Бег на месте, Набоков и Кафка

Спойлеры смерти подобны. «Бегущего по лезвию 2049» так ревностно оберегали от спойлеров, что фильм не показали ни в престижной Венеции, ни в родном для его создателей Торонто. А режиссер письменно попросил всех критиков не раскрывать ни детали сюжета. После просмотра становится ясно, к чему были эти меры безопасности. Трейлеры смонтированы так, что почти во всех ключевых сценах фильма зритель может догадаться, что произойдет дальше. А рецензии попросту страшно открывать. Поэтому в описании сюжета ограничимся тем, что известно из предыстории первой части. В будущем всю грязную работу за человечество делают репликанты – создания, которых невозможно отличить от людей. На дальних рубежах космоса без них не обойтись, а вот на Земле на них объявлена охота. Полицейских, отстреливающих репликантов, называют «бегущими по лезвию», а для убийств придуман эвфемизм «отправить в отставку». Некоторые андроиды (как их называл Филип Дик и как их ненавидит называть Ридли Скотт) знают, что не являются людьми, некоторые – нет. Главные инструменты контроля творцов над созданиями – искусственные воспоминания и короткая продолжительность жизни. Действие первого «Бегущего по лезвию» происходило в Лос-Анджелесе 2019-го года. С тех пор минуло 30 лет. Это – максимум того, что нужно знать о второй части, чтобы не испортить себе просмотр.

Дени Вильнев снял фильм Ридли Скотта. До недавнего времени канадец Дени Вильнев не имел дел с чужими вселенными и франшизами – только с книгами. И во «Враге», и в «Прибытии» он переписал литературные источники под себя. С «Бегущим по лезвию 2049» (на основе которого многие сделают вывод и о грядущей «Дюне») все сложилось иначе. Этот фильм – та еще игра в имитацию. Вильнев настолько предан Скотту, что даже берет раскадровки, от которых в свое время отказался старший товарищ. У героя Гослинга на стене в кухне – та же плитка, что и у героя Форда в первой части. На лица обоих бегущих по лезвию то и дело падают тени от жалюзи, и черно-белые полосы изящно иллюстрируют двойственную натуру персонажей. В вымышленном Чайнатауне за тридцать лет не произошло никаких перемен: все еще льет кислотный дождь, передвигаться по-прежнему удобнее на велосипеде, а на огромных экранах рекламируются те же бренды – например, PanAm. Герой Форда во многом напоминал персонажа Джека Николсона из «Китайского квартала» Полански – поэтому и на переносице у Гослинга после драки появляется знаменитый лейкопластырь. Расследование ведется по всем законам нуара: герои обоих «Бегущих по лезвию» долго всматриваются в изображения (кстати, в каждом из фильмов есть оживающие фото), а недостающий элемент пазла вновь оказывается спрятан на самом видном месте. У репликантов больше не светятся глаза, как у ночных животных (важная для Скотта метафора), но зато теперь у нас есть незабываемые глаза слепого гения в исполнении Джареда Лето. А на саундтреке по-прежнему уживаются электронная музыка и сдавленный джаз.

Есть ощущение, что этот фансервис не оставляет Вильневу сил на то, чтобы изобрести что-то новое – или хотя бы отстоять перед богоподобным продюсером что-то свое. В фильме нет ни пугающей непредсказуемости «Пленниц», ни пронзительности «Прибытия», ни иррациональности «Врага», ни чувственности канадских картин режиссера. Это все тот же «Бегущий по лезвию» Скотта: фильм с бездонными недрами и с выжженой поверхностью. Как «философская фантастика» он работает на все сто, как «простая человеческая история» – не совсем. С первой частью было ровно так же – и каждому зрителю стоит себе об этом напомнить.

