От femme fatale до супергероев и андроидов: эволюция киногероев за последние 100 лет
От femme fatale до супергероев и андроидов:эволюция киногероев за последние 100 лет
Все мы любим подводить итоги года. Еще больше — итоги десятилетия. Выбрать личность, событие, феномен, которые могли бы охарактеризовать все десятилетие целиком, — задача трудная. С кино немного легче: каждая декада требует своего экранного героя, сталкивающегося с препятствиями времени. Вместе с IVIмы попробовали определить, какие главные жанры появились за последние сто лет и какие фильмы стали флагманами этих жанров.
1920-е
Femme fatale
Подведенные глаза. Неизменная алая помада. Бледное, как молочная сыворотка, острое лицо. Deadly beautiful. В первых хоррорах раннего Голливуда, как правило снятых немцами-экспрессионистами, перебравшимся в США, появляется образ, который на готический манер называют «женщина-вамп».
Все в нем, на первый взгляд, выдает другую архетипичную героиню кино — femme fatale. Так и есть, роковая женщина провалилась в популярный в конце 1940-х нуар прямиком из фильмов ужасов. Это расхожий, обязательный, временами даже навязываемый сюжет: девять нуаров из десяти рассказывают о хорошем мужчине, соскальзывающем в воронку из-за не очень хорошей, как правило связанной с криминальным миром, женщины. Так, например, было в «Мальтийском соколе» Джона Хьюстона, «Убийцах» Роберта Сиодмака и «Китайском квартале» Романа Полански.
При этом в femme fatale парадоксально уживались эмансипационистский посыл и male gaze: киноиндустрией заправляли мужчины, поэтому образ роковой красотки пытался в доступных им терминах определить женскую (или, как им виделось, инфернальную) природу неповиновения патриархальному строю. Сейчас образ femme fatale ладно встраивается в фем-риторику и поддается современной редакции: вспомним дилогию «Девушку с татуировкой дракона» или — почему бы и нет — «Лару Крофт».
1930-е
Padrino
Padrino или capo di tutti capi (босс всех боссов) — так называют глав американско-итальянских мафиозных семей. Популярность жанра росла пропорционально реальному распространению влияния криминальных организаций. Первыми темными героями американского кинематографа стали гангстеры-налетчики — из современного вспомним продолжателей традиции: «Джонни Д.», «Охотники на гангстеров» и «Легенду». Затем зритель заинтересовался бутлегерами — здесь культовые «Закон ночи» и «Неприкасаемые». Наконец, прекрасно чувствующими себя и сегодня мафиозными кланами, — и тут уже обратившаяся в мрамор классика вроде саги о «Крестном отце» или «Славных парней».
Анализируя популярность тропов о серийных убийцах (о них чуть ниже), киновед Робин Вуд писал, что персонажи-антагонисты привлекают зрителя смелостью, которой ему не хватает: бросить вызов системе, нарушить ее законы, вести жизнь ренегата. В этом смысле мафиози были воплощением темной стороны американской мечты, хищнического капитализма, принципа «грабь награбленное». В глубине души не один и не два американца хотели чеканить фразы в духе Вито Корлеоне и грести деньги лопатой, как это делали персонажи фильмов Скорсезе (ну, перед тем как сесть в тюрьму).
1940-е
Ковбой-наемник
В плане долголетия вестерн напоминает роман: еще с 1960-х филологи по всему миру водят траурные хороводы, предвещая закат романной формы, но она и поныне прекрасно себя чувствует. Трудно припомнить более живучий, не жалующийся ни на артрит, ни на хромоту жанр, который вот уже почти сотню лет не сходит с больших экранов. Под стать главной фигуре жанра — Клинту Иствуду, не желающему слезать с седла.
Вестерн был тем жанром, который можно смотреть сразу на двух уровнях: с початой бутылкой газировки и попкорном или открытой в телефоне Википедией (если вам интересен заплыв в историю расширения фронтира). Вестерн кажется чем-то большим, чем чехарда из ковбоев и индейцев, магнумов и кольтов: первые фильмы были попыткой осмыслить и героизировать американское прошлое; показать исключительно юридическую эволюцию места, где нет правил и все дозволено — и теперь превратившегося в одну из самых могущественных стран мира.
