Социальная изоляция, невидимый враг и теории заговоров: как коронавирус повлияет на фильмы ужасов в ближайшие 5–10 лет

Социальная изоляция, невидимый враг
и теории заговоров

как коронавирус повлияет на фильмы ужасов
в ближайшие 5-10 лет

В последние месяцы общество столкнулось с кризисом, который коснулся каждого. Катя Киселева, автор канала «Кино Кукуруза»
в «Яндекс.Дзене», по просьбе Правила жизни попыталась разобраться, как коллективный страх вируса и связанных с ним проблем отразится
на новых фильмах ужасов, снятых после карантина, какие сюжеты
мы будем смотреть и помогут ли хорроры справиться с этими страхами.

фото

катя киселева

Почему хорроры пугают нас,
но мы все равно их смотрим

В своем исследовании о причинах популярности фильмов ужасов психолог Гленн Д. Уолтерс выделяет три основные фактора, почему хорроры популярны. Во-первых, кинематографисты при помощи разных приемов манипулируют эмоциями зрителей, заставляя их ощутить саспенс, ужас, шок и огромное напряжение. Во-вторых, существуют релевантные и универсальные темы, которые раскрываются именно в этом жанре: страх смерти, социальные, культурные и религиозные явления в обществе, рефлексия на тему травматических событий — например, войны. В-третьих, жанр оставляет возможность испытать глубокие эмоции в безопасном формате, когда в любой момент можно выключить фильм, или же осознать нереалистичность происходящего.

Мы об этом не задумываемся, но на самом деле при просмотре фильмов ужасов нас охватывает страх трех разных уровней. Первый — даже не столько страх, сколько отвращение, когда на экране показывают нечто омерзительное. Второй — страх олицетворенный, когда на экране возникает некое воплощение этого страха. Например, Фредди Крюгер в серии фильмов «Кошмар на улице Вязов». И третий, самый страшный уровень — когда монстр вообще не появляется на экране, зритель самостоятельно додумывает образ этого зла.

Зигфрид Кракауэр, немецкий теоретик кинематографа, в своей работе Theory of Film. The Redemption of Physical Reality (1960) проводит аналогию между кино и древнегреческим мифом о Персее и горгоне Медузе. Чтобы избежать смертельного взгляда монстра, Персей использует свой щит как зеркало. Так и фильмы служат своеобразным щитом/отражением ужасов реальной жизни, которые становятся неопасными для зрителей. Хоррор как никакой другой жанр дает возможность увидеть и пережить свои страхи, становясь медиумом для актуализации ужаса, спрятанного в массовом подсознании.

Любой кризис в той или иной мере находит свое отражение в фильмах ужасов

Социальная повестка
в хоррорах

солнцестояние (Ари астер, 2019)

Последние несколько лет мы можем наблюдать настоящий рассвет фильмов ужасов, с помощью которых режиссеры пытаются отрефлексировать самые актуальные страхи и проблемы общества. Например, фильм Ари Астера «Солнцестояние», вышедший в 2019 году: здесь семейная драма становится отправной точкой, но не главной темой повествования. Можно ли увидеть в фильме подтекст о глобальном потеплении? Или комментарий о неравноправном положении мужчин и женщин в современном обществе? (Подробный обзор на «Солнцестояние» можно прочитать на моем канале в «Яндекс.Дзене».) Или «Диббук» (2019) — хоррор режиссера Кита Томаса про молодого еврея, который соглашается всю ночь читать молитвы над телом умершего. Ночные ужасы становятся для героя своего рода терапией, которая помогает ему преодолеть чувство вины за то, что он не смог защитить своего брата от антисемитов. А в хорроре «Человек-невидимка» (2020) Ли Уоннелл помещает женщину в центр повествования, констатируя и актуализируя проблемы домашнего насилия, протест против которого стал неотъемлемой частью актуальной повестки.

Помимо новых сюжетов кинематографисты делают попытки вдохнуть вторую жизнь в классические фильмы ужасов, однако удается это не всем — вспомните хотя бы, как досталось от критиков «Кладбищу домашних животных» по Стивену Кингу. Но удачи случаются и на этом непростом поле: например, большой удачей стал фильм «Человек-невидимка» (2020) с потрясающей Элизабет Мосс в главной роли или любопытное продолжение легендарного «Сияния», лента «Доктор Сон» (о предстоящих адаптациях классических хорроров и волшебной формуле экранного ужаса, найденной в «Человеке-невидимке», подробнее можно прочитать в моем материале на канале в «Яндекс.Дзене»).

«Черное зеркало» в реальности: как Covid-19 повлияет на хорроры

Любой кризис в той или иной мере находит свое отражение в фильмах ужасов. Однако вопрос не в способности хорроров стать «зеркалом», а в том, насколько общество готово смотреть на это самое отражение.

Кинокритик Правила жизни Егор Москвитин отмечает, что фильмы ужасов всегда были способом рефлексии коллективных страхов и задолго до коронавируса хорроры показывали ужасы современности: так, уже в 1922 году в картине Фридриха Вильгельма Мурнау «Носферату, симфония ужаса» проявилась боязнь «иного» и антисемитские мотивы. Сюжеты хорроров 1950-х создавались под влиянием опасений атомной войны и вторжения коммунистов, а в 1970-е в фильмах ужасов отразились социальные конфликты — это можно увидеть, например, в фильмах «Соломенные псы» (Сэм Пекинпа, 1971) и «Избавление» (Джон Бурмен, 1972), где ярко проявляется оппозиция так называемых американских реднеков (жители сельской глубинки США) и хиппи. В фильме «У холмов есть глаза» (1977) Уэса Крэйвена на обычную семью среднего класса нападают жестокие изверги, не знакомые с цивилизацией. «Вторжение похитителей тел» (Филип Кауфман, 1978) и «Нечто» (Джон Карпентер, 1982) — ужасающий невидимый враг, который порождает страх и паранойю. Более поздний пример — картина Джордана Пила «Мы» (2019), которую можно трактовать как критику очевидного классового неравенства в современной Америке, формально претендующей на звание одной из самых толерантных стран (и прямо сейчас, когда США охватили протесты против системного расизма Black Lives Matter, мы видим, насколько актуальной оказалась поднятая режиссером проблема).

