Жажда власти, похоть и тщеславие в фильме Паоло Соррентино о Сильвио Берлускони

Главный герой первого акта фильма (а их здесь два, потому что в Италии ленту выпустили дилогией с названиями, как у спутников: «Лоро 1» и «Лоро 2») — молодой итальянский бизнесмен Серджио Морре, который стремится урвать побольше госзаказов, а в перспективе и вовсе пролезть в Европарламент. Методы, которыми он достигает своей цели, наш зритель легко представит сам: Серджио катает чиновников на яхтах, угощает кокаином и сводит с проститутками. Никакого шантажа, только взаимовыгодный гедонизм: мир итальянской политики Паоло Соррентино изображает как бесконечную вечеринку безупречных нимф, прытких сатиров и престарелых фавнов. Опять же, рядовому избирателю от этих игрищ сплошная польза. Подобно древнеримской мифологии, в которой забавы фавнов и нимф приумножали стада и оплодотворяли землю, в «Лоро» деятельность итальянских элит тоже до поры до времени служит простому народу добрую службу.

Проблемы начинаются, когда тщеславный Серджио вместе с прекрасной албанкой Кирой пытаются приблизиться к первому среди первых — Сильвио Берлускони. Соблазняют они премьера, опять же, по технологии, отработанной еще сиренами в «Одиссее»: с помощью громкой поп-музыки и обнаженных танцующих тел. Где бы ни спрятался от соблазнов стареющий патриарх, его неизбежно настигнут Серджио и Кира. Заснет в своем дворце-пещере — а проснется от шума амфетаминовой дискотеки на вилле напротив. Выйдет с женой в море — и едва не врежется в яхту с загорающими фотомоделями. Сильвио Берлускони — главный герой половины первого акта и всего второго; восхищается ли им режиссер или презирает его — такая же загадка, как то, верил ли в Бога «Молодой папа».

У всех героев «Лоро» есть прототипы, некоторые из которых к моменту выхода фильма успели побывать на скамье подсудимых и обложках желтых газет, а некоторые и поныне правят Италией. Но документальность не мешает фильму быть фантасмагорией — такой же, как в «Великой красоте» и «Молодом папе». Вот сотни обнаженных людей устраивают на вилле оргию, которую оператор Лука Бигацци уподобляет «Воспитанию вакха» Николы Пуссена — француза, творившего в Риме. Вот взвод прекрасных танцовщиц разучивает патриотический номер для Берлускони — подарок, перед которым меркнет любой эротический календарь. А вот веселый премьер поджигает для гостей своей вечеринки вулкан. «Лоро» — фильм, в котором режиссер-постмодернист пытается обуздать политика-постмодерниста, поэтому здесь возможно все. От баек про эскадру Владимира Путина в Средиземном море до настоящего богоявления после стихийного бедствия. «Волк с Уолл-стрит» после этой картины кажется травоядным, а «Карточный домик» — ипотечной ценной бумагой второго сорта. О жажде власти, одержимости успехом, страхе перед смертью и тщеславии с похотью снято много хороших фильмов, но никто не играет с этими темами так остроумно и изящно, как Соррентино. В каждом кадре «Лоро» перфекционизм каким-то образом сочетается с легкостью, клиповость — с классицизмом, а помпезность — с лукавством.

И в то же время «Лоро» — самый невезучий из фильмов итальянца и больше остальных его измотавший: месяц назад усталый Соррентино гостил в Петербурге на фестивале «Послание к человеку» и признавался журналистам, что с миром политики больше не свяжется ни при каких обстоятельствах. А за неделю до российского киносмотра международная премьера «Лоро» без лишнего шума прошла в Торонто. Для режиссера, первый фильм которого показали в Венеции, а все последующие дебютировали в Каннах, это скорее неудача, чем почесть. Впрочем, фестивальное забвение — не худшая участь: будь «Лоро» заметнее, в 2018-м году он мог бы оказаться и в центре какого-нибудь скандала. Слишком бесстыже этот фильм пожирает глазами десятки, если не сотни обнаженных женских тел; слишком иронично относится к сексуальным хищникам; слишком нагло играет в кинотеатральный бордель. Чтобы понять, что Соррентино не женоненавистник, нужно знать его фильмографию и его повести и романы. Тогда многое встанет на свои места: например прояснится, что автор хотел показать, как перед очарованием власти млеют не только красавицы, но и бизнесмены, артисты и вообще все-все-все, даже один политически нейтральный барашек. Просто охота двадцатилетних девушек на семидесятилетнего премьера — та красная тряпка, которой интереснее всего гнать в кинотеатры жителей католической страны. Но кому в 2018-м году хочется в чем-то разбираться? Охота на ведьм требует прыти. Соррентино не распяли — и на том спасибо.

