Бен Стиллер снял сериал в духе «Черного зеркала» про офис и корпоративную культуру. И это одно из лучших шоу года

Марк (Адам Скотт), в прошлом профессор истории, пошел на процедуру, чтобы справиться с утратой любимой жены. Депрессия и горе вредили его работе, а долги росли, единственный способ продолжать зарабатывать — полностью отключать сознание, избавляясь от навязчивых мыслей. Разделение в случае Марка обретает куда более зловещий контекст: восемь часов пять дней в неделю он предает забвению свою боль, а если по-честному, то переживает смерть. В офисе в компании коллег — Ирвинга (Джон Туртурро) и Дилана (Зак Черри) — ему, кажется, совсем неплохо, правда он всегда приходит с заплаканными глазами. После внезапного увольнения друга и коллеги — Пити — Марка назначили главным в отделе по обработке / очистке макроданных, а на его место пришла новенькая — Хейли (Бриттни Лоуэр). Точнее, ее просто выбросили в офис, словно мертвое тело в озеро: Хейли очнулась, лежа на длинном столе в центре конференц-зала. У ее головы стоял радиоприемник, с подозрением настаивавший: «Назовите свое имя».

Разделенные обладают необходимыми навыками работы, но, в сущности, они почти дети, лишенные жизненного опыта. У героев нет воспоминаний о другой жизни, а из имеющихся знаний о мире только навязанная корпоративная этика. Идеология компании состоит из истории о великом создателе — избранном Кире, местной люмоновской методичке-библии, в которой вместо заповедей набор одухотворенных слов. Видение. Напор. Ум. Задор. Смирение. Благотворность. Проворство. Порядочность. Лукавство. В перспективе это те качества, которыми должен обладать каждый сотрудник «Люмон», а по существу — зловещая мантра для успокоения. Весьма любопытно, что, несмотря на полное забвение, герои все же воплощают собой чистые характеры, образованные как бы из ничего. Хейли, например, бунтует с первых часов работы, рвется к свободе и подрывает в коллегах смирение (обретенное путем многочасового корпоративного насилия), а Дилан шутит так, будто познал мир вдоль и поперек.

Лиминальность по Арнольду ван Геннепу и Виктору Тернеру — состояние неопределенности в процессе ритуала перехода, когда единица успела отделиться от целого и потерять его свойства, но еще не обрела свойств нового. К примеру, инициация: человек теряет связь с прошлым статусом и, не успев обрести новый, оказывается в подвешенном состоянии. Его личность временно размыта и номинально исключена из общественных процессов, а путь возвращения к целостному состоянию болезнен, ведь обряд инициации требует от человека преодолеть испытание, основанное на физическом или психологическом насилии.

Образуясь от слов limen («дверь», «порог»), limes («граница»), limus («пересекающий»), лиминальность этимологически подразумевает неопределенное психическое, физиологическое пространство между двумя системами координат, попадая в которое человек оказывается растерянным. Разделенные переживают лиминальные состояния каждый день. Спускаясь на лифте на свои рабочие места, они переключаются от одной идентичности к другой, присоединяясь к новому целому. Незаметность этих ежедневных обрядов для героев нашла выражение в визуальности сериала: герои окружены сплошными лиминальными пространствами — неуютные офисные комнаты, как из ночных кошмаров, тревожно пустые коридоры, соединяющие пункт отправления и назначения. Идя по этим проходам от одной точки к другой, герои, как в упомянутой в сериале песне группы Metallica — Enter The Sandman, входят на несуществующую территорию (never-never land), в выдуманный мир, фантазию, в которой они совершенно беззащитны. Но и за пределами «Люмон» им не стоит искать убежища. Город по-зимнему мрачен, вместо живых и подвижных улиц — безлюдные темные проспекты, вместо соседей с семьями — надзирающая начальница, продолжающая следить за героем даже во внеурочное время. Этот мир живет в подземельях корпорации, в засекреченном аду.

