«Убийство священного оленя» и Йоргос Лантимос: почему от них все без ума?

О респектабельном хирурге-кардиологе (Колин Фаррелл), у которого есть страшная тайна. Дома героя ждут красивая и по-хорошему требовательная жена (Николь Кидман) и талантливые дети (Санни Сулджик и Рэффи Кэссиди из «Мира будущего). Но вместо них герой проводит время со странным шестнадцатилетним подростком (Барри Кеоган, похожий на Сергея Бодрова-младшего) — делает тому подарки, встречается в тайных местах и чего-то хочет, но не может сказать. Зачем нужны эти свидания и чем они закончатся для семьи хирурга — секрет, который аудитории лучше узнать самой.

И что, этот фильм так хорош?

И даже лучше. «Убийство священного оленя» впечатывает зрителя в кресло с первых секунд. Каждое слово здесь — даже если его произносит ребенок — падает на пол, как кирпич. Необъяснимая (вплоть до самых титров) угроза и сила исходит от всех без исключения персонажей. Это триллер, но режиссер ловко избегает жанровых клише, а в тех сценах, где к ним все же приходится прибегнуть, очень остроумно объясняет мотивации героев. А их душевное состояние быстро-быстро передается зрителям за счет вполне технических приемов — сужающихся коридоров, оглушающей музыки, простых и потому быстродействующих метафор. Прозвучит громко, но «Убийство священного оленя» — это без пяти минут новое «Сияние»: парадоксальных ужастик о семейной жизни, незримом присутствии зла в каждом доме и упрямстве перед встречей с судьбой. Мастерство исполнения, впрочем, не удивляет: над этой формулой кино греческий режиссер Йоргос Лантимос корпел почти десять лет.

За что любят истории Лантимоса?

Если вкратце — за то, что словосочетание «греческая трагедия» благодаря Лантимосу теперь можно употреблять без приставки «древне-». Главные герои античных произведений — семьи; основной мотив античных произведений — предопределенность судьбы, которой персонажи или безнадежно сопротивляются или до которой через страдания дорастают. Обе эти темы находят отражение в фильмах Лантимоса. В «Убийстве священного оленя» семья вынуждена принести сакральную жертву. В «Лобстере» над героями ставится абсурдный социальный эксперимент вполне в духе древнегреческих полисов: они или образуют пары, или превращаются в изгоев и зверей. В «Клыке» родители скрывают от детей внешний мир, пока те не пройдут страннейший обряд инициации. В «Альпах» и вовсе обыгрывается античный миф о богах, принимавших обличье людей, чтобы входить в их дома: сиделки в больнице изображают умерших людей в попытке утешить их родных.

И во всех без исключения фильмах герои противятся своей судьбе — но не до финала, а почти до финала. Потому что режиссер всегда оставляет им немного времени на то, чтобы почувствовать свои унижение или триумф.

За что любят режиссуру Лантимоса?

За потрясающее чувство юмора: посмотрите, например, трейлер его фильма «Альпы». За радикальную жестокость, к вспышкам которой зрителя готовят примерно так же, как наставники в иезуитских школах готовили учеников к наказаниям за проступки. За дерзкий и искусный синтез цвета и музыки, которым кроме него из молодых европейцев может похвастаться разве что Николас Виндинг Рефн (на самом деле не только, но нам хотелось сказать что-то красиво). За резкие выпады: «Убийство священного оленя», например, начинается с показа операции на человеческом сердце (впрочем, каннский фильм Франсуа Озона и вовсе открывается медицинским осмотром вагины). И за то, что заново открыл Колина Фаррелла, который и в «Настоящем детективе» был молодцом, но воскрес для большого кино все-таки благодаря «Лобстеру» и «Убийству священного оленя». Актеры, кажется, доверяют режиссеру так же, как аргонавты Ясону. Николь Кидман ради Лантимоса обнажается, а Фаррелл, напротив, каждый раз облачает в какую-то броню: в «Лобстере» он вызывающе толстый, а в «Убийстве священного оленя» носит окладистую бороду, как у попа.

Что Лантимос сделал для Греции в свои годы?

Например, работал в команде, придумавшей церемонии открытия и закрытия Летних Олимпийских игр 2004 года. А еще вместе с Афиной Рахель Цангари основал компанию Haos — институт, повлиявший на новый греческий кинематограф точно так же, как «Догма-95» — на скандинавский. Творческий союз Цангари и Лантимоса подарил стране много камерных, но экспрессивных фильмов, каждый из которых можно описать как искусство возможного — или театр среди руин. Ведь до них индустрии как таковой в этой стране не было, были лишь прецеденты. А еще среди всех греков именно Лантимос наиболее востребован на международной арене. Его «Кинетта» ездила в Торонто, «Клык» победил в секции «Особый взгляд» в Каннах, «Альпы» боролись за свою львиную долю наград в Венеции и на «Оскаре», а «Лобстер» вернулся во Францию и взял приз жюри. Кстати, начиная с «Лобстера» фильмы Лантимоса привлекают внимание инвесторов и производителей со всей Европы. Это делает греческий кинематограф легитимной частью большой индустрии Старого света.

И что будет дальше?

Сотрудничество с Голливудом. В ближайшее время Лантимос снимет для канала AMC сериал «Становясь богом в Центральной Флориде» (On Becoming a God in Central Florida) — историю женщины, которая осталась без семьи и без работы, но не сдалась и пытается проложить себе путь на вершину пищевой цепочки. Для этого она вступает в финансовую пирамиду. Играет авантюристку Кирстен Данст, а продюсером выступает Джордж Клуни. Жанр сериала описывается как «темная комедия о девяностых». Кажется, для счастья этой формулировке не хватает только слова «лихих».

Но что в Лантимосе удивительнее всего?

Его умение перевоплощаться. В 2001 году Лантимос вместе с Лакисом Лазопулосом снял свой первый полнометражный фильм «Мой лучший друг». И сегодня, положа руку на сердце, это кино сложно аттестовать не иначе как греческую версию таких хитов, как «Красавчик» с Тилем Швайгером и «Что творят мужчины» Сарика Гарниковича Андреасяна. А пять фильмов спустя Лантимос вполне в духе древних греков сражается против целого мира в Каннах — и 28 мая или с триумфом победит, или стоически встретит свою судьбу*.