Как Борис Хлебников шел к «Аритмии»

А перед тем, как снять «Свободное плавание» (драму про то, как страшно в русской провинции иметь волю к жизни в отсутствие возможности эту волю проявить), Хлебников очень долго наблюдал вот какую сцену. В небольшом городке вечерело. Единственный фонарь светил над магазином с трогательно-страшным названием – то ли «Наталья», то ли «Калинка»; подробности потерялись в одном из многих радийных интервью. К источнику света начали слетаться местные молодые ребята. Режиссер, оставшийся без бензина, ждал неподалеку канистру с топливом, – а может быть, и спасительный рассвет. Но в провинциальной молодежи он увидел не дремучую угрозу, мерещащуюся другим москвичам, а пронзительный надлом – непонятно кем и чем подавленное желание трудиться, реализоваться и слезть с печи раньше положенных 33 лет. Эти стремления выкристаллизовались в герое Александра Яценко – самом русском человеке в нашем кино после потери Сергея Бодрова-младшего. Его персонаж ищет шанса посвятить себя какому-то делу, отдаться чему-то важному, а натыкается на бессмысленный, забюрократизированный, окоченевший и при том отвратительно веселенький мир. Спустя 11 лет уже заматеревший, но все еще тонкокостный герой «Аритмии» попытается сделать этому миру разряд дефибриллятором, но пока – не время.

При этом ошибочно думать, что москвич Хлебников, как какой-нибудь Лёвин, благоговеет перед «простым человеком». Готовясь к съемкам «Долгой счастливой жизни», он узнал про провинцию что-то такое, отчего потом в интервью Дмитрию Быкову, Авдотье Смирновой и Татьяне Толстой словно в полудреме задавался вопросом – не отдать ли все, что за Уралом, китайцам? И тут же сам себя хватал за грудки: нет, нельзя так даже думать. Общаясь с настоящими фермерами, он с подобающей режиссеру вестерна тягой к типологизации разделил русских людей на два типа: сильных, ни во что не верящих и слабых, которые во что-то да верят. Сила и слабость в этой системе координат – характеристики не из области этики: добрыми и злыми, по Хлебникову, могут быть и те, и другие. Но сильные предпочитают рвать всякие связи с внешним миром и заниматься своим хозяйством по-партизански. А слабые продолжают верить – и не особенно важно, во что: в рост зарплат или в оппозицию власти. Сил не прибавляет ни то, ни другое.

Другое возможное следствие киноведческого образования – стремление делать жанровое кино, которое всякий раз разбивается о реализм. «Начинаешь изучать вопрос документально, и это уводит от жанра», – шутя жаловался Хлебников в интервью Быкову. «Долгая счастливая жизнь» должна была стать вестерном по мотивам «Ровно в полдень» Фреда Циммермана – фильма, удивительным образом совместившего в себе левацкую и консервативную повестки. Как и Стивен Спилберг, Циммерман хотел напомнить западному миру, как легко тот допустил Холокост и не заметил кровавую драму у себя перед глазами. Спилберг для этого впустил в черно-белый кадр девочку в ярко-красном пальто. А Циммерман придумал вестерн, в котором благочестивые, набожные и всесторонне достойные жители городка один за другим предают шерифа, когда приходит беда. В нашумевшей в 2012-2013 годах «Долгой счастливой жизни» не осталось ничего жанрового, но сохранилась та же идея: мы, конечно же, пошумим, но не придем на помощь героям.

С «Аритмией» – та же неразбериха: когда после «Кинотавра» у Хлебникова, Яценко и Ирины Горбачевой спросили, какой у фильма жанр, все трое дали разные ответы. Хлебников сказал: «Точно не трагедия, но драма». Горбачева – «мелодрама», Яценко – «трагифарс». Фильм вообще вырос из тритмента для канала ТНТ: Борису Хлебникову и его соавтору Наталии Мещаниновой предложили написать и снять романтическую комедию «выходного дня». Героями должны были стать молодые люди, решившие расстаться, но не имеющие возможности разъехаться: общая съемная квартира оплачена на четыре месяца вперед. Но потом они стали врачами, началось ответственное погружение в будни ярославской «скорой помощи» и выяснилось, что материал не умещается в развлекательный слот ТНТ– но достоин самого широкого проката.

Жанровая неустроенность к лицу этому фильму: чем меньше в кадре строгих правил, тем больше в нем вольной правды и подлинной жизни. Скорее всего недолгой и точно несчастливой, но насыщенной смыслом и действием. По сравнению с предыдущим, однозначно трагическим кинофильмом Хлебникова, «Аритмия» поражает своей витальностью и идеализмом. Партизан, которого режиссер обнаружил в «Долгой счастливой жизни», перебрался из деревни в город и поверил наконец в другого человека. Другого человека играет Ирина Горбачева, поэтому верить в него легко – но нелегко сделать так, чтобы и он в своего партизана поверил. Спустя неделю после премьеры не будет, наверное, спойлером сказать, что жизнь героев после титров и песен Стрыкало вовсе не устроится. Незлобивое, но смертельно опасное начальство и дальше будет закручивать гайки своими рационализаторскими идеями. Пациенты никогда не перестанут сопротивляться своим спасителям. Врач «скорой помощи» Олег едва ли бросит пить и смотреть на мир затравленным взглядом. А у врача приемного отделения Кати всегда будет висеть в «черновиках» эсэмэска с предложением развестись.

Изменилось только одно и, возможно, лишь в фильмографии Бориса Хлебникова. Пять лет назад его «Долгая счастливая жизнь» завершилась тем, что помощь, которую ждал герой, не пришла. В финале нового фильма перед каретой «скорой» бежит, словно Санчо Панса, герой Николая Шрайбера, – и огромные руки этого фельдшера расчищают дорогу, как дворники на стекле мокрый снег. Вполне может быть, что людей, спешащих на помощь, больше не стало – зато прибавилось тех, кто понимает, как важно вовремя уступить дорогу. Судя по итогам «Киинотавра» «Края света» – фестивалей, пытающихся выразить интересы самых разных Россий, – в 2017-ом году отечественный кинематограф решил уступить дорогу «Аритмии». Уже хорошо.