Стивен Содерберг: «Кино — это мой спорт»

Все сложности, с которыми я сталкивался, можно было решить, просто иногда я был слишком нетерпелив, чтобы это сделать. Самой большой проблемой было то, что камера очень чувствительна к вибрации. Это ограничивало меня в движениях (Содерберг не только режиссер сценарист и продюсер, но и оператор фильма. — Правила жизни), но и тут мы нашли выход. Есть такая компания, которая называется Beast Grip и делает своего рода миниатюрные клетки, внутрь которых помещается телефон на штативе. И на такие клетки можно вешать грузила, чтобы они не тряслись. В итоге эти стабилизаторы оказались так же хороши, как и привычная тележка. Мы снимали на три телефона, у каждого был максимальный объем памяти — 256 гигабайт. И на протяжении всех съемок я гадал: заполнится ли память у главной камеры до того, как мы закончим? Так вот: памяти хватило с запасом.

В художественном смысле это никак не повлияло на процесс? Что хотели, то и сняли?

В принципе да, хотя, в отличие от зрителей, я сразу замечаю разницу между первыми двумя днями съемок, когда я только обдумывал, как это все провернуть, и остальными, когда я уже точно знал, что сделать. И мне здорово помогло то, что я сосредоточился на открывшихся для меня возможностях, а не на неизбежных ограничениях. Зачем тратить время на то, чтобы расстраиваться, что ты чего-то не можешь? Лучше думать о том, что тебе по силам. Это очень освобождает.

Можно сказать, что вас вдохновил «Мандарин» Шона Бейкера?

Конечно. Я даже помню, что когда посмотрел его, то написал что-то типа: «Этот фильм ставит точку в дискуссии о способах съемки». Мне очень понравилась картина — особенно тем, что Шон сделал какие-то вещи, которые было бы сложно осуществить при традиционном способе съемки. Но в его случае выбор был продиктован бюджетом, а для нас съемка на айфон стала осознанным шагом. Зрителю неважно, какой камерой снят фильм, — и заслуга Шона в том, что он первым это понял. «Не в себе» продолжает этот тренд. Мы оба подошли к делу предельно серьезно, хотя я, должен признаться, выбрал марку смартфона совершенно случайно.

Изначально вы хотели выпустить этот фильм на платформе типа Netflix. Почему вы передумали?

Когда я посмотрел наш первый отснятый материал — даже не сам фильм, а то, как играет в нем Клэр Фой — я подумал, что было бы хорошо, если бы это вышло в кинопрокат. Часть меня была настолько поражена качеством картинки, что мне захотелось, чтобы как можно больше людей увидели «Не в себе» именно в кинотеатре. Чтобы они смогли понять, где мы сейчас находимся и где находится точка перегиба в технологиях. Часть меня хотела доказать всем в индустрии, что можно работать и так. Премьера на Берлинале была невероятной, я не мог поверить, как это круто выглядит с их навороченным проектором. У людей из 20th Century Fox, которые присутствовали на фестивале, раскалывалась голова, потому что они не могли понять, как смартфон мог создать что-то, что выглядело бы настолько хорошо.

Помню, вы говорили, что уходите из кино. Кто или что вас удержало?

В случае с «Не в себе» меня очень вдохновил наш продюсер Арнон Милч. Это человек, который в свое время занял очень интересную позицию на рынке, выпустив «Бразилию» (1985). Фильм вроде «Бразилии» для молодого и независимого продюсера — это, знаете, своего рода декларация намерений, показатель того, чего он хочет достичь. Уже тогда я думал: «Этот парень, Арнон Милч, он, должно быть, крут». Так и оказалось. Арнон — продюсер, максимально ориентированный на режиссера. Можно даже сказать, что он нас выследил, потому что мы держали фильм в абсолютном секрете. Но каким-то образом Майкл Шейфер, его сын, добыл сценарий, позвонил нашему директору по кастингу и спросил, что мы затеваем. Они были очень настойчивы. Майкл чуть ли не открытым текстом сказал, что он получил задание от Арнона взять нас за грудки и заставить поработать с ними. И это совпало с моими мыслями о том, что нам, может быть, хорошо бы выйти в кинопрокат.

