Санта Рикотта: впишется ли новый мультфильм Pixar «Лука» про юных рептилоидов в контекст новой этики

Разумеется, это фильм не о том, каким толерантным стало нынче поганое европейское общество, что легко принимает племя младое, незнакомое в свои ряды — скорее наоборот. Сюжет показательно тривиален: есть мальчик Лука, и он, как ни удивительно, рептилоид — в смысле, что под водой живет в рыбно-антропоморфном виде. Что-то гнетет его, подрастающего в донно-деревенском сеттинге на мелководье — выгуливает безропотных рыбок-овечек на лужайке с водорослями, возвращаясь домой к родителям лишь к ужину. Но однажды он встретит беспризорника Альберто, который откроет ему странную тайну — оказывается, они представители неизученного биологического вида, потому что на воздухе они в мгновение превращаются в обычных homo sapiens. Разумеется, по всем заветам рептилоидной теории заговора, двое сорванцов решают незаметно внедриться в социум близлежащего крохотного итальянского рыбацкого городка, где давно опасаются загадочной нечисти, что иногда выныривает и пугает профессиональных удильщиков.

Вообще испытываешь некоторую неловкость, когда с подобных взрослых позиций пытаешься изучать вроде бы детский мультфильм. С другой стороны, авторы студии Pixar к этому почти каждый раз готовы — в том смысле, что воплощают лучше всех прочих подразделений корпорации Disney тамошнюю традиционную концепцию семейного кино, на которое родители поведут детей, и обеим зрительским категориям будет увлекательно независимо от уровня их платежеспособности. Скажем, последние восемь (!) их полных метров, за исключением, быть может, неудачного «Вперед», были куда более понятны взрослому, но при этом зашифрованный подтекст остается вполне удобоварим и для ненасмотренного зрителя. «Душа» была и вовсе фильмом о смерти — прямым текстом. «История игрушек 4» — о жизни после смерти, о том, как искать свое предназначение после того, как твоя биография, по сути, закончилась. «Тайна Коко» — опять же, про смерть, но в совершенно другом ракурсе — согласно местной мифологии, никто не уходит навсегда в небытие, они с нами рядом, пусть даже не физически. «Тачки 3» препарировали кризис среднего возраста человека, который уже всего добился и не знает, в какую сторону ему спускаться с собственной вершины. Наконец, «В поисках Дори» — разумеется, о памяти, что нас формирует и нас же уничтожает, разрушаясь с годами. При этом все эти фильмы — по-прежнему поразительно красивые компьютерные анимации про игрушки, веселых скелетиков, говорящие машинки, прикольных рыбок, и даже в «Душе» на экране вовсю скачут светящиеся призраки в стиле Пикассо. Говоря более сложными словами, через традиционную для коммерческой мультипликации механистическую активность на экране, которая неизбежно привлекает внимание зрителя любого возраста, Pixar пытается говорить о важном. Да, их морали и даже нотации кажутся навязчивыми и очень буквально проговоренными, и за это «одиснеившуюся» студию тоже регулярно осуждают — но, пожалуй, они одни из последних, кто хотя бы пытается.