Впрочем, он сам, кажется, не прочь себя распять. «Лоро» — фильм, вступающий в конфронтацию минимум с тремя законами, которые Соррентино, никогда не заканчивавший киношкол, когда-то сам для себя и придумал. И которые возвысили его чуть ли не до уровня Федерико Феллини и Франческо Рози; по крайней мере, такой вокруг фигуры неаполитанского сироты сложился консенсус.

Первый из этих законов — безоговорочная приверженность доктрине красоты не просто как стилю жизни родной Италии, а как ее исторической судьбе. Эту великую красоту Соррентино фиксирует не посмертно, как это бывает в многих других киношных путеводителях по Риму; наоборот, он страстно доказывает, что она жива. Барокко — значит причуда; чудачества — привилегия жизни; отсюда и вечная молодость фильмов Соррентино. Но «Лоро» — первая из его работ, в которой вместо великой красоты мы то и дело сталкиваемся с красотой невеликой, если не сказать низкой, и преданного зрителя это может сбить с толку.

Вторая особенность фильмов мастера в том, что эстетику в них оберегает ирония. В «Молодости» есть сцена, в которой заносчивый актер пытается высмеять красавицу, только-только получившую титул Мисс Вселенная. А она спокойно и беззлобно указывает ему на то, что яд в иронии — признак отчаяния. Теперь в роли этого актера оказался сам Соррентино. Снимать фильм про Берлускони с привычной нежной иронией — значит, подыграть узурпатору власти, который, к тому же, скоро вновь сможет на нее претендовать. Но сделать иронию ожесточенной равносильно признанию в собственной беспомощности. Так какой же тон выбрать?

И наконец, самая подкупающая черта прежних фильмов Соррентино — их умение примирять всех и каждого с мыслью, что ничто не ново под луной. «Великая красота» — отражение «Сладкой жизни» и «Рима». Юная певица и маленький музыкант в «Молодости» придут на смену старику-композитору и его пораженной инсультом музе. Умирающий режиссер подойдет к подзорной трубе не с той стороны и вместо перспективы увидит флэшбеки. Старый панк из «Где бы ты ни был» очаруется чужими юными смешными голосами. Один из героев «Лишнего человека» покончит с собой — а другой после этой жертвы будто бы заново родится. Судьбы обречены повторяться, а сегодняшнее самонадеянное искусство — подражать чему-то подлинному вчерашнему. Неизвестно, с каким трудом далась Соррентино эта мысль, но она явно его раскрепостила — отсюда столько умиротворения и легкости в его работах. Но в последнем фильме он впервые сталкивается с тем, что повторяться приходится уже не за Феллини (Антониони, Рози, Бертолуччи, Висконти — отцов-основателей у великой красоты очень много), а за самим собой — потому что за десять лет до «Лоро» у него уже вышел «Изумительный». Тоже сатирический фильм о пассионарном политике, одержимом властью; тоже с реальным прототипом, но невероятным сюжетом. Вот и третья ловушка для режиссера: честно бороться с самим собой куда сложнее, чем играть в поддавки с учителями.

Поэтому «Лоро» — фильм-подвиг: еще никогда Соррентино не ставил перед собой таких сложных задач. Вполне себе античная трагедия, но с нарушающим любые законы жанра счастливым концом: режиссер преодолел все испытания и остался жив. А еще «Лоро» — едва ли не главная кинозагадка этого года. Начать разгадывать ее стоит с поиска ответа на вопрос, симпатизирует ли автор герою или ненавидит его. Это страшно увлекательная игра для ума, и по всей нашей стране — во многом столь близкой к Италии — она начинается уже 25 октября. Голосуй, или проиграешь. Этот фильм уж больно хорош.