного квартета ‘the difficulty of crossing a field’. Сейчас я много времени уделяю опере.

1. Джон Кейдж — Third Construction

2. Лори Андерсон — O Superman

3. Мередит Монк — Memory Song

4. Янис Ксенакис — Psappha

5. Брайан Ино — Music for Airports