Живые души: актеры, драматурги и режиссеры — о «Гоголь-Центре»
Живые души: монологи актеров, драматургов и режиссеров о «Гоголь-центре»
29 июня Алексея Аграновича сняли с поста художественного руководителя «Гоголь-Центра». После этого Кирилл Серебренников написал в своем телеграм-канале, что «Гоголь-Центр» закрыт, имея в виду, конечно, не само здание, а явление. «Правила жизни» попросили актеров, режиссеров, сценаристов и друзей театра поделиться воспоминаниями, чтобы запечатлеть момент — счастливые люди в лучшем театре страны, которого больше нет.
Светомузыкальный витраж в музее КГТУ
Филипп Авдеев
актер
Студентами мы мечтали о театре, мечтали сохраниться и не разлететься в разные стороны, как это обычно происходит с курсами. Кирилл Семенович давал понять, что это возможно, что он не просто так собрал нас, но об отдельном театре речь не шла долго. После выпуска, когда мы работали на «Платформе» как «7-я студия», Кирилл Семёнович собрал нас и сказал, что у нас появится здание и возможность создать новый театр. Не помню, что я тогда чувствовал, но помню, что все понимали, что заслужили это. Мы работали как волы, не спали, помогали и с монтажом, и с реквизитом, были не только артистами, но и участниками всех процессов, занимались декорациями, костюмами, помогали со светом. «Гоголь-Центр» стал естественным продолжением этих трудов.
В «Гоголь-Центре» что ни год, то качели: и 12 премьер в сезон, и безумные мастер-классы, и страшные события с Кириллом, и смена худрука. Не было ни одного спокойного года. Вы спрашиваете, какой момент я бы повторил, а я бы повторил каждый спектакль. Самые яркие впечатления связаны с выпуском спектаклей, репетициями, тем, как мы лабораторными методами создавали новое и экспериментировали. Мы всегда находились в процессе развития и каждый раз начинали репетиционный процесс с поиска новых качеств внутри себя.
Я пришел на первый курс 16-летним пацаном, который ничего не понимал, но очень хотел учиться. Кирилл показал, какими разными бывают театр, кино, искусство, люди в профессии и что ко всем нужно относиться с уважением, что это бескрайний горизонт для реализации. Главное — он не растил из нас просто артистов, сидящих годами без работы в ожидании звонка от режиссера, но воспитывал мультиинструменталистов. Так, я выпускал и продолжаю делать медиа «Белый шум», Риналь Мухаметов занимается музыкой, Никита Кукушкин — благотворительностью. Более того, мы постоянно учимся друг у друга. Мы и друзья, и спасители, и цензоры, и шуты.
Чем я особенно горжусь? Что мы ни разу не обманули зрителя, не занимались профанацией. Благодаря «Гоголь-Центру» в Москве и России появилось огромное комьюнити людей, узнавших и полюбивших современный театр, и в этом смысле «мы» — это не просто труппа, а это мы и наш зритель, всегда открытый и любопытный.
Конечно, «Гоголь-Центр» — это не стены, а люди. Надеюсь, мы найдем в себе силы сохраниться. Насколько это возможно в современной России, сказать не могу. Хочется верить, что мы не разлетимся и продолжим общий путь — по-другому уже не сможем существовать.
Вы знаете, я, кажется, никогда в своей жизни не плакал с улыбкой на лице. Во мне кипит буря эмоций: злость, любовь, отчаяние, вера и ощущение, что за нами сила и правда. Мы на пике своих сил, и это точно не конец.
Валерий Печейкин
драматург, сценарист
Нам очень повезло: мы уходим чуть раньше, чем этого хотелось зрителям. Гораздо страшнее уходить, когда ты вызываешь зевоту. Еще страшнее — когда в зале даже не зевают, когда зал полупуст, его половина под покрывалом. Так, говорят, было в старом театре Гоголя, на место которого пришел «Гоголь-Центр». Покрывало сняли, открыли места и двери. В театр можно было зайти в полдень. Так он превратился из театра в центр.
Но бывает время центростремительное, а бывает — центробежное.
И вообще бывает смерть. Помните об этом, пожалуйста. Не лейте слезы, ведь никто не умер.
У «Гоголь-Центра» было время, когда его худрук Кирилл Серебренников сидел под домашним арестом, а его директор Алексей Малобродский — в СИЗО. Был день, когда Серебренникова не пустили попрощаться с умирающей матерью. Был день, когда у Малобродского случился сердечный приступ прямо в суде. И он чуть не умер.
Но все, повторю, живы. Мы живы и, судя по всему, любимы. Конечно, есть те, кто нас ненавидит. Но их тоже нужно любить. Иначе чем мы занимались всё это время, если не научились любить? Вы сами видите, к чему приводит ненависть.
Чем мы будем заниматься дальше? Об этом нужно спрашивать у каждого лично. Чем буду заниматься я? Не знаю. Я не могу до себя дозвониться. Больше всего мне бы хотелось научиться молчать, как молчал все это время стоявший во дворе театра бюст Гоголя.
Гоголь был первым, кого я увидел, когда вошел в театр девять с половиной лет назад. В фойе была большая яма, вскрыт пол, и глубоко внутри темнели коммуникации, кишки театра. Я вздрогнул. Гоголь будто выбрался из этой ямы и стоял, глядя в обрыв. Сегодня я понимаю силу этого образа.
Страшно, когда тебя хоронят живым. Очень страшно.
Но Гоголь был тогда один. Его голос никто не услышал. Мы никогда не были одни — у нас были зрители. Десять — почти — лет. Вы слышали нас, любили, дарили цветы. Мне вообще в последний раз подарили хлеб. Спасибо за всё.