Так вот, «Лука», вопреки своей подчеркнутой легковесности, спокойно выдерживает испытание кинокритическим аналитическим аппаратом. Это не промежуточный фильм Pixar, как можно было подумать, а такая безделица, которая в плане осмысленности действия даст фору многим их прочим основательным высказываниям о жизни, смерти и всем таком. Здесь множество нетривиальных мотивов, которые поданы исподволь, не прямым текстом. На поверхности этой итальянской кинолагуны плавает конфликт города и деревни: родители не отпускают Луку, хотя он витает в мечтах о чем-то большем, правда, до поры даже сам не понимает, чего же он ищет. В итоге окажется, что искал он банального земного школьного образования — Pixar подчеркивает, что величайшей сегодняшней добродетелью они видят любознательность как положительную интенцию к изучению мира вокруг. Альберто, таинственный герой без четкой мотивации, ищет лишь свободы, которую ему однажды дарует собственный мотороллер Vespa, однажды увиденный на рекламном плакате. Наконец, не менее важна и реакция самого социума мелкого городишки, который поначалу дружелюбно принимает Иных, но впоследствии все же замечает — что-то не так с мальчиками, у которых вдруг вместо кожи начинает блестеть чешуя, как только над жарким побережьем проходит освежающий дождик. Реально, как у Сартра: «Ад — это Другие». Мы существуем лишь в восприятии посторонних людей, и это восприятие обобщает нас, превращает в ходячий стереотип. Раз ты умеешь от рождения трансфигурировать из рыбы в человека, то это вовсе не значит, что ты такой как все, и тебя надо принять как особенного представителя меньшинства — напротив, перед нами морское чудище, от переднего плавника которого много наших мальчишек полегло.

Наконец, благодаря этой оппозиции своих и чужих, явно очерченной в фильме, можно посчитать «Луку» и картиной о геях или любом другом меньшинстве. В местном финале (не будем спойлерить, не волнуйтесь) люди все же принимают чудищ — и тогда оказывается, что не одни сорванцы прятались в человеческом обличье, но еще и пара старушек, которые по выходным стильно чиллят в ближайшей джелатерии, или даже бабушка Луки. Это почти что каминг-аут, предъявление миру себя самого — и некоторые доходят до этого только в старости. Но эта тема в фильме уж точно подана общими штрихами — и даже подозрительно длинные объятия Луки и Альберто не получают никакого развития, и, быть может, к лучшему — иначе картина выглядела бы как методичечное прогрессивное кино в пользу униженных и оскорбленных, а здесь вся актуальщина ощущается как тихая и потому искренняя.

Пожалуй, единственное, за что «Луку» можно было бы осудить — это паразитирование на Италии и всем итальянском. Режиссер Энрико Касароса, сам из Генуи, десять лет назад выпустил в стенах той же студии короткий метр «Луна», почти целиком состоявший из оммажа всей фильмографии Феллини в мультипликационной форме. В этот раз итальянских клише в его дебютном полном метре оказалось столько, что другому постановщику без таких же корней, может, это бы так легко не простили. Тут слишком много и пародийно жестикулируют, патетически кричат «Санта Моцарелла» и «Санта Рикотта», словно молятся святому сыру, любят Vespa больше жизни, радостно хлюпают пастой аж в нескольких сценах — словом, если бы в каком-нибудь российском телевизионном скетч-шоу снимали бы что-то на тему Италии, то там все выглядело бы примерно так же.

Но можно ли «Луку» простить за это прегрешение? Конечно, можно. Этот фильм вопреки всему покоряет тебя почти мгновенно. Как ни удивительно, но перед нами маленькое и скромное кино с бюджетом в $200+ миллионов, сделанное с балетной легкостью — герои буквально взлетают над собой, и для этого как будто бы не требуется никаких усилий (но мы просто не видим, какие кровавые мозоли понадобились на стадии сценария и прорисовки этого дорогостоящего произведения). А если по-честному, то ты садишься перед экраном с «Лукой» и моментально забываешь про рептилоидов, Путина, гей-лобби и антиваксеров — это тот самый «мультик», о котором невозможно не мечтать, если ты в детстве смотрел телевизор. Взрослые в момент превращаются в детей, а зрители помладше понемногу начинают считывать настоящий смысл и таким образом вырастают в верных координатах. В эпоху тотальной сегрегации и бесконечной сегментированности — мы постоянно ссоримся, отделяем правильных людей от неправильных — мультфильмы Pixar оказываются тем самым необходимым великим уравнителем, искусством, перед которым все равны — и все благодаря «Луке» погружаются в детство. Именно в этом объединяющем погружении мы сейчас остро нуждаемся.