Приемный ситх
В «Логане» — последнем фильме про Росомаху — новая героиня, девочка по имени Лора, взахлеб читает комиксы о Людях Икс. Те самые, на которых эта кинофраншиза основана. В «Пробуждении силы» — седьмом эпизоде «Звездных войн» и первом, к которому непричастен создатель бренда Джордж Лукас — молодые герои преклоняются перед старыми: в далекой-далекой галактике Хан Соло и Дарт Вейдер не менее знамениты, чем в нашей. «Мир юрского периода» — фильм, перезапускающий франшизу о парке динозавров, созданную Стивеном Спилбергом в 90-х — рассказывает о втором по счету зоопарке с доисторическими тварями: его работники восхищаются первым парком, считая, что тот был лучше. Герои современных продолжений — это зачастую фанаты оригинальных фильмов. Почему так происходит?
Первая догадка: герой-фанат — это проекция зрителя. Интересный персонаж — это персонаж, способный вызвать у нас эмпатию. Иначе говоря, это такой герой, с которым публика частично идентифицирует себя. Если история рассказывает про некий незнакомый зрителю мир (Нарнию, Средиземье, Хогвартс или планету Пандора), ему проще ассоциировать себя с так называемым попаданцем — персонажем, который знает о вашей вселенной не больше, собственно, зрителя. Типичные попаданцы — братья и сестры Певенси из «Хроник Нарнии», Бильбо Бэггинс, Гарри Поттер, Джейк Салли из «Аватара».
Когда зритель возвращается в уже известную и любимую вселенную, ему больше не нужно разжевывать ее правила — поэтому и альтер-эго меняется. Фанат — отличный кандидат на эту роль, ведь, соприкасаясь с легендой, он испытывает те же эмоции, что и зритель. При виде пожилого Хана Соло Рей, героиня новых, диснеевских «Звездных войн», визжит от восторга вместе с залом. В «Мире юрского периода» сотрудники второго парка с динозаврами ностальгируют по первому, как и зрители. Для нового поколения супергероев Marvel, Человека-муравья и Человека-паука, Мстители — такие же поп-иконы, как и для публики. В 2010-х гиком быть не зазорно, и новые герои блокбастеров — самые настоящие гики.
Вторая догадка, не исключающая первую: герой-фанат — это проекция автора со всеми его сомнениями и страхами. Здесь понадобится пример из совершенно другой области — театральной. У московского Театра наций есть такой спектакль «Гамлет. Коллаж». Его поставил канадский режиссер Робер Лепаж, международная театральная звезда, а всех героев играет худрук театра Евгений Миронов. Постановка во многих отношениях выдающаяся, но сейчас нас интересует только одна сцена.
В оригинале Гамлет произносит один из самых важных своих монологов под впечатлением от талантливой игры бродячего комедианта («Что он Гекубе, что ему Гекуба?» — это как раз оттуда). Принц укоряет себя, что мало любит отца и вообще недостаточно глубоко переживает эмоции: ведь если этот актер так убивается из-за выдумки, то, будь он на месте Гамлета, наверняка не тянул бы с местью дяде-королю.
У Лепажа классический монолог звучит в абсолютно других обстоятельствах: герой Миронова перед телевизором, а на экране... «Гамлет» 1964 года. Гамлет-Миронов сравнивает себя не с каким-то безымянным трагиком, а с Гамлетом-Смокнутовским. «Я, артист Миронов, настоящий Гамлет или самозванец? — как бы спрашивает актер. — Мне действительно по плечу эта роль? Могу я присоединиться к элитному клубу датских принцев или нет?».
Конечно, в современном авторском театре режиссер может позволить себе больше вольностей, чем в высокобюджетном голливудском кино. Однако люди, ответственные за перезапуск какой-нибудь популярной франшизы, часто используют более «реалистичный» вариант той же схемы: новые герои сравнивают себя с предшественниками, боясь оказаться хуже, чем они.
Автор продолжения чувствует себя уязвимым, потому что дистанция между ним и зрителем короче, чем между создателем оригинального произведения и его фан-базой: Джордж Лукас был демиургом далекой-далекой галактики, Джей Джей Абрамс, снявший седьмой эпизод «Звездных войн» — всего лишь первый среди равных, фанат, которому доверили продолжить сагу. Поэтому в его фильме место Дарта Вейдера — самого узнаваемого персонажа классической трилогии — занимает начинающий злодей Кайло Рен, слабый, закомплексованный и больше всего на свете желающий сравняться с Вейдером, которого он боготворит.
Оригинал в мире продолжения-переосмысления — не только эталон, на который равняются новые, неуверенные в себе герои; это еще и источник мудрости и спасения. Тот же Джей Джей Абрамс до того, как взяться за продолжение «Звездных войн», снял ремейк другой космофраншизы, «Стартрека»: в его фильме наставником молодого коммандера Спока становится старый Спок из альтернативной реальности, то есть из оригинального сериала (в новом «Стартреке» его символично называют «посол Спок»). В «Мире юрского периода» своеобразным богом из машины служит тираннозавр из оригинальной, спилберговской трилогии. Наконец, в «Логане» тот самый комикс о Людях Икс подсказывает персонажам план выживания. Новые авторы приходят в старые франшизы на правах учеников и поклонников — и рассказывают об этом в своих фильмах, привнося в коммерческий кинематограф что-то очень личное.