После четырех месяцев медийного шума вокруг коронавируса можно предположить, что в посвященных ему хоррорах он найдет отражение тремя разными способами:

у холмов есть глаза (уэс крэйвен, 1977)

Вторжение похитителей тел (Филип Кауфман, 1978)

Невидимый враг

Страх перед невидимым врагом, который поджидает нас и может атаковать в любой момент при взаимодействии с другими людьми или даже предметами, — можно ли придумать более благодатную почву для сценаристов, которые пишут хорроры?

Так, фильм «Тихое место» (Джон Красински, 2018) показывает родителей, которые пытаются защитить своих детей и выжить в постапокалиптическом мире — его захватили агрессивные инопланетные существа, реагирующие на громкие звуки. Образ пришельцев отлично работает в качестве неведомого и жестокого врага, от которого нужно прятаться. Пришельцы, монстры здесь — любое зло, от которого нужно прятать свою семью и близких.

Человек-невидимка (Ли Уоннелл, 2020)

Тихое место (Джон Красински, 2018)

Социальная изоляция

Вирус актуализирует страх перед любым живым существом: во время пандемии каждый встреченный человек на улице становится потенциальным переносчиком болезни. И здесь у фильмов ужасов есть свой излюбленный троп — истории о вторжении в дом. Этот троп существует примерно столько же, сколько сам кинематограф. Но современный облик он получил в 1997 году в фильме Михаэля Ханеке «Забавные игры», в котором пара психопатов вторгается в дом обычной семьи среднего класса, а зрители вместе с героями испытывают возрастающее ощущение беспомощности и ужаса.

Конечно, страх чужого не обязательно должен выражаться именно во вторжении. Совсем иначе эта тема раскрывается в антирасистском хорроре Джордана Пила «Прочь» (2017) о дискриминации, которая актуальна именно сегодня. А в фильме датского режиссера Дэниэла Боргмана Harpiks (2019) семья живет на отдаленном острове и избегает любых контактов с внешним миром. Почему и от кого прячутся персонажи? Какие ужасы ожидают их за пределами острова?

Задолго
до коронавируса хорроры
показывали
ужасы современности

Забавные игры (Михаэль ханеке, 1997)

Средний класс

Вирусы — далеко не новость для человечества, но люди по всему миру, по собственной воле изолировавшиеся в своих домах на несколько месяцев, — это как раз что-то новенькое. Коронавирус поменял правила, и даже самые благополучные страны столкнулись с давно забытым страхом. Средний класс, несмотря на все доступные ему блага, и даже самые богатые люди точно так же подвержены риску, как и маргинальные слои населения. Метафорически об этом уже давно говорят фильмы о вирусах и зомби: оба этих явления тоже поражают людей независимо от размера их банковского счета. Так, в корейском фильме «Поезд в Пусан» (Ён Сан-хо, 2016) мы следили за зомби, атакующими зажиточный класс. А в картине Дэвида Фрейна «Третья волна зомби» зомби-чума поражает Ирландию, но почти всех удается исцелить и вернуть в общество. Фишка в том, что они помнят все, что делали до того, как вылечились. При этом общество категорически против интеграции бывших монстров в обычную жизнь, благодаря чему поднимаются важные проблемы ксенофобии и расизма.

Могут ли зомби стать тем самым образом, который покажет страх перед вирусом? Вполне возможно. Параллель слишком очевидна, к тому же зрители и до карантина с удовольствием смотрели фильмы и сериалы про зомби.

поезд в пусан (Ён сан-хо, 2016)

Биопанк
и теории заговоров

Естественная реакция людей на подобные вспышки вирусов — это попытка найти хоть какую-то логику в происходящем. Отчасти благодаря этому стремлению возникают теории заговоров, а псевдонаучные мнения распространяются быстрее, чем сам вирус. По мнению кинокритика Правила жизни Данила Леховицера, попытка оседлать тему коронавируса уведет хоррор-индустрию к фильмам-пандемиям или биопанку — точнее, к обновлению этих субжанров: «Философы, исследующие фильмы ужасов, вроде модных сейчас спекулятивных реалистов Юджина Такера или Бена Вударда пишут, что хоррор-мейкерам следует искать неочевидные художественные и повествовательные решения не в образе монстра — источником страха может быть невидимость, безличность вируса. Хоррор о коронавирусе или схожих штаммах должен предпочесть капслоку более тонкий петит: фонтанирующие кровью мутации от вируса уступят место более изощренным сюжетам об эпидемии и ее последствиях, новому виду коммуникации между людьми, возможно, доминированию фармакологических институций в мире недалекого будущего».

Тема коронавирусных страхов не исчерпывается приведенными примерами. Возможно, совсем скоро мы увидим антиутопические ужасы о том, как общество меняется навсегда, где вместо правительства выступает совет медиков, а здоровье становится определяющим критерием получения тех или иных благ цивилизации. Или боди-хорроры, связанные со страхом обязательной вакцинации. Вместо потери вкусовых ощущений симптомом болезни может стать, например, потеря другого чувства — как, например, в картине 2008 года «Слепота» Фернанду Мейреллиша.

Patricia J. Garcinuno/Getty Images