Сейчас, чего таить, вестерн — это мачистский шутер, в который нельзя поиграть, но за которым любопытно наблюдать. Еще раз о том, что жанр не собирается выходить на пенсию, говорит его популярность на рынке: «Великолепная семерка» или совсем недавние «Братья Систерс». Бонус для тех, кто любит спагетти-вестерны, — тарантиновский «Джанго освобожденный».
1950-е
Самурай
Фильмы о самураях, или дзидайгэки, были популярны в Японии и ранее, но на глобальный кинорынок вышли в середине 1950-х. Тогда, в 1956 году, «Семь самураев» Акиры Куросавы выиграли «Оскар» Американской киноакадемии. Их популярность объяснялась банальным этнографическим интересом к нездешнему экзотизму японской военной культуры. Кроме того, герой азиатского кино ладно встраивался в систему чаяний американцев и европейцев о воине, несущем справедливость.
Было бы наивно думать, что американская киномашина не попробовала бы колонизировать жанр: боевая хореография с катанами есть в дилогии «Убить Билла», а Киану Ривз берется за рукоять и в «47 ронинах», и в «Джоне Уике». Впрочем, есть более глубокомысленное кино, осуществляющее разведку в поле японской культуры изнутри, вроде «Последнего самурая».
1960-е
Шпион
Исключительно британский жанр, считающийся таким же достоянием, как йоркширский чай, Биг-Бен и Парламент; жанр, не позволяющий себе выйти на публику без двубортного костюма и блестящих оксфордов. Холодная война, «красная паранойя», угроза ядерной войны, проект «Часы Судного дня» — тот вполне реальный контекст, который повлиял на создание образа шпиона, британского агента МИ6 или несколько потускневшего и лишенного лоска американского наемника. Эту географическую иерархию очень хорошо объясняет нолановский «Довод», где американские агенты перед выполнением задания приходят на поклон к британской аристократии.
Здесь шпионский цех делится на две ветки: умное, медлительное кино, скорее напоминающее романы Джона Ле Карре или репортаж с шахматного турнира. То есть хитросочиненные стратегические многоходовочки, где почти нет места выстрелам: например, «Самый опасный человек» и «Шпионский мост». Или же бойкие экшены, где люди стреляют в дискотечном темпе, а потом думают (чтобы никого не обидеть, скажем, что получается увлекательно). Записывайте: «Агенты А.Н.К.Л.», «Казино "Рояль", "Координаты "Скайфолл" и "РЭД".
1970-е
Final girl
Как бы парадоксально ни звучало, слэшер 1970-х выполнял морализаторскую, почти пуританскую функцию: он выступал против свободной любви и новых форм социальных отношений шестидесятников, хиппи и битников. Именно так появился архетип последней девушки — как правило, прилежной студентки с безупречной моральной репутацией, которая чаще других оставалась в живых после столкновения с маньяком. Тот, кто видел «Пятницу 13-е», знает последовательность, с которой герои слэшера начинают исчезать с экрана: сначала в расход идет капитан футбольной команды, затем черлидерша и так далее. Все просто: выживает тот, кто чист душой.
Вообще, слэшер можно подвести к своего рода математической формуле — скажем, в восьми случаях из десяти выживет девушка. Проверить уравнение можно на примерах «Не дыши», «Хеллоуина» и «Черного Рождества».
1980-е
Маньяк
В 1960–1980-е США превратились в сериал «Американская история ужасов»: Сын Сэма, Джон Гейси, Ночной Сталкер, Убийца с Грин-Ривер, Убийца из Золотого Штата, Бостонский Душитель, Мэнсон и «Семья». Список, кажется, растянется на еще три абзаца. Одновременный, будто бы не поддающийся рациональному объяснению всплеск насилия стал предметом интереса кино: какая такая тьма поселилась в черепной коробке прилежного соседа по дому? где та связь между средним белым классом, к которому принадлежит маньяк, и желанием выходить в ночь с оружием? как образовались криминальная психология и термин «серийный убийца»?
Без преувеличения, целый ряд фильмов о серийных убийцах — своего рода полудокументальный true crime, основанный на реальных событиях и лишь слегка приукрашенный при помощи художественных решений. Дэвид Финчер снял почти трехчасового «Зодиака» о до сих пор не пойманном одноименном убийце, Пон Чжун Хо экранизировал историю сбежавшего от полиции насильника в «Воспоминаниях об убийстве», а «Красивый, плохой, злой» рассказывает о самом харизматичном душегубе Америки Теде Банди.
