Сценарист «Кислоты» Валерий Печейкин — о потерянном поколении двадцатилетних и российском кино
Почему отсутствие проблем — главная проблема поколения 20-летних
В «Фаусте» Гёте, когда герой уже очень богат и живет в своем замке, к нему приходят четыре старухи. Нехватка, Вина, Нужда и Забота. Первые три уходят, а Забота почему-то остается, хотя Фауст говорит ей, чтобы убиралась вон. Ведь ему кажется, что забот у него нет. Старуха проклинает его и поражает слепотой, потому что забота есть у каждого. И у бедняка, которому нужно найти кусок хлеба, и у богача, который размышляет, как ему сохранить свои богатства.
Если же герой говорит, что у него нет проблем, как Петр в «Кислоте», это может свидетельствовать лишь об одном: он находится в заблуждении. Когда у нас в организме возникает проблема, мы это чувствуем, потому что что-то начинает болеть. А если иммунитет уже на исходе, то мы этого и не заметим: нервные окончания и сигнальные системы уже не работают. Мы просто находимся в ситуации затухания, когда организм не подает никаких сигналов, он увядает.
Почему главные герои «Кислоты» получились именно такими
Если бы герои фильма «Кислота» жили в сельской местности, они бы занимались садом и огородом. Экзистенциальная проблематика мало поднимается крестьянами или людьми, которые ведут земледельческий образ жизни. Они встают в 5 утра, чтобы начать доить коров. Поэтому, конечно, проблематика «Кислоты» — московская. Но в то же время у нее богатая преемственность и традиция.
Прототипов главных героев «Кислоты» я называю «людьми за соседним столиком». Это те, кого ты не знаешь и никогда не узнаёшь, кого ты видел один раз в жизни и кто произвел на тебя впечатление длиной в секунду.
Почему в России сейчас легко стать героем, если делать хоть что-нибудь
Чтобы что-то изменить, герои «Кислоты» могли бы, например, заняться делом. Как философ Розанов ответил Чернышевскому на вопрос «Что делать?»: «Если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай»... То есть заниматься хотя бы каким-то делом. У нас про эту проблематику написан целый роман «Обломов». Наши герои преемствуют Илье Ильичу Обломову.
Героем у нас становится любой человек, который начинает что-то делать. В этом смысле в России просто быть героем. В Нью-Йорке, например, попробуй им стать. Там такая акустика, что ее невозможно заполнить никому. Даже суперзвезды находятся в ситуации конкуренции. А у нас нет такой степени конкуренции, и это ярче всего заметно на «Голубом огоньке» под Новый год.
Поэтому сегодня так легко стать героем, и рэп-культура это показывает. Ты что-то написал, срифмовал, например, «хайп» и «свайп» — и всё. Кстати эти два слова заимствованы, как и вся наша рэп-культура, несмотря на некоторые прекрасные образцы народного творчества. Однако каждый раз я с болью понимаю, что записаны они на оборудовании, которое произведено не в России. Сочинять рэп и писать его на оборудовании, которое целиком сделано не нашими мозгами, — ну камон, это грустно. Очень хочется, чтобы не только рэперы продолжали рэперствовать, но и свой айфон появился, например. Чтобы не падали космонавты с неба и ракеты не взрывались на взлете. Что-то должно начать происходить.
Почему поколение родителей двадцатилетних не менее потерянное, чем их дети, да и поколение бабушек и дедушек — тоже
Молодость мамы главного героя «Кислоты» пришлась на 1990-е, и неслучайно она приезжает не из России и привозит с собой, как ей кажется, новую себя. Однако в конце вдруг выясняется, что все те медитации, практики и вся та «осознанность», которую она накопила в Камбодже, мгновенно исчезают. Очень сложно выдавить из себя по капле Россию. Куда бы ты ни уехал, она все равно останется с тобой, как национальная матрица. И поэтому поколение наших родителей тоже можно назвать потерянным. Я это понимаю всегда по своим родителям, которые очень сильно переживали из-за потерянного государства, из-за краха СССР. Я сам вдруг просто оказался за границей (в Ташкенте), когда Узбекистан стал независимым государством. И все то, что вчера было таким объединяющим и смыслообразующим как СССР, вдруг перестало существовать. Это напоминало исторический переход от геоцентрической системы к гелиоцентрической. Ты вдруг понимаешь, что ты находишься в совершенно другой Вселенной.
В этом смысле даже поколение бабушек и дедушек потерянное, потому что их так или иначе коснулась война или ее отголоски. Весь этот исторический катаклизм остался в той, другой стране, а история уже не помнит об этом. Поэтому мы так настойчиво возвращаемся в памяти ко Второй мировой войне, а мир уже мыслит экспедициями на Марс. Поэтому все потерянные. Я думаю, если у героев фильма была бы кошка, она бы тоже была потерянной, а рыбки бы выбрасывались из аквариума.
В то же время, у поколения 1990-х, которое так любит вспоминать о молодости, был момент, когда оно вдруг задышало чистым кислородом, который сильно ударил в голову. Сейчас мы живем в очень неплохо «отремонтированном» мире, но в этом мире закрыты все окна. Поэтому в памяти мы возвращаемся к тому состоянию мира, когда была полная разруха, выбиты окна, но из-за этого к нам в квартиру залетали спутники, звезды, а Большая Медведица светила в окно. В этом смысле у каждого времени свой ад и свой рай. Сегодня у нас он такой. У наших родителей он был другим.
Почему мы все теряем время вместо того, чтобы заниматься делом
Самые трагические моменты о войне, которые я встречал, — в повестях Варлама Шаламова и Виктора Астафьева о потерянных годах, когда можно было быть молодым, но вместо молодости люди проводили все время в блиндажах или просто умирали, если повезет. Это очень трагическая мысль о том, что война ничему не учит и просто отнимает время. Поэтому, наверное, так больно это время терять. А мы продолжаем это время расходовать так, как будто идет война. Возможно, внутренняя. Какой бы она ни была, ее нужно прекращать.
Почему российское кино такое плохое (но иногда все-таки хорошее)
Сегодняшний российский кинематограф заказан народом. Меня часто спрашивают: «Почему у нас такой плохой кинематограф?». Всё очень просто, как бы это ни было обидно: потому что у нас такие зрители. То, что они видят, — это проекция их сознания, коллективное сновидение.
Наше кино бывает сложным, потому что жизнь сложная. Как сказал один из героев фильма «Гараж» Эльдара Рязанова: «У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба».
Мы можем стать другими: и зрители, и кинематограф. Когда произойдет катаклизм, и художник будет оторван от аудитории, аудитория забудет про искусство, так всегда происходит на разломе. В ситуации катастрофы появляется интересное искусство и жизнь. Художник лишается своего патрона в виде Минкульта или зрителя. Он может ничего не делать или делать гениальные вещи. Мы же находимся в ситуации, когда зритель просит показывать ему определенные фильмы. Умный зритель просит умные фильмы, глупый — глупые.