«Невидимый мир» — кроткий и нежный фильм о школьном буллинге и сопротивлении злу

Фильм «Невидимый мир», снятый бельгийской дебютанткой Лаурой Вандель, опирается на все законы «Розетты». И он тоже кажется высказыванием, способным изменить мир. В своем случае — повлиять на ситуацию в школах и атмосферу в семьях.

Семилетняя Нора и ее старший брат Абель (сыгранные потрясающими актерами Майей Вандербек и Гюнтером Дюре) подходят к воротам школы. Нора новенькая, и ей страшно. Абелю тоже, но он уже усвоил правила игры: если травить новичков вместе со всеми, тебя не тронут. Но когда хулиганы на детской площадке начинают толкать Нору, Абель вступается за сестру. Теперь главной жертвой травли становится он. Спираль насилия раскручивается очень быстро: за синяком под глазом следует окунание в унитаз, за ним — мусорный пакет на голове.

Возрастной рейтинг фильма — 16+, но жестокость в нем почти всегда остается за кадром. Мы видим ровно то, что хочет и готова замечать Нора. Когда она отворачивается, отворачивается и оператор. Когда она делает вид, что ничего не происходит, мы испытываем сначала облегчение, а затем стыд. Камера всегда висит за плечом у ребенка, поэтому лица взрослых попадают в кадр только тогда, когда эти взрослые способны на контакт, на сочувствие и разделение боли. Таких сцен — единицы. Псевдодокументальный киноязык фильма, его уклончивая съемка, словно бы избегающая конфликтов, — мучительное указание на наше нежелание видеть и называть насилие, признавать существование зла и делать хоть что-то.

В этой внешней сдержанности, скрывающей огромное внутреннее волнение, — вся магия фильма. В отличие от эстонского «Класса», он не стремится шокировать зрителя воплощением омерзительной правды. В отличие от советского «Чучела», он не пытается проговорить эту правду вслух. «Невидимый мир» делает ровно то же, что сделали бы почти все (а может, и все) зрители. Возмущается, вмешивается, терпит поражение, отворачивается, собирается с духом, чтобы вмешаться снова, но сдается и закрывает глаза. Не вижу, не слышу, не говорю. Семидесятиминутный хронометраж в данном случае — признак не незрелости, а милосердия. Мидзару, Кикадзару, Ивадзару. Оказавшись в этой школе, начинаешь считать минуты до звонка.

У «Невидимого мира» есть пара других названий, и каждое из них помогает найти в нем новые смыслы. Изначально фильм должен был быть «Рождением деревьев» (фр. La naissance des arbres), и в этом виделось указание на то, что происходящее с Норой и Абелем — неизбежное зло, через которое проходят все, чуть ли не нормальная практика роста. Кто-то из детей станет гибкой березой, привыкшей дрожать на ветру, а кто-то — могучим дубом. Неизвестно, кого детская травма покалечит больше: того, кого будет мучить вина за предательство, или того, кому предстоит жить со стыдом за бессилие. Но все вырастут — и все вольются в общий лес. В конце фильма брат и сестра делают обязательную фотографию на фоне дешевых обоев, на которых изображен как раз-таки лес. И в этот момент в них уже нет чего-то такого, что есть только в детях. Эти свежие черствые люди готовы ко взрослой жизни.

Английское название Playground еще страшнее. Почти все события происходят на игровой площадке. Пока единственная учительница разрывается, не зная, кому помочь (да, одного мальчика унижают в туалете, но ведь другая девочка плачет из-за разбитой коленки), дети самостоятельно усваивают законы жизни с другими. Родной человек отказывается от родного человека. Ребенок, осмелившийся выступить против заведенных порядков, становится новой жертвой. Между детьми и отцом растет железный забор. Вслед за «Игрой в кальмара», подчеркнувшей логическую связь между ребяческими развлечениями и ожесточенной конкуренцией взрослых, «Невидимый мир» считает, что самые роковые жизненные установки приобретаются в школе. Поэтому и на французском фильм в итоге называется Un Monde — просто «Мир». Это кино не только про школьный буллинг, но и про паттерны выживания человека в столкновении со злом. Злом, которое он сам и воспроизводит. В деревьях зла нет.

«Невидимый мир» — фильм, к которому хочется отнестись как к кейс-стади и разбирать его сцена за сценой. Абель требует, чтобы Нора не говорила отцу о его унижениях. Отец, узнав о травле, пытается решить проблему силой. Учительница запрещает Норе сидеть в столовой с Абелем, ведь ей надо социализироваться в своем классе. Молодая преподавательница не хочет быть такой же безразличной, как старшие коллеги, но не выдерживает давления. Нора спрашивает папу, почему он, в отличие от мамы, не ходит на работу, и тот не знает, что ответить. Директор требует от хулигана извиниться перед жертвой, доказывая, совсем как в сакраментальной сцене из «Москва слезам не верит», что «на каждую силу найдется своя сила». Но от этого становится только хуже. Нора ссорится с девочкой, которая не хочет приглашать ее на день рождения, а мама девочки сама, как ребенок, оправдывается перед учительницей: «Я учила ее дружить со всеми». Отец хулигана чуть ли не бьет того в грудь: «Вставай, нам пора».

Психологи давно придумали алгоритмы разрешения каждого из этих конфликтов, но медиаторам рады не во всех школах, признавать проблемы готовы не все министры, а расписаться в своей беспомощности — кошмар для большинства взрослых. То, что события «Невидимого мира» происходят в бельгийской школе, только подчеркивает всемирный масштаб катастрофы. Называйся этот фильм «Школой», сними его Валерия Гай-Германика и выйди он на Первом канале, наши защитные механизмы сыграли бы на опережение: преувеличение, чернуха, лишь бы покритиковать, в моем детстве такое тоже было — и ничего. Но дистанция, существующая между нами и «Невидимым миром», вселяет большую надежду. Как минимум после этого фильма хочется заключить кого-то в объятия — так, как это делают Абель и Нора.