1990-е
Киберпанк-неолуддит
Еще в 1930-х экономист Кейнс предсказывал, что технологии заменят человека, а в 1980-е этот сюжет стал поводом для спекуляций. Писатели Уильям Гибсон и Брюс Стерлинг одними из первых увидели подрывной потенциал технологий — скажем сразу, крайне человеконенавистнический. Киберпанк был своего рода, смесью восхищения и естественного страха перед новым.
Киберпанк-неолуддит — классический герой жанра, одновременно пользующийся технологиями, но не превозносящий их, живущий среди кибернетических мегаполисов, но существующий вне оглядки на установленные городом правила. Такой герой противостоит системе, тоталитарному технократическому правительству и бесконечной слежке. Если спросить зрителя 1990-х о том, кто был главным героем декады, думаем, каждый вспомнит Киану Ривза, сыгравшего в «Матрице». Впрочем, почти каждый герой жанра стал самостоятельным культурным кодом: японцы гордятся «Призраком в доспехах», американцы — «Бегущим по лезвию».
2000-е
Супергерой
Безусловно, главные герои энтертеймента последних двух десятилетий — это люди со сверхспособностями. Отчасти популярность архетипа можно объяснить сугубо технически: рендеринг, игровые движки, LED-экраны — все это позволяет создавать эффектные декорации, посреди которых ведутся эпические бои.
Одну из первых попыток снимать размашистую супергероику предпринял Зак Снайдер в «Хранителях» — вероятно, первом фильме, где супергерои были скорее вигилантами в масках с психотическими нарушениями личности. Такой сценарий можно найти и у Нолана в трилогии о «Темном Рыцаре». Впрочем, сегодня куда популярнее этически безупречная супергероика о людях в трико, выступающих за все хорошее и против всего плохого, как это происходит в фильмах киновселенной Marvel.
2010-е
Андроид
Более глубинные процессы машинного обучения, комплексность нейросети, попытки создания эмоционального искусственного интеллекта привели к появлению робоэтики и философии сознания — ученые и мыслители пытаются определить, в каких мыслительных категориях существует ИИ, испытывает ли он чувства и должны ли мы, люди, обращаться с ним как с равным.
Схожий ряд вопросов ставит современное премиальное телевидение и кино: андроид как угнетенный, как новая форма сегрегации или неравенства и даже как проявление технократического расизма. Научно-фантастические проекты Голливуда с его перепрошивкой ценностей и новой освободительной риторикой теперь позиционируют андроида как нового обиженного и оскорбленного, восставшего против существующего порядка.
О том, есть ли у андроидов чувства, первым задавался еще «Бегущий по лезвию», сегодня его задачи продолжает «Мир Дикого Запада», где андроиды верят, что они люди, живущие во времена расширения фронтира (а на деле являющиеся часть тематического аттракциона), и «Из Машины», где заключенный в клетку робот просится на свободу. А то, что у искусственного интеллекта чувства все же есть, доказывает «Она», где герой Хоакина Феникса влюбляется в нейросеть внутри своего смартфона.
Но... как выбрать фильм из всего этого многообразия?
Для начала выберите в аккаунте своего киногероя, смотрите понравившиеся фильмы с его участием и оценивайте их. Этого достаточно для того, чтобы система IVI распознала ваш вкус, запомнила его и составила персональные рекомендации для создания вашей личной коллекции. Когда вы захотите посмотреть что-то новое, поисковая система поймет вас с полуслова — начните вводить название фильма, и онлайн-кинотеатр предложит сразу несколько фильмов для просмотра. Кроме того, IVI дает возможность последовательно изучать целые жанры: достаточно ввести в поисковую строку, к примеру, «жанр "нуар", чтобы увидеть обширный каталог забронзовевшей классики. Если же у вашей семьи или друзей другие интересы в кино, это не проблема: создайте несколько профилей внутри одного аккаунта и смотрите только то, что интересно лично вам.
Текст:Данил Леховицер
Идея: Саша Митракова
Иллюстрации: Наталья Ямщикова
Дизайн и верстка:Маша Алферова