По мере того как сознание героев претерпевает трансформацию, лиминальность офисных пространств содержательно исчерпывается, хоть и продолжает тревожить зрительский взгляд. Герои все же присоединяются к некоторым смыслам, заполняют пустые места. Этот процесс показан с помощью техники двойной экспозиции. Ирвинг, Дилан и Марк находят книгу из внешнего мира The You, You Are (которую написал свояк Марка), случайно забытую в комнате для собраний. Вдохновляющие фразы из книги от self-made-автора проникают на экран, двигаясь на фоне читающего героя. «Чтобы найти свое место в мире, сперва его нужно уничтожить до основания». «Общество с гниющими работниками не может процветать, как человек с гниющими пальцами не может прыгать». Стиль письма и мышления отличается от привычной люмоновской номенклатурной литературы, хотя для нас, по другую сторону, тон автора может показаться смехотворным. Однако мысли писателя все же проникают в голову Марка, на что прямо намекает структура кадра: слова и фразы движутся на крупном плане лица героя, заполняя его душу, нарушая однородность и целостность мира, к которому он привык.

«Разделение» — почти коллаж. Авторы сериала среди референсов перечисляют «Офис», фильмы «Офисное пространство» и «Красота по-американски», метамодернизм, Кафку, гротескную фантастику и сатиру Курта Воннегута, да и весь экранный sci-fi, начиная с 1970-х и заканчивая серединой 2010-х. Их взгляды сошлись в том, что в нелогичном сочетании несочетаемого, столь любимом сюрреалистами приеме, можно найти технику письма для современной стриминговой антиутопии, а в знакомом зрителю опыте и пространствах — импульс тревоги.

Дэн Эриксон всерьез стремился создать шоу в стиле Чарли Кауфмана, но с уклоном в тематику фантастических фильмов 1990-х — «Темный город», «Матрица» или «Газонокосильщик». На рубеже тысячелетий американское кино активно эксплуатировало идею вымышленного характера нашей реальности: герой узнает, что застрял в игровом / фиктивном мире, и пытается отыскать следы реального за его пределами, что происходит, например, в финале «Шоу Трумана». После бума на подобную фантастику тема симулякров и симуляций незаметно растворились в поп-культуре, став общим местом, не требующим объяснений: мы все уже смирились с тем, что застряли в матрице, а реальность больше похожа на телевизионный вымысел, чем на правду.

«Разделение» входит в это поле философской фантастики, но меняет парадигму: искать правду нужно не вне себя, а внутри. В нуарном «Темном городе» инопланетяне меняют людям память, в «Матрице» миром управляет специфический код. Будь то город или Зеон, человек — заложник внешних обстоятельств, фрейма, заданного обществом, культурой, инопланетянами. Разве Нео не искусственно навязали борьбу? Неужели он взаправду очнулся ото сна? В отличие от матричных заложников 1990-х, сотрудникам Lumon известна истина о сконструированной природе их реальности. Интраверсии не просто чувствуют, они знают, что есть мир за пределами корпорации. Благодаря чему объект их фантазии более определен, даже таргетирован: почему я пошел на эту процедуру, в мире апокалипсис? А кто я за пределами офиса: хороший любовник, прекрасный друг, талантливый танцор?

Из-за этих вопросов герои долгое время упускают более важные проблемы, игнорируя остаточную неосведомленность о положении их дел, — например, чем их все-таки заставляют заниматься? Хотя какая уже разница. Пока герой остается внутри стен офиса, ему просто нужно соблюдать установленные регламенты в отношениях с доступной ему реальностью. Они не личности, не индивидуальности и не вправе принимать решения. Но однажды открывшаяся героям истина об их безвольном статусе подрывает авторитет внешней власти, радикализируя люмоновцев. Они больше не хотят пассивно смиряться и готовы задавать уже другие вопросы.

