«К черту всех, кто не рыба-капля»: спецэпизод сериала «Эйфория» о трансгендерности, сексе и невозможности любви
Прежде всего, наверное, необходимо пояснить, зачем писать про каждый из эпизодов какого-то там сериала. Подумаешь, специальные серии, еще и в отрыве от общего сюжета первого сезона, хотя и изрядно его дополняющие. Объяснение простое: этот сериал называется «Эйфория» и оказалось, что он в 2019 году стал первым, кто по-настоящему ухватил дух новой эпохи. Истошная искренность, драматический надлом, проницаемость интима (в котором не осталось ничего сокровенного благодаря этим вашим интернетам, нюдсам и дикпикам) — все под клауд-рэп и в неоновых тонах, воплощенная сладкая фантазия о недалеком будущем. Кроме того, сериал подарил нам двух потенциально главных киногероинь момента — крошку Ру (Зендея), жертву юношеской наркоэпидемии, и трансгендерную девушку Джулс (Хантер Шаффер), проводящую свои дни в болезненном (не)приятии собственной сексуальности.
Тем актуальнее и важнее допэпизоды «Эйфории», неслучайно вышедшие зимой 2020–2021. С одной стороны, это такой пролонгированный рождественский подарок: вернуться к знакомым героям и обстоятельствам — лучшее, что можно сделать в наши взбудораженные времена. С другой, это также и важное высказывание о дне сегодняшнем: шоураннер Сэм Левинсон дает нам надежду, что мир все же вернется на круги своя, но вместе с этим напоминает, что нам придется разбираться со старыми нетривиальными вопросами, которые перед обществом ставит быстро меняющаяся обстановка. Иначе говоря, каждый из этих эпизодов — практически манифест, притом крайне своевременный, два сеанса психотерапии для депрессующего человечества.
Если в первом специальном эпизоде этот мотив задушевного разговора был обыгран опосредованно — там Ру сидела перед своим «спонсором» из общества Анонимных наркоманов, — то во втором, поэтично озаглавленном как «К черту всех, кто не рыба-капля» (интересно, знают ли авторы сериала про мем «Унылое говно», обессмертивший эту породу глубоководных обитателей из семейства психролютовых), как раз показан непосредственно прием у психотерапевта. Джулс изливает душу, но постоянно сбивается в своем рассказе — то плачет, то смеется, то щетинится как еж. Главное она говорит в самом начале — героиня думает отказаться от гормональных препаратов, во всяком случае, частично. Ей претит оценивать себя через привлекательность для мужчин, поэтому Джулс раздражает, например, что эти лекарства не дают ее голосу ломаться. Она хочет жить по-другому, но пока еще не придумала, как именно. Согласитесь, знакомая ситуация.
В отрыве от первого сезона второй спецэпизод «Эйфории», пожалуй, не смотрится. И в этом ничего страшного. Да, кто-то воспримет выход подобных серий как излишнюю рекламу для сериала, который в дополнительном промоутировании сейчас уже не очень нуждается. А некоторые даже обвинят Сэма Левинсона в мошенничестве — продает дешево снятые допматериалы под видом откровения. Впрочем, в случае спешлов «Эйфории» язык не поворачивается обвинять их авторов в алчности и недопустимом прагматизме — в этих двух среднеметражных фильмах явно видна, во-первых, авторская позиция, а во-вторых, заполошная искренность — что исполнителей, что авторов.
Это тем более важно, учитывая, что Хантер Шаффер, трансгендерная модель и теперь вот актриса, выступила впервые в своей жизни сосценаристкой (к тому же сопродюсеркой) — в «Эйфории» случился ее тройной дебют. То есть это еще и ее личный подвиг. Да, возможно, она говорит не от своего лица, а от лица героини, с которой за время съемок первого сезона очень сблизилась, стала хорошо ее понимать и отождествлять с собой. Оттого еще интереснее наблюдать за процессом постоянного перерождения актрисы из Хантер в Джулс: грань между реальным человеком и героиней стирается у тебя на глазах каждую секунду, ее работа в этой серии не укладывается ни в какую кинокритическую гипотезу. Мы до самого конца так и не поймем, где провести черту. И в этом смысле Джулс, как ярчайшая трансгендерная героиня современного ТВ, представляется как человек постоянно меняющийся, скользящий между двумя гендерами, ищущий себя в бесконечном спектре идентичностей.
Это очень важный разговор в контексте современного осмысления трансгендерности. С тех пор как человек стал волен выбирать, кто он есть, во всех мельчайших подробностях, мы привыкли обобщать людей: это мальчики, это девочки, а это какие-то непонятные «трансформеры» (пользуясь бумерско-путинской лексикой). Тогда как в отрыве от сексуально-гендерных вопросов все уже как-то согласились, что люди разные и уникальные.
И поэтому некоторая беспорядочность, хаотичность, нелогичность эпизоду все же простительна. Хотя до самого финала серии принять это мельтешение довольно тяжело. Современное кино, занятое борьбой за все хорошее и против всего плохого, приучает нас к простоте выводов и моралей. Режиссерами двигают понятные мотивы: они искренне пытаются менять мир к лучшему, а зашифрованные послания поймут лишь ценители, да и то не все, да и то не так. Поэтому в фильмах все чаще заявляют понятные, правильные и прогрессивные вещи, мы впитываем и, по идее, становимся лучше как биологический вид. Другой вопрос, что подобная прямолинейность не очень коррелирует с тем, как устроено зрительское восприятие и, в более общем смысле, человеческое сознание. Мы сложные, мы не говорим и не думаем киношными монологами. В этом сила второго спешла «Эйфории». Но в этом же и наша общая с ним слабость: когда два хаоса, в зрительском сознании и на экране, сталкиваются, ничего, кроме дополнительного хаоса, не получится. «К черту всех, кто не рыба-капля» — утомительное зрелище, из которого ты, скорее всего, ничего толком не вынесешь (хотя, повторимся, это лучше, чем унести с собой прописные истины).
Остроты этому, безусловно, спорному и несовершенному эпизоду придает вставная часть в середине, где Джулс противоречиво размышляет о своем либидо. Выясняется, что в ее отношениях с Ру как с первым партнером, который ее по-настоящему понял и почувствовал, участвует кое-кто третий, невидимый — парень, с которым у нее был секстинг (тема была подробно раскрыта в первом сезоне сериала, не будем углубляться). Несмотря на то что позже эти псевдоотношения глубоко травмировали ее (последовали травля и деанон), этот текстовый секс оказался для Джулс самым чувственным из всех, что были у нее в жизни. Нам настолько ярко и эротично живописуют фантазии героини, что становится даже неловко — есть четкое ощущение, что ты подсматриваешь за тем, чему свидетелем быть не должен.
Кроме всего прочего, в серии заметен еще один мотив, правда, не совсем очевидный для тех, кто не видел первый сезон. У Ру и Джулс сложились любовные отношения, мы вроде бы видим в обрывочных сценах, как они живут под одной крышей и, кажется, счастливы. И все же со временем становится понятно, что все это иллюзии. Эти фантазии (или кошмары) сродни тем сексуальным, что показаны в середине второй серии. У героинь ничего не выйдет — они настолько глубоко ушли в себя и в разрешение собственных несовершенств, что попросту не смогут быть вместе. Это и задел на продолжение в следующих сериях, и важный подтекст для человечества, утопающего в пороках и бедах. Оказывается, до тех пор, пока мы все не станем чуточку лучше, любовь — почти что невозможный конструкт, даже придуманная и даже на экране.
С этой жуткой мыслью «Эйфория» оставляет нас в ожидании второго сезона и предположительно светлого будущего.