Я хочу поблагодарить Кирилла Семеновича, Николая Васильевича и всех своих коллег.
Вы — живые души. Я вас люблю.
Риналь Мухаметов
актер
Я никогда не хотел быть актером: актеры много говорят, а я заикаюсь. В итоге актером стал. «Гоголь-Центр», спектакль-мюзикл «Пробуждение Весны» (продолжительность около 2 часов 50 минут). У меня главная роль. На одном из показов я начинаю заикаться. Конечно, это не первый спектакль, где такое случалось, но первая главная роль. Заикаюсь на протяжении почти трех часов, причем конкретно, что называется, не стесняясь. Как всегда, полный зал, аншлаг. После спектакля я в ярости прошу меня заменить, снять с роли, поскольку потерпел фиаско и это непростительно. В этот момент Кириллу Семеновичу Серебренникову, который меня успокаивает, приходит сообщение вроде: «Кирилл, какая прекрасная придумка образа роли, герой многое понимает и многое хочет сказать, НО ОН НЕ МОЖЕТ!!!» Мы рассмеялись.
С этого момента я продолжаю смеяться над собой еще больше. Потому что суть жизни — в ее естественности, как мне кажется. Как правило, мы боимся и стесняемся быть собой, тем самым избегая своей сути и правды. «Гоголь-Центр» определил мой путь — непростой, но невероятно интересный и счастливый. «Гоголь-Центр» — не просто здание и стены, это место естества. В нем работали удивительные люди, которых я люблю и которым безмерно благодарен.
Семен Серзин
актер, режиссер
Я, конечно, связан с «Гоголь-Центром» по касательной, хоть и поставил спектакль «Красный крест» — последний при художественном руководстве Кирилла Серебренникова. Но запомнился мне другой эпизод: 2018 год, премьера фильма «Лето», Кирилл — под домашним арестом. Он пригласил меня домой, мы вместе придумали концерт, на котором я в итоге был в жутком зажиме, хотелось всем сказать: «Ребята, в фильме "Лето" я без бороды, поэтому вы меня не узнаете!»
Варвара Шмыкова
актриса
Мне посчастливилось выйти на сцену «Гоголь-Центра» один раз — в том году, на закрытии сезона, после которого все узнали, что Кирилл Семенович больше не художественный руководитель. Как всегда, был ошеломительный концерт, я пела с невероятнейшей Светой Мамрешевой и безумно волновалась, потому что Света — богиня. Я помню, как она пела на всех экзаменах. Я рада, что это все-таки произошло и что я стояла на сцене потрясающего театра, пусть и в одном небольшом номере. После того как мы со Светой спели, я ушла за кулисы и легла на пол — эмоции зашкаливали так же, как сейчас. Я не знаю, что говорить.
Хочется пожелать сил ребятам, которые построили этот театр вместе с Кириллом Семеновичем. Вся его труппа, вся «Седьмая студия», ребята, присоединившиеся позже, — огромная часть культуры Москвы, которая повлияла на сотни тысяч человек. Это больше, чем театр. Это место силы. Место притяжения. Театр, в котором кипела жизнь. Театр — любовь в чистом виде. К людям, к профессии, к миру. Хорошо, что остались спектакли в записи. Хорошо, что это было с нами.
Максим Диденко
режиссер
«Гоголь-Центр» был для меня средоточием всего лучшего в русском театре и вообще в России. Был моим домом. Теперь дома нет. Про Россию промолчу.
Игорь Бычков
актер
Для меня «Гоголь-Центр» в первую очередь семья и дом. Дом, который возводился в течение почти десяти лет, и семья, которая разрасталась на протяжении десяти лет. Не было ни одного ненужного человека — все как звенья одной цепи. Здесь работают огромные профессионалы. И помимо того, что они профессионалы, они еще и люди с очень большим сердцем и светлой душой (это ясно хотя бы по концертам и спектаклям). «Гоголь-Центр» — суперживая структура, подталкивающая развиваться и работать, потому что ежедневно наблюдаешь людей с горящими глазами. Здесь нет запретов и есть возможность исследования — одна из самых важных для театра вещей.
Каждый день в «Гоголь-Центре» какое-то совершенно удивительное приключение — со своими радостями и горестями, но без монотонности. Была лишь жизнь и учеба, как в институте: ты развиваешься и развиваешься, все время видишь что-то новое. Это, на мой взгляд, очень ценно.
Михаил Тройник
актер
Самое главное, что было в «Гоголь-Центре», — это атмосфера творчества. Я хорошо помню первые три года, мы только что выпустились из театрального института, полное отсутствие границ, ощущение братства. И нашу первую совместную поездку в Таиланд с ребятами. Помню, как Ян Гэ помогала снимать пробы для русского боевика. Помню спектакль «Русские сказки» с этими безумными костюмами, когда я играл сказку «Липовая нога» с самодельной деревянной ногой и в костюме, обмотанном скотчем. Помню фестиваль в Вене, Авиньоне, Белграде со спектаклем «Мертвые души». Мы ездили в Гамбург, Берлин с «Мертвыми душами», много гастролировали по России. Играли в любых обстоятельствах и почти в любом состоянии.
Самое ценное для меня — репетиционные и творческие будни, когда все дни сливаются в один и ты фактически живешь в театре. Это какое-то особое ощущение. Такая у тебя жизнь: ты приходишь в театр, весь день проводишь там, потом спектакль, потом домой — и так каждый день. И ты постоянно в таком творческом вареве, свободном полете.
Театр давал ощущение семьи и творческого тыла, когда ты знаешь, что можно пробовать, не боясь ошибиться. Именно там я состоялся, среди этих людей.