Танцевальная пауза как элемент поощрения очень неестественно и зловеще вписывается в повествование. Еще бы, ведь это карикатура на рекламу ресторанов Sizzler начала 1990-х, в них герои проживают лучшую версию своих жизней: радуются, гуляют, обнимаются, едят под бодрую музыку, и весь визуальный нарратив производит эффект патриотического слогана, заявляя, что ключ к американской свободе лежит через желудок. В корпоративной культуре принято эксплуатировать подобные громкие фразы для поддержания боевого духа и создания иллюзии причастности к более важным глобальным процессам — в производстве свободы, счастья, процветания. Сотрудники «Старбакс», например, не просто варят кофе, а «делают мир лучше». Танцы в «Люмон» — очередной инструмент корпоративной эксплуатации: мы здесь друзья, семья, мы веселимся, зачем же мечтать о чем-то, кроме этого? Разве что о хорошо проделанной работе.

За последние декады в США люди все чаще стали обращаться с жалобами на «воскресную хандру» (Sunday scaries). В воскресенье работники пятидневки чувствуют тревогу, страх, апатию, а ночь на понедельник оказывается непреодолимым трамплином. Психологи и психотерапевты рассматривают этот эффект как реакцию на угрозу. Но что может угрожать в стенах офиса? «Разделение» исследует офисную жизнь на предмет этих страхов, сотрудникам «Люмон» известны издержки корпоративного насилия и навязывания пустой идеологии; к счастью, по воскресеньям они даже не догадываются, что их ждет.

К слову, книга Рикона The You, You Are, которую находят герои, передает дух эпохи «великой отставки» — экономического феномена, вызванного пандемией. Из-за негибкой политики правительства в Америке в 2021 году возрос уровень добровольных увольнений. Работники очных сфер требовали повышения оплаты труда из-за риска заболеть COVID-19 — их требования не были выполнены, что стало причиной массовых увольнений. В книге Рикона как раз много свободомыслия и призывов бросить свою печальную работу, трансформировать реальность, сделав ее плацдармом борьбы за воплощение желаний.

В игре Control от Remedy Entertainment в основе сюжета лежит история тайной правительственной организации Федеральное бюро контроля, расположенной в центре города в огромном Старейшем здании, незаметном для остальных жителей. Бюро занималось сбором, изучением и сдерживанием паранормальных артефактов, которые подрывали основы реальности. Но Старейшее здание захватили Иссы — сущности, искажающие архитектуру и законы физического мира. Они перебили почти всех сотрудников агентства, и теперь героине игры Джесси необходимо вернуть контроль над управлением Бюро, чтобы зло не просочилось за его пределы. Эстетика игры выдержана в ретро-гамме: холодные, насыщенные оттенки красного, зеленого и синего расползаются по стенам и потолкам. В ретро-мебели, просторе помещений и геометрии здания угадываются черты Lumon. Авторы нигде не упоминали эту игру, однако объем мистики и загадочности роднит эти два не связанных друг с другом проекта. Хотя бы тем, что Старейшее здание и «Люмон» никогда не будут доступны взгляду обычных людей, а корпорации и организации будут продолжать плодить свои секреты.

Провинившихся сотрудников «Люмон» отводят в специальную комнату, где заставляют тысячу раз произнести нужную реплику. Сидя в этой комнате, герои слышат звуки, доносящиеся из другого пространства. Для одного это детский плач, для другого — злое бурчание. Может, это голоса их бессознательного или воспоминаний о внешнем мире, которые все же просачиваются через барьер, заявляя о своем присутствии.