Но я хотел, чтобы это было сделано по той же схеме, по которой мы выпускали «Удачу Логана» в Америке (в Америке Стивен и его компания сами договаривались о показах с кинотеатральными сетями, исключая из бизнес-цепочки прокатные компании; во всем остальном мире прокат был организован по традиционной модели. — Правила жизни) Арнон задумался, а потом перезвонил мне и сказал, что New Regency может купить права на международный прокат через Fox и таким образом мы сохраним нашу модель дистрибуции. И я согласился.

Почему Клэр Фой?

А почему нет? В ней есть что-то, из-за чего на нее хочется смотреть и смотреть. К счастью, мне не пришлось анализировать, что это. Я просто доверился своим глазам. Клэр может сыграть что угодно. Ее карьера не ограничена ничем — все зависит от того, за какие роли она будет браться.

В Америке любят жаловаться на засилье британцев в Голливуде, но вот что я вам скажу про тех, кто так говорит: да в жопу их! Дэниел Калуя тоже британец, и тоже наслушался эти разговоров, а в итоге его номинировали на «Лучшую мужскую роль» (за роль в фильме «Прочь». — Правила жизни)!

Так что единственным критерием для зрителя должно быть то, нравится вам или не нравится игра актера. А если следовать логике этой американской дискуссии, то мы придем к тому, что режиссеры будут настолько ограничены, что смогут выбирать только конкретных актеров. Например, кто-то не сможет играть однорукого героя, потому что у него две руки. Это абсурд.

А ваш фильм «Секс, ложь и видео» — как думаете, какое впечатление он произведет сейчас, на фоне той эволюции в отношениях мужчин и женщин, которая произошла в 21-ом веке?

Для меня это фильм прежде всего о том, как люди используют технологии, чтобы выстроить стену между собой и окружающими. Не думаю, что это как-то связано с гендерными проблемами. Знаете, не то чтобы вы заставили меня пойти и пересмотреть собственный фильм, но мне кажется, что если я это сделаю, то он покажется мне чем-то вроде прозы Джейн Остин. Потому что с тех пор мир стал настолько порочнее. Поступки героев «Секса, лжи и видео» не так страшны, если ты знаешь, что прямо сейчас твой ребенок может случайно наткнуться на харкдорное порно, и этот нечаянный контакт, возможно, изменит его психику навсегда.

Кстати, в ближайшее время компания Criterion хочет сделать ремастер фильма в Америке и снова выпустить его в прокат. После вашего вопроса мне стало интересно, а как люди воспримут этот фильм теперь. Но думаю, то, как я относился к его темам, то, как я пытался их раскрыть — все это должно выдержать испытание временем.

Меньше чем за год у вас вышло два фильма, сериал и несколько продюсерских проектов — фильмов, сериалов, документалок. На чем строится ваша продуктивность?

Каждый раз, когда меня спрашивают, на каком топливе это все работает, я теряюсь с ответом. Может, дело в том, что я отдаю себе отчет в том, что кино — это коллективный труд, и общие усилия важнее, чем любой индивидуальный проект. Поэтому темпы работы у нашей команды выше, чем у других. Я не из тех, кто будет годами пропадать между фильмами, собираясь с мыслями и накапливая силы на какой-то там шедевр. Со мной это просто не работает. На самой заре своей карьеры я усвоил простую вещь: чем быстрее я работаю, тем лучше получается. Дайте мне чуть больше времени, позвольте заняться самоанализом — и мой фильм станет только хуже. Поэтому, еще будучи начинающим режиссером, я задал себе вопрос: каким кинематографистом я хочу быть? И ответил на него так: кино — это мой спорт. Думаю, в этом моя сила, но не рекомендую такой подход всем. Тот же Кубрик со мной бы явно не согласился (смеется).

Ваши недавние сериалы — «Мозаика» и второй сезон «Девушки по вызову» — дают аудитории определенную свободу исследования сюжета. У «Не в себе» тоже может быть несколько развязок. Отсюда вопрос: у вас нет желания делать интерактивное кино? Может быть, даже с разными монтажными сборками для разных стран?