Убедитесь, что ваши впечатления от «Бегущего по лезвию» 1982-го года – не имплантированные воспоминания. Из 2017-го года может показаться, что фильм Ридли Скотта – драма очень интенсивных переживаний. Зрители или видели его очень давно, или запутались в версиях монтажа, или проецируют на него впечатления от более поздних картин режиссера. Поэтому бунт репликантов хочется сравнивать с героикой «Гладиатора», бегство влюбленных – с отчаянным протестом «Тельмы и Луизы», а саспенс – с людоедским «Ганнибалом». На самом деле ностальгические чувства нас подводят: оригинальный «Бегущий по лезвию» был очень скуп на эмоции, хоть и щедр на загадки. Отношения между героями Харрисона Форда и Шон Янг – не самая сильная история любви в кино, актеры и актриса вообще не ладили друг с другом. Финальное противостояние Форда и Рутгера Хауэра, несмотря на гений последнего, тоже не лучшая экшн-сцена в мире: чего стоит только реакция Форда, когда его герою ломают пальцы, и неловкое карабканье по книжному шкафу. Фильм очаровывал не тем, что в нем происходило, а тем, что могло произойти, потому что Ридли Скотту удалось спроектировать вселенную, живущую отдельно от кино. И это заслуга не актеров и не сюжета, а художественного видения и упрямства режиссера.

В похожую ловушку памяти мы, кстати, то и дело попадаем со старыми «Звездными войнами»: их мир настолько велик, что герои в нем уменьшаются до размеров частиц-архетипов (принцесса, принц, разбойник, оруженосец) и мы забываем, что и играли актеры неважно, и развития характеров особого не было, и сценаристу пушистые вуки были куда милее, чем людские души. Зритель, который пересмотрит фильм Скотта перед фильмом Вильнева, наверняка отметит прогресс в драматургии. Всем остальным покажется, что «Бегущий по лезвию 2049» – недостаточно страстный любовник/собеседник/или чего там они ждут от кино.

Если первый «Бегущий по лезвию» равнялся на Вагнера, то второй предпочитает Набокова и Кафку. В финале фильма Ридли Скотта репликант-воин в исполнении Рутгера Хауэра вспоминает битву при неких вратах Тангейзера. Вплоть до «Прометея» (то есть целых тридцать лет) мы в большинстве своем и не догадывались, как важна для британского режиссера эта тема. В опере Вагнера герой хотел вернуться из божественного небытия к земному бытию: амбициозный Тангейзер сперва рвался в грот к Венере, а потом пытался ускользнуть назад в бренный мир. Дени Вильнев тоже оставляет маячки (а может, и мины-растяжки – кто его знает) для культурологического анализа.

В кадре мелькает «Бледный огонь» Набокова. Это поэма и метатекст в одной книге, суть которых можно очень грубо выразить так: жизнь тождественна творчеству, писатели выстраивают свои судьбы в соответствии с литературными образами, а любой автор, сочиняя действительно личную историю, предсказывает и призывает свою смерть. Впрочем, структура книги даже важнее содержания: у Набокова в сюжете есть два героя, оспаривающих авторство одного вымышленного текста. Один из них – тот, кто его написал. Другой – тот, кто искренне верит, что идея принадлежала ему, и поэтому пытается по-своему интерпретировать результат чужого труда. При желании таким же образом можно описать и творческий союз Скотта-Вильнева – так что короткая сценка с книжкой еще даст культурологам пищу для размышлений.

Вторая заметная уже сейчас смысловая игра: служебное имя героя Райана Гослинга – К («Кей»), но самому ему больше по душе «Джо». Йозеф К. – герой «Процесса» Франца Кафки и ему, вот совпадение, столько же лет, сколько и персонажу «Бегущего по лезвию 2049». Но, пожалуйста, не проверяйте эту информацию до того, как посмотрите фильм.

Различия в режиссуре Вильнева и Скотта куда интереснее самого фильма. В «Бегущем по лезвию 2049» есть три показательные реплики. «Я когда-то тоже был копом, хорошим», — напоминает персонаж Форда. «В те времена это было гораздо легче», – отвечает герой Гослинга. «В любой картине виден след автора», – говорит инженер сновидений. Если представить (хотя бы от скуки), что это больше, чем просто слова персонажей, то получается значимое высказывание о кинофантастике вообще и об отношениях между режиссерами и продюсерами.