На клавиатуре у сотрудников «Люмон» нет кнопки Escape. Что это означает — неясно: то ли очередное высказывание авторов на тему отсутствия выхода, то ли важную пасхалку. Можно выдвинуть такую теорию: герои обеспечивают работу кода чипа, встроенного в их мозг и программирующего процесс деления сознания. Ведь главное задание сотрудников отдела по очистке макроданных — собирать группы чисел на экране, распределяя их по папкам в зависимости от эмоций, которые они вызывают. Ирвинг порой залипает на рабочем месте, бездеятельно всматривается в бегущие цифры. В такие моменты мир перед его глазами начинает плыть: по экрану и с потолка течет черная краска, камера в ужасе отстраняется от видимых Ирвингом галлюцинаций. Но позднее в доме Ирвинга мы видим холсты, заполненные черным цветом. В обеих сценах играет одна и та же песня: Motörhead — Ace of Spades (только в видении она замедлена в несколько раз). Что если кнопка Escape могла бы помочь героям реинтегрироваться, выйти из интраверсии и закончить этот больной эксперимент над сознанием? Или у Ирвинга за многие годы работы просто износился чип?

Другая теория на тему видения Ирвинга куда более правдоподобна: его Экстра не спит ночами, чтобы Интра смог заснуть на работе и наконец увидеть сон. Сотрудникам «Люмон» запрещено спать на работе, ведь бессознательное хаотично, его нельзя взять в подчинение, а значит, сны должны быть под запретом.

Скульптура основателя Lumon Кира Игана являет собой воплощение четырех столпов человеческих чувств: горя, шалости, страха и злобы. Пользователь Reddit заметил, что на компьютере Марка в папке №02 есть четыре шкалы с такими наименованиями: WO (woe) — «горе»; FC (frolic) — «шалость»; DR (dread) — «страх»; MA (malice) — «злоба». И больше всего показателей Марк собрал по категории «горе» — чувства реальны для обеих сторон разделенных, как бы они от них ни прятались.

В сериале очень много еды, восьмой эпизод и вовсе назван «Что на ужин?». Но вместо комфортной трапезы у героев сплошной стресс. То Марк придет на ужин в гости к сестре, но там не будет никакой пищи, кроме «наполняющей беседы». То Кобелл (миссис Селвик), живущая с Марком по соседству, напросится в гости с тарелкой печенья с ромашкой и скажет: «Я экспериментирую с ромашкой, если станет плохо — не обижусь» (в оригинале — I'm experimenting with chamomile, so no hard feelings if you gag. Gag можно перевести как «задохнуться», «заткнуть рот»). Немало продуктов можно найти и в офисе. Еда там — главное поощрение: тарелки с фаршированными яйцами или дыни с арбузами, сплошные холодные закуски.

Жуткая и яростная управляющая мисс Хармони Кобелл хранит массу секретов. В ее доме есть алтарь с молитвами и фотографиями Кира, на алтаре можно увидеть фотографию молодой девушки около школы для девочек «Миртл Иган», билет на седьмой ежегодный «Кирнавал», небольшую модель дома Кира и много другого, что связывает Кобелл с «Люмон». Нездоровая привязанность женщины к работе и ее болезненный трудоголизм вселяют ужас, но куда страшнее ее испепеляющий взгляд и хитрость: женщине удалось стать другом семьи Марка и она не раз входила в его дом без приглашения.

Беременная сестра Марка Девон перед родами знакомится с женщиной по имени Гэбби. Они болтают за кружкой кофе, и Гэбби признается, что хотела бы назвать сына Уильямом. Спустя время Девон встречает новую знакомую с ребенком на улице, но та не может ее узнать, а ребенка зовут иначе. Девон подозревает, что процедура разделения используется не только в стенах корпораций, но и в реальной жизни.

Последняя серия закончилась захватывающим клиффхэнгером, и амбициозный проект Стиллера продлили на второй сезон. Но как будет развиваться история и удастся ли создателям избежать проседаний, типичных для многосезонного повествования, — тоже загадка. Сейчас чувствуется, что «Разделение» имеет все шансы разрастись в метавселенную из приквелов и спин-оффов. Главное, чтобы авторы смогли сохранить присущую проекту непогрешимость саспенса и тревоги.