Да, меня определенно интригует эта идея! Выпускать одну версию фильма, а через неделю подменять ее другой и делать это частью дискуссии среди зрителей и журналистов. Я бы хотел, чтобы все знали: фильм, на который вы соберетесь в эти выходные, отличается от того, что на следующих выходных увидят ваши друзья. Это было бы здорово. И технологии уже позволяют нам это делать. Но я никогда не делаю что-то только потому, что у меня есть оригинальная техническая находка и потому что «раньше никто ничего подобного не делал». Для экспериментов нужно серьезное обоснование. Нужно, чтобы монтаж радикально менял драматургию, чтобы в новой интерпретации фильм действительно обрел вторую жизнь. Когда у меня появится такой сюжет, я обязательно попробую. Хотя, если учесть, что кинотеатры обязаны платить за каждую копию фильма, то это будет очень дорогой способ показать людям, насколько сильно я верю в силу монтажа (смеется).

А у вас ведь есть сайт, где вы перемонтируете чужие фильмы. «Врата рая», к примеру. Как к этому относятся авторы оригиналов?

Ну, я уже смирился с тем, что с моральной точки зрения эти эксперименты никак не защитить. Но, знаете, за этой работой ведь стоит жажда исследования, образования, попытки ответить на вопрос: «А что если?» Ведь когда ты оказываешься в монтажной комнате, ты начинаешь эту игру в догадки: А что если?» Иногда эта игра может завести далеко: например, стоило нам перемонтировать «Космическую одиссею 2001», как прилетело вежливое письмо от наследников Кубрика. Я сразу убрал фильм с сайта, но мне до сих пор кажется, что я имел право на эту фантазию, имел право задаться вопросом: «А что если весь сюжет фильма — это воспоминания HAL?» Если бы кто-то перемонтировал один из моих фильмов, я бы не волновался на этот счет. Ведь моя версия истории от этого бы не изменилась и не обесценилась. До тех пор, пока люди не выдают мэшапы моих работ ЗА мои работы, мне нет до них дела.

По вашим фильмам кажется, что вы такой Дон Кихот, отправившийся в поход против фармацевтических корпораций. Теперь вы целитесь в платные клиники, которые буквально держат людей в заложниках, пока не получат выкуп от страховых компаний. Насколько реалистична ситуация, показанная в фильме?

Абсолютно реалистична: подписав бумаги о том, что вам необходимо лечение, вы можете оказаться в ситуации, когда вас не выпустят из клиники до окончания этого лечения, даже если вы решили, что оно вам больше не нужно. Поскольку клиника получает за содержания пациентов деньги от их страховых компаний, то существует риск злоупотреблений. Но дело не только в корысти. В Америке терапевты документируют свои беседы с пациентами, и если во время очередной сессии больной скажет, например, слово «суицид», то врач обязан принимать меры — ведь с этого момента он становится ответственным за жизнь человека. Представьте, что кто-то совершил самоубийство, и в записях бесед этого человека с его психотерапевтом осталось свидетельство его планов. У врача и у клиники могут возникнуть серьезные неприятности, поэтому они предпочитают перестраховываться. Иногда это приводит к проблемам.

Одна американская журналистка написала, что ей не нравится в вашем фильме только одно — что он, цитата, «потакает интересам корпорации Apple, к бизнесу которой есть много вопросов». Вы ждали такой реакции?

Я не работаю на Apple, и мы ничего от них не получали. Я считаю, что обсуждать этику гигантских корпораций можно и нужно, но следует понимать, что они не одни такие, и ничего незаконного не совершают. Так что все, что нам остается, — это использовать нашу силу убеждения: «Эй, вы правда считаете, что это круто — вести свой бизнес вот так?» Но поверьте мне, если лезть в эти дела, то недолго докатиться до той же дискуссии про актеров, которым что-то можно играть, а что-то нельзя. Потому что если вы копнете под любую компанию — например, ту, которая продала вам одежду, — то гарантирую вам, что в ней тоже обнаружится какой-нибудь мудак. Поэтому я бы не зацикливался на брендах. Да, мы сделали Apple рекламу, но с тем же успехом мы могли снимать и на телефон другой марки. Например, Samsung. Просто так вышло, что у меня айфон.

Кстати, какой?

7+.