«Засилье слабоумия и дефицит идей»: кинокритик Зинаида Пронченко формулирует претензии к российскому кино

Недавно я выпивала с другом детства, подвизавшимся на ниве спортивной журналистики, конкретно футбола. Он жаловался за рюмкой: играют часто, Зин, забивают редко, руководители везде некомпетентны, тоска, единственная отдушина — молодежка, типа «Зенит-2».

Практически теми же словами я могу описать и родную сферу профессиональных интересов: снимают много, но смотреть не на что, бюджеты везде непрозрачны, уныние, отдушины — нет, кроме якутов, которые существуют отдельно, «Россия-2» — это кнопка на телевизионном пульте, а не запасной план.

У издания «Медуза» (внесено в реестр «иноагентов». — Правила жизни) есть рубрика «Стыдные вопросы о...». К российскому кино все вопросы будут скорее грубыми. Фазу стыда мы с российским кино давно преодолели. Теперь можно и хамить. Куда уходят деньги? В прекрасное (безвозвратное) далеко? Кому-нибудь, кроме С. М. Сельянова, Л. Э. Верещагина и К. Л. Эрнста, их когда-нибудь дадут? То, что называется в России кинобизнесом, — это разговоры в пользу патриотического воспитания бедных и обогащения богатых или что-то еще? То, что называют в России артхаусом, — это разговоры о бедных, на деньги богатых, без всякой пользы — ни для первых, ни для вторых, ни для вечности? Новое российское кино — по-прежнему тихое? Или интересуется громкими темами, как-то: Чечня, Путин, Навальный, гомофобия, ксенофобия, мизогиния, но за кадром, а в кадре молчит и в лучшем случае городит тарковщину в золотом сечении?

Режиссеры в российском кино когда-нибудь будут работать с актерами или только следить, чтобы те выучили текст и явились на смену? Новую картину Андрея Звягинцева кто-нибудь поддержит или смельчаки — это не мы? Эпоха Мединского прошла, а фильмов вроде «Зоя» нет, почему, когда это кончится? Этсетера.

Очевидно, что российские кинематографисты творят, под собою чуя страну, а над собою — партию и правительство, поэтому крики страны о помощи в большинстве фильмов не слышны, насущное тонет в общем (отхожем) месте. Как этически, так и эстетически авторы обесточены и обездвижены и еще вечно обижены на международное фестивальное комьюнити. Жили без золотой пальмовой ветки полвека и еще столько же проживем. Золотой орел на каминной полке издалека выглядит не хуже золотого медведя.

Мало-мальскую осознанность проявляют вроде бы расплодившиеся онлайн-платформы. Сериал «Топи» невозможен на «Первом», ибо там течет река другого угрюм-времени, казалось, навсегда потерянного и вот, к неудовольствию, заново обретенного. Но и онлайн-платформы снимать торопятся, а думать не спешат. Через раз у них сериал комом, каждый первый проект попадает не в яблочко, не в сердце, а впросак. Пожалуй, «Хороший человек» — вопиющий пример того, как загубить выдающуюся историю о загубленных душах и погибнуть самому невыдающимся образом.

В российском кино наблюдается засилье слабоумия и дефицит идей, мнений, отваги и благих намерений, но еще элементарно и кадров. Складывается впечатление, что писать сценарии к фильмам в России некому, кроме Олега Маловичко, хотя он пишет как нейросеть — гугл-транслейтом. Складывается также впечатление, что играть в фильмах в России некому, кроме Александра Петрова и Юры Борисова; как только появляется новое лицо, его харизму моментально стирают частым злоупотреблением до состояния прохудившейся подметки. Российское кино как будто специально аннигилирует все живое. Ибо сказано: здесь птицы не поют, деревья не растут, здесь снимается кино, самое мертворожденное кино в мире.

Продюсируют кино в России, как и двадцать лет назад, в эпоху первичного накопления капитала, часто совсем случайные люди. Оно и понятно, если государство дает деньги только С. М. Сельянову, Л. Э. Верещагину и К. Л. Эрнсту, остальные желающие дебютировать или продолжить банкет вынуждены обращаться за помощью к проходимцам с большой дороги (других в России так и не проложили). Подобная экономика ведет к своеобразной герменевтике. Толкуют в кино только платежки, они же в кино и основные метафоры.

Ну, и наконец. Важная претензия к российскому кино заключается в том, что претензии оно не приемлет. Это служба одного окна и в один конец. На любой из озвученных вопросов ответ вам поступит краткий и предельно однозначный: кто как обзывается, тот так и называется. Уж сколько кинокритиков и киножурналистов кануло в это болото. В кино, как и в политике или футболе, — разбираются все. Экспертиза в кино обесценена, стоит чуть больше нуля, как и рецензия в прессе, средний гонорар за которую по стране составляет 2500 рублей. Создатели контента своих оппонентов априори презирают. Фидбэк не слушают, пожелания не учитывают. Удобно снимать кино в стране советской. Что бы ты ни снял, сколько ни потратил, как бы ни опростоволосился, ни пропагандировал, репутация твоя неизменна. Российский кинематографист — значит недопонятый, недополучивший шанса, недолюбленный. Пусть зрители и критики, за редчайшим исключением («Холоп», «Последний богатырь»), гонят российского кинематографиста от подола и из зала, he doesn’t care. Ведь главное, чтобы не отогнали от Минкульта, там хорошо, там в буфете макароны с сыром.