5 претензий к корейскому зомби-сериалу «Мы все мертвы», обогнавшему по рейтингам «Игру в кальмара»
За три дня после премьеры сериал набрал 125 миллионов часов просмотра по всему миру, опередив по популярности другие прорывные хиты-соотечественники — «Игру в кальмара» и «Зов ада». Но чего таить, «Мы все мертвы», в отличие от той же «Игры», не может похвастаться оригинальным сюжетом или сеттингом: студентку школы вымышленного города Хесан кусает зараженный вирусом хомяк — и всего через несколько часов город превращается в эпицентр зомби-эпидемии. Пожалуй, это все, что нужно знать о сюжете. Важно оговориться: «Мы все мертвы» — неплохой, качественно сделанный сериал, но именно его популярность сподвигла нас присмотреться к нему поближе и рассказать, что с ним не так.
Зомби всем надоели
По мнению нескольких киноведов, у зомби-хоррора — некогда одного из самых популярных субжанров фильмов ужасов — есть дата смерти: 2013 год. Тогда в прокате провалилось множество картин о ходячих мертвецах, после чего хоррормейкеры переключились на новые нарративы. Хоррор всегда был чутким к социальным турбулентностям жанром, впитывающим все фобии и фрикции общества: образ орды зомби символизировал и лишенный финансовой защищенности прекариат 1960-х, и пострадавших после 11 сентября и кризиса 2008 года. Но после десятков схожих картин зомби перестали работать как метафора.
Вместе с тем монстры отражают страх развитого общества перед вирусами, милитаризацией властями здравоохранительных институтов или фармакополитическим заговором. В «Мы все мертвы» хомяк кусает девочку, в Ухане нулевой пациент ест летучую мышь — не иначе зомби-апокалипсис наполняется новыми коннотациями во времена Covid-19 и, по крайней мере в теории, может хотя бы ненадолго стать востребованным снова. Но главная проблема в том, что «Мы все мертвы» остается старорежимным зомби-хоррором, никак не работающим с, простите, постковидной реальностью: в этот момент зрителю положено любоваться сценарной работой, преображающей и так богатый на материал период эпидемии в гиперболу. Что в таком случае остается от «Мы все мертвы»? На самом деле, не так уж и много — корейский ремикс «Ходячих мертвецов» про подростков.
Сюжетные линии неравноценны
Пять-шесть сюжетных линий: группа школьников пытается выжить в колледже; случайно попавшие сюда же профессиональные стрелки из лука, возвращающиеся с соревнования, очищают школу от мертвецов; двое учеников, подвергавшихся травле, заперлись на крыше и желают всем одноклассникам смерти; отец одной из школьниц отправляется вызволить дочь из колледжа; полицейский с грудным ребенком ищет путь к военным. Проблема в том, как здесь распределен сюжетный материал: авторы подчас забывают переключаться между героями и монтировать повествование так, чтобы не задерживаться слишком долго на одном герое. Полицейский появляется четыре раза за все 12 эпизодов, про существование лучников забывают каждые две серии, школьники на крыше остаются мерзнуть на ветру за кадром. Все внимание направлено на большую группу студентов, запертую в классе.
Нельзя сказать, что именно у этого сюжета припрятан туз в рукаве: своего рода апокалиптическая экскурсия по школе — студенты украдкой перемещаются из класса в класс, теряют товарищей по пути в коридоре, а попав в новую комнату, выясняют отношения. Большинство эпизодов сосредотачиваются на мелкой моторике выживания, а противостояние с зомби превращается в не то чтобы очень интересные боевые ситуации.
Сюжет превращается в передачу Беара Гриллса
Посмотрите, как на возрасте героя построена вся повествовательная стратегия фильма «#выжить» — уж действительно заслуженного корейского хита о зомби-апокалипсисе. О Джун Ву — хардкорный геймер, прозевавший из-за сессии в онлайн-игру начало зомби-эпидемии, — заперт в многоквартирной панельке, но с уймой гаджетов. Вот он свод — правил выживания зумера: использование дрона, телефона, колонок, селфи-палки — только так, чтобы выжить. Именно навороченные гаджеты становятся механикой повествования и находят разрешение для уймы интересных и опасных ситуаций, в которых взрослые стали бы прикормом для ходячих мертвецов. Нужно увести группу зомби подальше от входа — используй дрон; хочешь посмотреть, как обстоят дела с инфицированными этажом ниже, — селфи-палку.
«Мы все мертвы» по всем параметрам — подростковый сериал и прежде всего сфокусирован на группе студентов, но их стиль выживания скорее напомнит передачу на «Дискавери» про Беара Гриллса: десятки минут уходят на, может быть, нужную, но не слишком увлекательную нюансировку — дотянуться до пожарного шланга и перебросить через окно, перелезть по тонкому парапету в радиостудию. Во многом сериал может напомнить survival-игры (или, как их прозвали в рунете, «выживачи»), в которых нужно постоянно следить за запасами провианта и мастерить орудия, чтобы выжить в экстремальных условиях. Одно дело — в них играть, другое — смотреть.
Netflix спекулируют на экзотизме
Вероятно, самое поверхностное, наивное и при этом логичное предположение, почему корейские сериалы стали такими популярными, — в их экзотизме. В свое время, правда, с меньшим размахом, Netflix и Apple TV продвигали израильские шпионские триллеры как новый, не изученный западным зрителем локальный жанр. «Игра в кальмара» была первым прорывным и весьма влиятельным и в финансовом, и в культурном плане хитом: яркая цветовая палитра, тематический аттракцион жестокости как пародия на азиатские трэш-шоу, наконец, проработанный сюжет. Во многом успех «Кальмара» помог стать замеченным «Зову ада» — другому корейскому сериалу, который, впрочем, хочется рассмотреть и забыть. Создается впечатление, что зритель готов смотреть определенные нетфликсовские проекты только благодаря хештегу «Корея», ассоциациям с «Игрой в кальмара» и надежде, что успех сериала можно повторить. Вероятно, популярность «Мы все мертвы» объясняется трендом, а не его ценностью как самостоятельного высказывания — для этого сериал слишком вторичен.
В сериале 12 серий, хватило бы и шести
За последнее десятилетие даже самые успешные телеканалы и стриминговые сервисы были вынуждены признать, что бороться за зрительскую экономику внимания стало все сложней. Пережитком прошлого стали 24-серийные телероманы, урезавшие хронометраж до 13 эпизодов, затем округлившиеся до десяти, пока не остановились на почти повсеместном стандарте — восьми эпизодах. Небольшая аномалия: «Мы все мертвы» длится почти 12 часов. Именно растянутый хронометраж — самая большая неудача, которая обостряет и делает такими раздражающими все предыдущие пункты: обилие ненужных боковых сюжетных линий, еще более детальное и так утомительное нюансирование выживания и однообразное противостояние с инфицированными.