В фильме Вильнева достаточно антитез фильму Скотта. Немалая часть событий происходит днем, хотя для первой части была критически важна ночь – и как время нуара, и как способ не выйти второй раз за рамки бюджета. Оба режиссера обожают дождь, но стихией Скотта был еще и огонь, рвущийся вверх из труб над Лос-Анджелесом и горящий в глазах репликантов. У Вильнева огромную роль играет вода – и в сцене ее сброса из плотины падает и напряжение в зрительном зале. Скотт решительнее, Вильнев мягче. Отсюда – и сорок пять минут разницы в хронометражах. Вильнев предпочитает более теплую цветовую гамму, а палитра его фильма гораздо богаче. Гуманизм Скотта замыкался на герое и героине, а Вильнева вот уже второй год подряд тянет говорить обо всем мире сразу: рабский труд репликантов (и не только их, но мы обещали без спойлеров) сравнивается с эксплуатацией мигрантов из бедных стран, а в подъезде у героя Гослинга царит такая ксенофобия, что андроидам Дика и не снилось. «Бегущий по лезвию», к слову, был первым американским фильмом британца Скотта, а Вильнев родом из Канады, кинематограф которой Голливуд всегда считал провинциальным. Так что у обоих были поводы отождествлять себя с героями.

В «Бегущем по лезвию 2049» есть два интонационных финала, и первый из них совершенно не соответствует тому, как принято снимать интеллектуальную фантастику в XXI-ом веке. Тот же Вильнев привык завершать свои фильмы иначе, но здесь ему по какой-то причине важно воспроизвести формулу Скотта из «Бегущего по лезвию», «Чужого», «Прометея» и «Завета». Зритель ждет, что в финале ученик поставит учителю мат, а творение взбунтуется против творца, но этого не происходит. Вильнев как будто щадит Скотта, продолжая играть по правилам, им придуманным. С другой стороны, как еще репликанту доказать, что он человек.

Как и недавняя «мама!», фильм может стать жертвой завышенных ожиданий. «маму!» Даррена Аронофски ругают за две вещи – за то, что в ней все слишком очевидно, и то, что она наделала чересчур много шума на фестивалях, а в итоге оказалась фильмом совсем не фестивальным. «Бегущий по лезвию 2049» – это тоже скорее произведение живописи, чем литературы. Задача любого фильма о будущем – пережить настоящее, и самый верный способ сделать это – ставить вопросы, на поиски ответов на которые уйдут годы. У Ридли Скотта такой вопрос был: репликант ли Декард? Его принципиальная неразрешимость (актер верил в одно, режиссер – в другое, а писатель, который мог бы их рассудить, умер до премьеры) заставляла зрителей копать глубже – задумываться о кибергуманизме и размышлять о судьбе такой штуки, как душа, оказавшейся при дворе такой штуки, как наука. После «Матрицы» тоже осталось немало вопросов, которые с азартом принялись решать такие умы, как Славой Жижек. «Бегущий по лезвию 2049» уходит от открытого и провоцирующего на работу ума финала, который вполне мог бы выиграть для этого фильма несколько лет жизни.

Если история о репликантах чему-то и учит, так это тому, что свечи, которые горят ярче всех, и гаснут быстрее. Такими словами ученый и магнат Тайрелл объяснял своему созданию, андроиду Рою, почему тот обречен жить всего четыре года. «Бегущий по лезвию 2049» кажется фильмом с судьбой Роя. Он невероятно эффектен и действительно красив: живопись и поэтика Вильнева еще не раз станут темой лекций в ближайшем от вас антикафе. Он успевает поднять очень много интереснейших тем, перечислить которые невозможно без спойлеров. Своим обрывистым монтажом он заставляет зрителя додумывать каждую из сюжетных линий – и романтическую прежде всего. Многим из персонажей – особенно героиням Маккензи Дэвис и Робин Райт – хочется продлить жизнь после титров. А ребусов с Тарковским, Кафкой и Набоковым точно хватит на повторный просмотр. Но кажется, что «все эти мгновения затеряются во времени», как объяснил перед смертью Рой. Этот фильм-репликант слишком быстрый и яркий, чтобы успеть сформулировать один-единственный действительно важный вопрос на поколение вперед. В остальном с ним все хорошо. В конце концов, в нем есть Райан Гослинг, играющий на пианино, а уже этого должно быть достаточно, чтобы сорваться в кино.