Отец родной: каким получился второй сезон «Ведьмака»
В качестве наглядного пособия вспомним, как создатели «Мира Дикого Запада» Лиза Джой и Джонатан Нолан превратили свой сериал в петляющий временной континуум: среди множества сюжетных лоскутков зрителю предлагали следить за погоней циничного старика, выведенного под именем Человек в черном, за андроидом Долорес, которую, в свою очередь, пытался спасти молодой романтик Уильям. Долорес — андроид, убежденный в своей человечности, — была разгадкой к тематическому парку, симулирующему быт времен Дикого Запада, и вопросу, есть ли у роботов сознание; Уильям — посетитель парка, который должен был бы наслаждаться развлечениями вроде стрельбы по роботическим ковбоям и индейцам, но вместо этого влюбился в машину; Человек в черном — игроман, уже несколько десятилетий подряд посвящающий выходные парку и погоне за Долорес.
Внимательный зритель мог бы заметить (но чаще всего и он не замечал), что Человек в черном настигал Долорес, когда она по тем или иным причинам оказывалась без Уильяма. Затем: сценаристы показали, что мы наблюдали за двумя временными отрезками с разницей в десятилетия, а Человек в черном — это постаревший Уильям (Долорес, понятно, не стареет — она андроид). У такого приема определенно должно быть название в сценарном цехе, но в популярной критике это называют mindbender («выворачиватель мозга») или даже mindfuck (здесь все прозаичнее).
К чему это? К тому, что, несмотря на пропасть в жанровых, тематических и интонационных отличиях, первый сезон «Ведьмака» пытался следовать той же повествовательной формуле. У первого сезона был, что называется, высокий порог входа, не слишком дружелюбный к неофиту: три, казалось бы, развивающиеся параллельно сюжетные линии оказались тремя временными пластами, отделенными друг от друга годами. Mindfuck не случился сразу по нескольким причинам: потому, что шоураннеры пытались впихнуть в несколько эпизодов события сразу нескольких книг, что и привело к такому структурному решению; потому, что фэнтези не слишком идет заигрывание с темами имени братьев Нолан; наконец, потому, что «Ведьмак» (хоть им и занимались не последние на телевидении люди) напоминал ошибку дебютанта — большее, чем нужно, количество тем, тонущих в ненужной нюансировке. Так, игра с таймлайнами стала еще одним элементом, перегружающим сериал.
Здесь надо оговориться: второй сезон разом исправляет все ошибки: аскетичный, скупой, не пытающийся заискивать сложносочиненной конструкцией или обилием тем, «Ведьмак» становится образцовым фэнтези, как и планировали шоураннеры. По сути, магистральная тема одна — отцовство. Если попробовать описать нового «Ведьмака» через аналогии, получится что-то вроде видеоигры The Last of Us в темном фэнтези страдающего Средневековья. Как и в «Последних из нас», Геральт становится если не отцом, то наставником для княжны Цири, как им становится контрабандист Джоэл для девочки Элли. В мире The Last of Us, зараженном грибовидными спорами мицелия, гены Элли, невосприимчивые к вирусу, становятся панацеей для человечества. В саге о Ведьмаке иначе — Цири, фигурантка некоего Предназначения, приведет мир к гибели.
Напомним карту местности: идет война между северными королевствами и южным государством Нильфгаардом, грядет геноцид нелюдей, в мире появляется все больше чудовищ. В середине этих событий — Геральт (Генри Кавилл), в финале первого сезона после знаменательной битвы при Соддене пообещавший оберегать Цириллу (Фрейя Аллан), княжну павшей Цинтры, которая, согласно пророчеству, может изменить ход истории. Вместе они отправляются на зимовку в Каэр Морхен — крепость, где обучают ведьмаков школы Волка. В крепости герои встретят учителя Геральта Весемира (Ким Бодния с набриолиненной прической) и ведьмаков Ламберта (Пол Буллион), Койона (Ясен Атур) и Эскеля (Бэзил Айденбенц). Собственно, второй сезон — роман воспитания в декорациях дарк-фэнтези. Цири предстоит научиться владеть мечом и — что сложнее — жить среди непросыхающих мужиков, разучившихся стирать перепачканные кровью василисков портки.
Первый сезон «Ведьмака» напоминал что-то вроде сверхъестественного процедурала, где почти на каждый эпизод приходился монстр и логичное его уничтожение. Подобную структуру в последующем сезоне шоураннеры позволяют себе всего один раз, когда Геральт и Цири набредают на поместье давнего приятеля ведьмака Нивеллена (Кристофер Хивью) — заколдованного человека-борова, которого хорошо бы расколдовать. После «Ведьмак» превращается в последовательный, связный телероман (события второго сезона основаны на третьей книге Сапковского «Кровь эльфов»): на Континенте появляются новые, неизвестные ведмачьим бестиариям, подвиды чудовищ; чародейка Трисс Меригольд (Анна Шаффер) обучает Цири магии; другая чародейка, любовница Геральта, Йеннифер (Аня Чалотра) бежит из плена эльфов.
Может быть, второй сезон приобретает некую округлость и логичность именно потому, что придает самому Геральту глобальную цель. В сущности, кем был Ведьмак первого сезона? Наемником, еле сводящим концы с концами и почти каждую серию выходящим на ночную охоту на стрыгу или кикимору ради смешного гонорара. Несколько дней назад один внимательный геймер сопоставил курс крон Континента с курсом рубля: например, за опасный квест по устранению призрака у колодца в игре The Witcher III Геральт получит всего 5950 рублей. Это мир игры, но он не слишком отличается от сериала: Геральт — страдающий от безденежья прекариат, живущий от подачки к подачке. В этом отношении Цири подсвечивает и акцентирует настоящее предназначение Геральта — наставника, аполитичного политика, ввязавшегося в придворные интриги, человека, преломляющего ход истории.
Вместе с тем второй «Ведьмак», быть может, как и первый, страдает от чрезмерной серьезности, которой не хватает иронии игр и книг. Кавилл снова отыгрывает мачистского — уж очень хемингуэевского, — хоть и сдержанного персонажа. Сериальный Геральт относится к себе слишком серьезно: буквально в каждой сцене Ведьмак скрещивает руки при разговоре, демонстрируя жилистые предплечья, по-прежнему рычит, чеканя слова, — Кавиллу, в отличие от Геральта из игр, не хватает самоиронии, обеспечивающей половину удовольствия при соприкосновении с персонажем.