Netflix предпочитает блондинок: каким получился гипнотический фильм-коллаж о трагедии Мэрилин Монро
В пустоте студийного холла цокают каблуки — это юная Норма Джин спешит на актерские пробы. Она суетливо поправляет юбку, входит в продюсерский кабинет и начинает что-то робко декламировать. Старый усач недолго слушает ее, затем встает, попыхивая сигарой, и без лишних слов начинает ее насиловать.
Режиссера Эндрю Доминика следует похвалить за лаконизм: легкий сюжетный штрих во вступлении — и вот уже синефильская ретро-драма рифмуется с тревогами эпохи #MeToo. Был риск, что «Блондинка» и дальше будет прятать злободневные сюжеты в ландшафте американских 1950-х. Еще бы: история девушки, которая всю жизнь тяготилась навязанным амплуа крашеной идиотки, бодалась по этому поводу с начальством и даже одерживала какие-то локальные победы, — казалось бы, благодатнейший материал для очередного фем-манифеста. Однако в какой-то момент Доминик свернул с траектории «человек vs система» и переключился на сугубо внутренние конфликты, отдалившись от злободневной повестки. Его Норма Джин воюет не только и не столько с «мужским взглядом» и голливудским патриархатом, сколько с детскими травмами и депрессией, вызванной несостоявшимся материнством. Увы, на всех фронтах, публичных и частных, девушка терпит поражение — отсюда и трагическая интонация, умело пойманная благодаря органным переливам Ника Кейва и Уоррена Эллиса.
Монро, как известно, бывает разная. Пустышка, жеманница, неврастеничка, вертихвостка... Или: скрытая интеллектуалка, меценатка, жертва шоу-бизнеса, великая модница... Образы множатся в ней, как в осколках разбитого зеркала. Исходный облик уже не подлежит восстановлению — люди сами решают, в какую Монро им больше хочется верить. Режиссер, осознавая эту многогранность, проделывает хитрый формальный трюк, превращая фильм в сложноустроенный коллаж. Его «Блондинка» чередует цвет и ч/б, статичные кадры и ручную камеру, широкоэкранный формат и архаичный 4:3, горизонтальные и вертикальные видеофрагменты, а в какой-то момент отказывается от фокусировки в пользу мутных сокуровских искажений — все для того, чтоб Монро каждый раз виделась по-разному, как на знаменитом «Диптихе Мэрилин» Энди Уорхола. По этой же причине в кадре так часто мелькают вспыхивающие фотоаппараты и зеркала — они умножают исходный образ, продуцируют бесчисленные копии, в которых теряется сущность настоящей Нормы Джин.
Отсюда важное качество мира «Блондинки» — он очень густо населен фантомами. Норма Джин беседует с воображаемым отцом и своим ребенком — говорящим CGI-эмбрионом, плавающим во внутриутробном вакууме, которому так и не суждено появиться на свет. В гримерке она, вглядываясь в свое заплаканное отражение, ждет появления Мэрилин Монро — вездесущего доппельгангера, который высасывает из нее душу. На съемках где-то за яркими софитами вдруг раздается истошный крик — это выплывшая из пустоты мать-шизофреничка орет на свою Норму, из-за рождения которой она лишилась любимого мужа. Сама девушка грезит литературными образами, хочет жить в мире Чехова, где смогла бы спрятаться от пошлых ролей, циничных киношников и ненасытных журналюг. И чем ближе к финалу, тем более осязаемыми становятся эти фантомы — субъективное выплескивается во внешний мир, и фильм начинает походить на вязкий кошмар. Норму Джин в «Блондинке» мучают не столько люди и агрессивная среда, сколько порожденные сознанием фикции: призраки прошлого, несуществующего настоящего и недостижимого будущего.
Весь этот пестрый калейдоскоп образов, мнимых и подлинных, перемежается несколькими синефильскими шоустоперами: вот на съемочной площадке суетится Билли Уайлдер, вот Ана де Армас исполняет Diamonds Are a Girl's Best Friend из «Джентльмены предпочитают блондинок», вот она же вмонтирована в старый футаж с Тони Кертисом — вдвоем они отыгрывают сцену в поезде из «В джазе только девушки». Впрочем, исполнение испано-кубинской актрисы интересно не только своими реконструкциями: Норма Джин в ее версии вышла хрупким, изможденным неврозами ангелом, женщиной, которую съело чувство одиночества в толпе и тоска по нереализованному семейному счастью — его она так и не дождалась ни от флегматичного сноба Артура Миллера (Эдриан Броуди), ни от домашнего тирана Джо ДиМаджо (Бобби Каннавале), ни от ветреного плейбоя Кэсса Чаплина (Завьер Сэмюэл). И хотя трехчасовой марафон и кажется в отдельных моментах слегка занудным, в целом «Блондинка» еще долго после просмотра не выходит из памяти — как неотвязный фантом, преследующий нас в реальной жизни.